Кому бесславие, кому бессмертие - Леонид Острецов

— Я готов, — согласился Антон, подумав, что научного толку от него все равно не будет, даже если бы он реально захотел этого. — Более того: я мог бы взять на себя не только проработку списков, но и проведение предварительных бесед с учеными на предмет оценки их возможной пригодности к ведущимся исследованиям. Если, конечно, вы сочтете возможным посвятить меня в основные темы.

— Теперь это возможно, — сказал Зиверг. — Не скрою, много времени ушло на то, чтобы провести проверку относительно вас на предмет благонадежности.

— Я не сомневался в этом, — с некоторым волнением ответил Антон.

— Теперь же я могу оформить вас как научного сотрудника нашей организации.

— Какой организации?

— Отныне вы будете сотрудником отдела по науке имперского министерства внутренних дел. Это ваша официальная должность. На самом деле наша рабочая группа, группа 6-Г — это научно-методический отдел шестого управления РСХА — управления международной разведки. Мы организовываем общую координирующую деятельность большинства научных институтов рейха.

— А куда мы едем? — только и смог вымолвить Антон, обескураженный такой новостью.

— До конца улицы, — ответил Зиверг. — Вы уже подготовили за это время хоть какие-нибудь материалы?

— Кое-что есть.

— Они у вас дома? Можете мне сейчас же передать их?

— Да, конечно…

— Вот и отлично. Я высажу вас за углом и буду ждать с противоположной стороны улицы.

Через четверть часа Антон снова сел в машину Зиверга и передал ему папку со списками.

— Увесистый труд, — сказал Зиверг. — Надеюсь, вы не забыли отметить, где можно найти этих людей?

— Конечно, нет, — ответил Антон. — Образование, специальность, подразделение службы или место работы.

— Прекрасно, Отто. Вы хорошо поработали, — одобрительно произнес он. — В скором времени вы получите чин унтершарфюрера СС.

— Это для меня не главное, — вырвалось у Антона.

— Вы получите его хотя бы на основании того, что являетесь поручиком РОА, а РОА отныне, как и все власовское движение, уже состоит в рядах ордена[2].

— Я поручик РОА?! — удивился Антон. — Но откуда у вас такие сведения?

— Не забывайте, что разговариваете с полковником разведки, Отто, — произнес Зиверг. — В управлении давно установлено наблюдение за тем, что происходит в штабе Власова. Что касается вашего назначения, так оно состоялось лишь вчера и потому вы еще не знаете о нем.

— У вас оперативные сведения! — с преувеличенным восхищением в голосе и с тревогой внутри воскликнул Антон, а Зиверг самодовольно кивнул головой.

Когда Антон вернулся на виллу, Власов ужинал в компании Малышкина, Фрейлиха и еще нескольких человек.

— Где гуляешь, Горин? — спросил он, наливая водку в пустой стакан. — Садись, выпей за свое новое звание — поручик Русской Освободительной Армии! Давай, Горин, давай! За тебя! И за наше дело!

Ночью Антон лежал в своей каморке, и мысли его скользили по череде последних событий. Он думал об Эльзе и Зиверге, а также о том, что в судьбе тех людей, которых Зиверг выберет из его списка, он сыграет определенную роль. Эта роль может оказаться для них положительной в свете той информации, которую сообщила ему Эльза. Ведь все они согласно правилам будут выведены из списков членов РОА, и, может быть, в случае краха Движения это сможет спасти им жизнь.

Глава 9

Встреча с Гиммлером была назначена на двадцать первое июля сорок четвертого года. Власов ждал ее с нетерпением, раздраженно выслушивая советы своих заместителей о том, как вести себя с рейхсфюрером СС.

Но встреча не состоялась. Накануне, двадцатого июля весь Берлин облетела новость о покушении на Гитлера. Сразу же возникло множество самых разнообразных слухов, но уже ночью радиостанция «Германия» передала в эфир обращение фюрера к нации:

— Мои немецкие товарищи! — выкрикивал он из репродуктора. — Я выступаю перед вами сегодня, во-первых, чтобы вы могли услышать мой голос и убедиться, что я жив и здоров, и, во-вторых, чтобы вы могли узнать о преступлении, беспрецедентном в истории Германии…

Бомба, подложенная полковником графом фон Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах справа от меня. Взрывом были серьезно ранены мои верные и преданные сподвижники, один из которых погиб. Сам я остался совершенно невредим, если не считать нескольких незначительных царапин, ожогов и ссадин.

Я рассматриваю это как подтверждение миссии, возложенной на меня провидением…

Круг этих узурпаторов очень узок и не имеет ничего общего с духом германского вермахта и прежде всего германского народа. Это банда преступных элементов, которые будут безжалостно уничтожены.

Поэтому сейчас я отдал распоряжение, чтобы ни одно военное учреждение… не подчинялось приказам, исходившим от этой шайки узурпаторов. Я приказываю также считать долгом арест каждого, кто отдает или исполняет такие приказы, а если он оказывает сопротивление, расстреливать его на месте…

— Узнаю до боли знакомые речи, — произнес Малышкин, сидя у радиоприемника. — Как будто на родину вернулся.

— Это может обернуться для нас катастрофой, — заметил Власов. — Теперь неизбежно начнутся репрессии, которые могут ударить и по нам. Бедный Штауфенберг! И себя погубили, и нам мероприятие сорвали.

— Обидно, что такое дело и вхолостую, — заметил адъютант Власова, Ростислав Антонов. — Лучше бы сразу с нами посоветовались. Мы бы им хороших спецов подыскали из бывших чекистов…

— Не до шуток, — бросил ему Власов.

На следующий день позвонил адъютант д'Алькена и сообщил, что встреча с рейхсфюрером откладывается на неопределенный срок. Сразу же на виллу зачастили типы из СС — приходил и бывший член военного трибунала и следователь из СД. С ними Власов был предельно сдержан и дипломатичен как никогда.

— Не скрою: у нас есть основания полагать, что у вас тоже может быть интерес в устранении фюрера, — сказал Власову штандартенфюрер Шерф.

— И на чем же основываются ваши предположения? — спросил Власов.

— На том, что в случае обезглавливания рейха многие предательские элементы повылезали бы из своих нор и в страхе кинулись бы к союзникам искать немедленного позорного мира. В случае успеха таких переговоров на западе будет достигнут мир, а фронт на востоке при поддержке англо-американцев будет предоставлен вам, что как раз соответствует целям и задачам вашего движения.

— Это крайне поверхностное предположение, штандартенфюрер, — спокойно ответил Власов, — ибо то, что, как вам кажется, должно быть выгодно нашему движению, на самом деле означало бы неминуемый крах его.

Шерф вопросительно посмотрел на Власова.

— Если будет мир на западном фронте, — пояснил он, — то он немедленно воцарится и на восточном, так как там просто некому будет воевать. Союзники не рискнут после боев с вермахтом, из огня да в полымя, воевать с Красной Армией. А РОА просто не может этого сделать, потому что ее воинские силы до сих пор так и остаются несформированными. Для этого была нужна хорошо подготовленная и мощная армия. Армия, которой пока нет и создание которой сейчас полностью зависит от руководства рейха. Поэтому в наших интересах сохранение того, что есть, ради одной цели — формирования реальных боеспособных подразделений РОА.

— Не могу не согласиться, что в ваших словах есть определенная логика, — помолчав, произнес Шерф.

Сразу же осмелевший Власов добавил:

— Если и есть для нас какая-либо причина желать устранения Гитлера, то она состоит лишь в скорейшем прекращении войны с целью сохранить многие миллионы жизней. Возможно, если бы у меня были возможности, я бы и пошел на это, пусть ценой краха нашего дела, но, уверяю вас, господин полковник, таких возможностей у меня не было.

— Вы смелый человек, — заметил Шерф и, лениво выкинув вверх руку, вышел из кабинета.

Через несколько дней пришло тревожное известие о неожиданном исчезновении одного из руководителей Русского Освободительного Движения Мелетия Александровича Зыкова.

Антон часто видел этого невысокого восторженного человека, по внешнему виду еврея, которого очень ценил Власов. Все знали о его бывшем родстве с наркомом просвещения Бубновым — он был ранее женат на его дочери, — а также о близости к Бухарину. В Движении Зыков всегда играл заметную роль, считаясь главным его идеологом. Он был автором почти всех основных программных документов и меморандумов. Правда, мнение Зыкова о будущем России расходилось с мнением Власова. Он оставался приверженцем народной революции семнадцатого года, считая, что Сталин исказил ее идеалы. Но противоречий в делах между ними не было. Оба считали, что сначала надо победить Сталина, а потом решать, какому строю быть в России.