Фридрих Барбаросса - Василий Балакин

Тем временем перед ратушей, где велись эти переговоры, стал собираться народ. Было видно, что люди раздражены прибытием в город немцев. Возбуждение нарастало, и, наконец, ненависть миланцев выплеснулась угрожающими криками: «Вышвырнуть их! Чего там с ними возитесь?! Прибить их и делу конец! Давай открывай!» Хорошо еще, что вовремя успели закрыть ставни, по которым загромыхали летевшие из толпы камни. Разбушевавшиеся горожане едва не захватили представителей Барбароссы, которым была бы уготована печальная участь. В конце концов консулам удалось восстановить порядок и провести Райнальда с его спутниками в приготовленный для них дом. Под покровом ночи немцы, сопровождавшие эрцканцлера, тайком покинули город. Сам же Райнальд остался, считая ниже собственного достоинства бежать подобно захваченному врасплох вору. Напрасно представители рыцарского сословия вальвассоров пытались умиротворить его клятвенными заверениями, что Милан в точности выполнит все взятые на себя обязательства. Когда на следующий день Райнальд, гордо и бесстрашно восседая на коне, покидал город, в душе своей он уже вынес Милану смертный приговор.

Охваченный негодованием Барбаросса тут же вызвал к себе миланцев. Они явились во главе со своим перепуганным архиепископом, которому при виде императора сделалось настолько плохо, что его, бормотавшего извинения, пришлось вывести под руки. Миланцы, вынужденные держать ответ, и на сей раз не сказали ничего по существу, отделавшись пустыми отговорками. Уличенные в клятвопреступлении, они вызывающе дерзко заявили: «Мы, конечно, клялись, но ведь не обещали соблюдать клятву!»

Новая война с Миланом становилась неизбежной. Императору нечего было и думать о возвращении в Германию. Маленькая, но строптивая Крема продолжала упорствовать в своей непокорности. Ободренная ее примером, опять стала склоняться к неповиновению и Пьяченца. Установить свое прочное господство в Италии император мог, лишь преподав бунтовщикам хороший урок. Когда миланцы пропустили и последний срок, отведенный им для представления исчерпывающих объяснений, Барбаросса подверг мятежный город имперской опале. Он повелел одновременно с этим обнародовать и суждение докторов права из Болонской юридической академии, согласно которому преданные опале государственные преступники отдаются в рабство и лишаются своего имущества. Тем самым оправдывалась любая самая жестокая расправа, какую мог император совершить над Миланом.

Понимая, что одними только Ронкальскими законами не сломить сопротивление, Барбаросса решил укрепить свои вооруженные силы, призвав из Германии свежее подкрепление. В феврале 1159 года он потребовал от Генриха Льва и других светских и духовных князей прибыть весной вместе со своими отрядами в Италию. Никто не осмелился возражать императору, и вскоре военные отряды из Германии опять собрались на Ронкальских полях. Большинство рыцарей даже не успели добраться до родины. Настигнутые на марше императорским приказом, они тут же повернули назад. Императрица Беатрикс, дабы не обрекать супруга на долгую разлуку, также направилась в сопровождении Генриха Льва в Италию. В ближайшие годы, которые Барбароссе было суждено провести там, она не расставалась с ним.

Остававшееся с императором в Италии войско располагалось около Болоньи, тогда как сам он без устали разъезжал по Ломбардии, вдохновляя своих друзей на новые ратные подвиги и стремясь расширить круг сторонников. Постоянные тяготы и лишения походной жизни, переезды верхом на коне в любую погоду не прошли даром: в свои 36 лет Барбаросса уже страдал подагрой. К тому же его итальянские подданные не всегда отличались гостеприимством. Когда он вознамерился передохнуть в Лоди, на него совершили почти одновременно, одно за другим, два покушения, окончившихся более счастливо для него, нежели для покушавшихся. В посягательстве на жизнь императора обвинили миланцев, хотя тому и не было доказательств.

Но прежде чем начать борьбу с Миланом, решили преподать наглядный урок Креме, жители которой, полагаясь на свой союз с Миланом и Брешией, не выполнили приказ императора разрушить свои оборонительные сооружения. Барбаросса, дорожа собственной репутацией, не мог стерпеть такой непокорности. Объявив Креме имперскую опалу, он приказал в июле 1159 года приступить к осаде города. Для этого он выделил часть своего войска, а с остальными начал военные действия против Милана, соединившись с итальянскими вспомогательными отрядами. Спустя некоторое время он лично возглавил осаду Кремы. Однако расчеты на скорый и легкий успех не оправдались: оборонительные сооружения маленького города и мужество его защитников не позволили решить дело одной атакой. Немцы были вынуждены перейти к долгой и изнурительной для обеих сторон осаде.

Тем временем и борьба против Милана, шедшая с переменным успехом, не приносила желаемого результата. Взаимоотношения императора с папой Адрианом IV также приобрели характер борьбы, только перенесенной в область дипломатии. После проведения Фридрихом Ронкальского рейхстага у папы римского более не оставалось сомнений относительно того, что власть императора не совместима с его интересами. Формальный суверенитет немецких королей и римских императоров над Италией существовал издавна, однако после того, как Штауфен, огласив Ронкальские законы, показал, что не намерен долее довольствоваться пустым титулом, борьба за власть в Италии стала неизбежной. Осознание этой истины лишило покоя Адриана и его канцлера Роланда. Время осторожного лавирования и робких уступок прошло, пробил час решающей схватки.

Если еще каких-нибудь десять лет назад могло казаться, что провозглашенное папой Григорием VII притязание церкви на господство в мире стало реальностью, то теперь эта иллюзия рассеялась. Тем важнее для папства было постараться реализовать хотя бы в Италии тезис Григория, гласивший, что свобода церкви может обеспечиваться только ее господством. Однако Ронкальские постановления похоронили и этот принцип. Церкви ломбардских городов, до сих пор признававшие папу и как своего светского главу, теперь попали в зависимость от римского императора как своего верховного сюзерена.

Сразу же после Ронкальского рейхстага в тайный сговор с курией вступили представители Милана. К заговору подключились Пьяченца, Брешиа и Крема. Любое сопротивление императорской власти римский первосвященник объявлял богоугодным делом, вдохновляя своих сторонников на борьбу. Участников этой борьбы он поддерживал не только своим благословением, но и всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Так, еще до начала осады немцами Кремы заговорщики заключили друг с другом договор. Милан и дружественные ему города обязались не прекращать без папского одобрения сопротивление императору, даже если из-за этого завяжется борьба не на жизнь, а на смерть. Адриан в свою очередь обещал не упускать, используя свой апостолический авторитет, ни одной возможности навредить императору, оспорить действительность Ронкальских законов и, наконец, дождавшись удобного момента, предать анафеме Фридриха и его подручных.