Качели Хроноса (СИ) - Максимовский Глеб

Язычники скорее услышали конский топот и крики, чем, что — либо успели увидеть. Они в испуге озирались, пытаясь спешно выстроиться хоть в какие — то воинские порядки.

Расстояние в несколько десятков рут конные рыцари преодолели за несколько минут. Они врубились в беспорядочную толпу пришельцев, оставляя после себя полосы сплошного поражения, заваленные, окровавленными, искромсанными кусками человеческой плоти.

Добравшись до воды, они разворачивались и продолжали неистово прореживать скопище, обезумивших от страха, варваров. Гвалт боя смешивался с предсмертными криками людей и ржаньем, взбесившихся от суматохи, лошадей.

Для Антона эта резня слилась в одно большое, цветное мельтешение. Как будто, в кинотеатре механик пустил воспроизведение фильма на повышенную скорость. Сквозь прорези шлема он видел только то, что происходило впереди. Панорамное изображение отсутствовало напрочь, что ещё больше усиливало сходство с кинотеатром.

Жемайты в горячке боя представлялись ему размытыми жёлтыми пятнами, в которые он неустанно вбрасывал копье. Раз за разом, удар за ударом. Он уже сбился со счёта, сколько он заколол врагов. Пять, десять… А, может и ещё больше.

Подоспела пехота и иноверцам стало совсем худо. Ополченцы огромными баграми стаскивали нехристей с коней, а потом закалывали их, прямо тут же, заточенными острогами. Уцелевшие вражины бросались в мутные от крови воды Мемеля. Но и там их настигали стрелы местных охотников. Кучи брызг взлетали над, бурлящей от множества ударов копыт, водяной поверхностью. Тела павших захватчиков сначала скрывались в водной пучине, а потом всплывали бесформенной массой и, покачиваясь на волнах, плыли вниз по течению, как никому не нужные брёвна.

В этот решающий, ключевой момент битвы, Смирнов, вдруг, увидел впереди, недалеко от себя, того самого жемайта, который руководил переправой войска через реку. Тот неподвижно восседал на лошади посреди круговорота беснующихся вокруг всадников. Но это неуправляемая, казалось бы, толпа по мере приближения к своему вожаку, неизвестно каким, колдовским, образом успокаивалась. И вот уже рядом с предводителем стал выстраиваться отряд, вполне похожий на боевую единицу.

Тут же Антон заметил на голове главаря узкий золотой обруч с неровными краями.

— Корона! Жемайтийская корона! — мгновенно пронеслось в голове рыцаря, — неужели это сам великий князь — кунигус Эрдивил?!

Тем временем языческий князь указал копьём в сторону Антона и пришпорил коня. Вслед за ним с диким улюлюканьем понеслась вся немногочисленная часть, оставшегося боеспособным, войска варваров.

Но этот манёвр увидели и соратники Смирнова. Графские рыцари и стражники устремились на помощь своему капитану. Впереди всех неслась Ангелика.

«Ну, что ж, покончим разом с этой бандитской шайкой. Без главаря, обычно, разбойники превращаются в пугливых баранов», — Антон пустил лошадь галопом в сторону приближающего противника. Насколько успел заметить Смирнов, вооружение жемайта состояло только из короткого протазана и палаша. Пользуясь преимуществом более длинного копья, он надеялся насадить князя на свою пику, как бабочку на иглу, ещё до «сшибки».

Противники стремительно сближались. Когда до столкновения осталось не более двадцати локтей, Эрдивил резко приподнялся в стременах и сильно бросил свой дротик в голову рыцаря. Видимо, предводитель жемайтов был искусным воином. Протазан попал в забрало шлема со страшной силой. Наконечник копья смял металлическую маску, защищающую лицо, как бумажную. Если бы забрало было поднято, то Антон был бы уже мертвецом. А, так, его лишь сильно отбросило назад, но в седле он всё — таки удержался. После такого нокдауна, пикой Смирнов, конечно же, никуда не попал, но главное, что остался жив. Поединок ещё не был закончен. Смирнов из — за деформированного забрала, практически, ослеп. Он судорожно хватался руками за сыромятные ремни, которыми шлем крепился к латам, но чувствовал, что катастрофически не успевает сбросить эту треклятую «кастрюлю» с головы. Враг был рядом. Вот уже зазвенела сталь палаша, доставаемого из футляра, притороченного к седлу, а Антон всё ещё возился с неудобной застёжкой. Наконец помятая каска слетела с головы и покатилась по истоптанной копытами, траве. Над головой Антона засверкал вражий меч. А, он же ещё только вытаскивал свой клинок из ножен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Главное, чтобы не попал по незащищённой голове!», — заполошно думал Смирнов, пытаясь поднять своего жеребца на дыбы. Но всё было тщетно. Казалось, сама смерть смотрит на него голубыми глазами жемайтиского князя.

Вдруг, неожиданно Эрдивил чуть покачнулся в седле, и из — за этого мощный удар палаша пришёлся не в голову Антона, а вскользь по груди рыцаря, где броня самая крепкая. Князь недоуменно оглянулся, и ещё больше удивился, когда увидел перед собой красивую девушку, облаченную в кольчугу. Норманнский шлем не мог скрыть необыкновенную красоту девичьего лица. Из — под каски выбивались белые локоны, а взгляд горел неподдельной яростью.

Это Ангелика первой прорвалась на помощь к любимому, и бесстрашно налетела своей лошадёнкой на огромного мерина жемайтийского вождя. Эта минута растерянности стоила королю язычников жизни. Смирнов, не дожидаясь второго подарка от судьбы, нанёс рубящий удар своим бастардом, разрубив главаря варваров, практически, до седла. Конь убитого князя громко заржал, почувствовав запах крови, и неистово понёсся по полю, волоча за собой бездыханное тело своего хозяина.

Жемайты сначала ошарашено смотрели на эту кровавую развязку поединка двух предводителей, а затем, видимо осознав, что теперь, оставшись без командира, они беспомощны перед организованным рыцарским войском, побежали, бросая оружие и щиты, к реке.

Смирнов, видя, что дело близится к развязке, решил отъехать чуть в сторону, чтобы оглядеться и понять истинное положение дел. Он остановился на небольшом взгорке и всей грудью вдохнул чистый, речной воздух. Антон, осмотрев поле битвы, остался весьма доволен открывшимся видом. С его берега, практически, все жемайты были сброшены в реку. На противоположном берегу славно поработал Айвенго со своим отрядом. Там оставались лишь отдельные островки сопротивления, которые, прямо на глазах, неотвратимо таяли. Основная масса, оставшихся в живых, вражеских конников плыла, держась за холки или сёдла своих лошадок, вниз по течению.

Тут же, рядом с ним возникла Ангелика. Вся растрёпанная, бледная, как смерть, но весьма довольная и радостная. Она вытирала клинок, с которого сочилась кровь, и лукаво поглядывала на Антона, видимо, желая услышать от него поощрение.

— Ну, ты, блин даёшь! — с неподдельным изумлением, только и смог вымолвить Смирнов.

— Какой блин? Кому даю? Чего? — Девушка удивлённо глядела на рыцаря, — Мой господин, вы говорите загадками.

— Не думал, что ты можешь резать живых людей, — то ли осуждающе, то ли восхищённо произнёс Антон.

— Каких людей? Они же враги! — непосредственно, по — простому ответствовала девица, — А короля ихнего я и, вообще, не смогла завалить — копьём промахнулась, мечом не успела. Только и делов — то, что стукнула его моей Беляночкой.

— Да, за ту минуточку, что ты мне подарила, каждый день, до самой смерти вином поить положено.

— Я столько не выпью, — засмеялась девушка, — а вот от пары яхонтовых серёжек не отказалась бы.

Обер — капитан крепко обнял графскую дочь и страстно поцеловал её в алые губки.

Тут вдалеке, за поворотом, вновь раздались новые громкие крики и завывания, конские хрипы, переходящие в предсмертные вопли. Эта какофония жутких, агонических звуков продолжалась где — то с полчаса. Потом всё стихло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вальтер Майер со своими арбалетчиками хорошо знает дело, — негромко промолвил Антон, — всё кончено. Поехали к твоему отцу.

После этого молодые люди поскакали бок о бок к маркграфскому шатру, расположенному на невысоком холме, с которого Оттон фон Штайерн наблюдал за ходом битвы.

Настроение у Смирнова было отличным. Он уже предвкушал славу, награды и почести. А может быть даже и Ангелика соизволит принять его предложение руки и сердца, которое он собирался сделать ей после того, как получит во владение, обещанный графом, феод.