Форпост. Найди и убей - Андрей Валерьев

Следующим посетителем, как и предполагалось, оказался Романов. Вежливо поздоровавшись с Алиной, он уселся на пороге палатки и просветил Ивана о том, что босс категорически отказался выделять бензин на поездку, так что придётся идти пешком. Немного подремавший Иван, почувствовал себя лучше и сразу взял быка за рога.

– Памятник? Да? Солдатам? Челюсть у Володи упала на пол.

– Как? Откуда вы…

Настроение у Вани сильно улучшилось. Наблюдать за растерянным умником было сплошное удовольствие!

– Чую! – Интонация у Вани была самая, что ни на есть таинственная. Позади Володи с непонимающим видом сидела Алина. Впрочем весь эффект пошёл насмарку когда Романов начал прикидывать где они находятся территориально и насколько далеко в будущее их занесло. Потому что на памятнике морякам-краснофлотцам кроме выбитых на гранитной плите якоря и надписи «1944г.» больше ни хрена не сохранилось.

-Э-э-э-э…

«Твою дивизию! Что-то не так. Засбоило что-то». – Внутренне Маляренко был разочарован, но внешне он остался невозмутим. Хороший понт – дороже денег.

– Крым это. – Иван припомнил свою карту и то, что он помнил о географии полуострова. – Мы примерно в районе Евпатории. А по времени… не знаю, Володя, не знаю. Никак не меньше пятисот лет. А иначе вокруг развалин было бы до чёрта. Маляренко приподнялся на локте.

– Это Крым. И мы в будущем, любимая. В далёком, далёком будущем.

Часть 3. «Жизнь и прочие сопутствующие явления»

Иван Сергеевич Маляренко маялся. Он не мог уснуть. Снова наступил сентябрь. И снова каждую ночь будет сниться этот сон про давным-давно пропавшего брата.

Впервые это кино приснилось ему двенадцать лет тому назад. Иван Сергеевич решил, что он сошёл с ума. Степь, море на горизонте, каменные плиты. Абсолютно сумасшедшая надпись на граните. И брат. Похудевший и загорелый как папуас. И женщина. И ещё один, худой как скелет мужик, чего-то копающий невдалеке… Самым страшным был запах. Запах степного разнотравья и горькие нотки полыни, пыли и смерти. Разве ТАК может сниться? А птица? А жужжащая муха? А шум ветра в ушах? Тогда, в первый раз, старший оперуполномоченный ГОВД подскочил в постели с диким воплем, безумно напугав супругу и спящего в соседней комнате сына. Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из ушей. Тогда Иван Сергеевич едва смог успокоить жену, сославшись на вчерашнее дело.

Наутро, сказавшись больным, капитан Маляренко на службу не поехал. С братом они не ладили с детства, чёрт знает почему. С чего всё началось – никто не помнил, да это было и не важно. Просто не ладили и всё. А после того, как кузен «кинул» отца и ушёл работать к конкурентам, отняв нехилый кусок доходов семьи, отношения испортились вконец. Братья виделись лишь раз в год на дне рождения деда. И вдруг, ни с того ни с сего, такое. Капитан сидел на кухне, уставившись в стенку, и снова и снова проматывал «видео».

Полковник Маляренко вздохнул. Тогда он позвонил тётке и спросил брательника, сославшись на какое-то пустячное дело. Выяснилось, что тёзка только что умотал в аэропорт и что он летит в командировку на дальний восток. А потом брат пропал. Три дня о нём не было ни слуху ни духу, телефон был недоступен, а на работе терялись в догадках насчёт того, где Иван может быть. Отцов брат немедленно вылетел следом. В аэропорту подтвердили, что И.А. Маляренко прибыл в пункт назначения согласно расписанию, а затем ласковые и внимательные люди в штатском настоятельно попросили дядю Андрея ехать домой – мол, мы вам позвоним. Вернувшись домой дядя слёг с сердечным приступом. Врачам удалось его спасти, но сразу с инсультом свалилась тётка. Все семейные распри были забыты и уже собственный папаша, потребовал от Ивана поднять все свои связи и помочь найти брата. Надо сказать, что не вышедший разрезом глаз, Иван так и не смог поступить ни в Алматинскую, ни в Карагандинскую школу милиции и после службы в армии уехал в Пермское училище. Которое с успехом и окончил. Так что знакомых, приятелей и друзей в российских силовых структурах у капитана Маляренко было предостаточно. Однако все телефонные звонки и встречи ничего не дали. А потом один из сокурсников, нервно оглядываясь, дал понять излишне любопытному менту, что соваться в это дело не стоит. Ибо дело на контроле… И, кажется, даже не ФСБ. Потому как (тут сокурсник перешёл на шёпот) в тот день по всей стране людей пропало – не счесть. Понял? Иван понял. Об эту стенку можно лоб расшибить. Причём насмерть.

Родители брата угасли за три месяца. Сначала отцов брат, через неделю – его жена. Тогда, впервые в своей жизни, капитан Маляренко почувствовал, что он осиротел.

Этот сон приходил всегда в начале сентября. Крутился неделю, а потом исчезал. Всегда один и тот же. Уже минул и восемнадцатый год, шёл двадцатый, а никаких боевых действий в Крыму отставной полковник не наблюдал. Всё было тихо-мирно. Иван Сергеевич зевнул и, наконец, заснул.

– Слухай, Вовка, а действительно, сколько лет он, по-твоему здесь стоит? – Брат сосредоточенно оттирал от пыли якорь на монументе. Пыльная и грязная ладонь, шурша, ходила по граниту. Брат был всё так же молод. Только ещё сильнее загорел, да изрядно оброс. Светло-рыжая борода на чёрном лице смотрелась забавно.

– Тыщща! Не меньше! – В поле зрения возник знакомый тощий тип в рваном пиджачке. Тип шумно высморкался и продолжил: – Двинули уже, а? Нам до посёлка ещё топать и топать. До темноты бы успеть, а то нарвёмся.

– Двинули, Володя. Двинули.

Полковник проснулся, поднялся, стараясь не разбудить захворавшую жену, и пошёл в кабинет. Достал бумагу и карандаш. Перед глазами стоял обелиск с якорем.

Глава 1. В которой Иван Андреевич приходит к выводу, что зима это лучшее время года. Почти.

Наступившая зима Ивану понравилась. Ну как «понравилась»… Ну как «зима»… ожидал он, конечно, худшего – метелей, голода, холода и полноценной зимовки с синими носами вокруг печки-буржуйки. А получалось пока что всё дольно мило. Две недели лёгких дождиков, прохладный ветерок и однажды ранним утром – пар изо рта. В остальном это была обычная ранняя осень по меркам средней полосы. Звонарёв только довольно крякал, глядя на очччень медленно тающую поленницу – печку топили раз пять, не больше.

– А я тебе говорю, что лето тут – это самое дерьмовое время года! – Коля, залившийся брагой по случаю своего дня рождения по самое «не могу», размахивал перед носом Ивана грязным указательным пальцем. – Потому как… о!

– Да я что, спорю? – Маляренко снисходительно улыбался. Позади ушедшего в нирвану вождя со страдальческим выражением на лице стояла Ольга. Судя по виду Николая – ждать оставалось недолго. Наконец вождь прикорнул фейсом об тэйбл и Иван скомандовал: – Забирайте!

Бывшие военнопленные, Макс и Аркадий, а ныне подсобные рабочие под началом Звонарёва, шустро подхватили вождя и потащили его к дальнему шалашу – отсыпаться. Заносить в дом эту благоухающую тушку женщины категорически запретили.

Кутаясь в безразмерную брезентовую робу, Маляренко вылез из под навеса столовой. Дождь едва накрапывал, хотя небо было плотно затянуто свинцовой пеленой туч, отчего казалось, что уже вечер. Решив, что хороший послеобеденный сон ему точно не помешает, Иван подцепил лопатой лежавший в костре булыжник и споро отволок его к своему шалашу.

Разок попытавшись переночевать вместе со всеми в общем доме, чета Маляренко дружно отказалась от своего угла и переселилась обратно в палатку. Алина, правда, со страхом ожидала зимы, когда ей придётся вернуться в коммуналку, но Иван, почесав репу, заявил, мол, война план покажет – когда будет зима, тогда и будем думать. После чего из вязанок камыша он соорудил довольно толстую основу на которую и водрузил свой капроновый домик. Алина прошлась по тёплому и слегка пружинящему полу и, в общем, осталась довольна. О чём не замедлила сообщить мужу. Сообщала она, пользуясь отдельной жилплощадью, используя все свои умения и возможности. Окрылённый такой оценкой своего труда, Иван насыпал по периметру глиняную отмостку, чтобы камышовые маты не отмокали, и соорудил из более-менее ровных веток каркас вокруг палатки. А затем, используя всё тот же камыш и гибкие прутья кустарника, нарастил на каркас, так сказать «мясо». Внешне смотрелось это сооружение совершенно кошмарно – бесформенный стог сена с торчащими там и сям ветками и камышинами. Зато внутри было тепло и уютно. Никакие дожди и ветер не проникали сквозь это сооружение. А про палатку и говорить было нечего – сплошная красота! Гордая Алина привела на экскурсию всех подружек. Подружки работу Маляренко оценили, отчего тот ещё больше выпятил грудь и расправил плечи. Апофеозом творческой мысли Ивана Андреевича была толстенная глиняная лепёшка возле входа. Туда, в небольшое углубление в центре, по вечерам клался разогретый в костре десятикилограммовый булыжник. Тепла, которое он давал, вполне хватало на ночь. Так что спать в куртках, чего опасалась Алина, не пришлось. Частенько ночью было настолько жарко, что матерящийся Маляренко расстёгивал и откидывал полог палатки.