Та самая, единственная… - Делия Хирст

Оливия проглотила готовое вырваться замечание, поблагодарила добродушную женщину за чай и открыла дверь перед Ритой, которая пронеслась мимо нее через холл в комнату, где Нел и мистер Ван дер Эйслер, стоя у окна, смотрели на проносящиеся по улице автомобили. Оливия могла только позавидовать искусству, с которым Рита напустила на себя вид обиженной женщины, достойной жалости.

Жалостливым голосом эта женщина сказала:

— О, Хасо, я ведь хотела как лучше… Так ждала этих дней, чтобы провести их с Нел, а все получилось так плохо…

Ее глаза наполнились слезами, и Оливия удивилась, как ей это удавалось. Крокодиловы слезы, решила она. Рита, как подозревала девушка, была даже довольна отсутствием в доме Нел. Однако актерское мастерство было превосходным; Оливия взглянула на мистера Ван дер Эйслера, и ей захотелось, чтобы хотя бы на этот раз по его лицу можно было что-то прочесть. Но он только сказал своим обычным спокойным и добрым голосом:

— Я не сомневаюсь, что после того, как Нел погостит у моей матери, она переменит свое мнение. Мы, конечно, можем поговорить об этом попозже, но думаю, что для нее лучше всего было бы на этой неделе вернуться в школу, а ты, может быть, освободишься на пасхальные каникулы.

Рита надула губки.

— Но я рассчитывала… — Она посмотрела на Оливию. — Мне не хотелось бы обсуждать этот вопрос в присутствии прислуги.

— Если ты имеешь в виду Оливию, то, к твоему сведению, она не прислуга и присматривает за Нел по моей просьбе, оказывая тебе услугу.

Что-то в его голосе заставило Риту неохотно извиниться.

— Ах, извините, я так расстроена… — Однако расстройство не помешало ей тут же взглянуть на часы и добавить: — Мне пора бежать — очень важная встреча. — Она поцеловала Нел, потом подошла к нему, взяла его под руку. — Не сердись на меня, Хасо, мы еще встретимся и поговорим. Ты же знаешь, что я во всем полагаюсь на тебя.

Когда Рита поцеловала его в щеку и, хихикнув, прошептала что-то на ухо, Оливия отвернулась и заметила, что Нел тоже стоит к ним спиной и снова смотрит в окно. При расставании девочка послушно поцеловала мать, а когда вошла фрейлейн Схалк с чемоданами, прижалась к Оливии. Как только они вышли из дому, тут же залезла в машину. Пока мистер Ван дер Эйслер вез их до дома, все молчали, и только когда они очутились в тепле и комфорте, он заметил:

Полагаю, перед отъездом надо выпить по чашке чая. Идите в гостиную, Бронгер принесет его туда, а мне надо кое-куда позвонить. Я скоро присоединюсь к вам.

Он снова появился, когда они почти допили свой чай. Мистер Ван дер Эйслер взял предложенную ему чашку, сделал несколько ничего не значащих замечаний и сказал, что минут через десять они выезжают.

Он сердится, подумала Оливия, провожая Нел наверх, чтобы забрать забытого плюшевого медвежонка и прихватить свой чемодан, который оказавшийся поблизости Бронгер тут же у нее отобрал. Нел и Ахиллес забрались на заднее сиденье, и мистер Ван дер Эйслер пригласил Оливию сесть рядом с ним.

Такую возможность упускать было нельзя: после того как этот инцидент будет исчерпан, ей вряд ли предоставится возможность снова увидеть его. Через неделю, в лучшем случае через десять дней, Нел отошлют в Англию, а вместе с ней, разумеется, и ее. Все это время она тоже не будет его видеть, но находиться в одной стране с ним уже приятно.

Начало темнеть, в комфортабельной большой машине было тепло и уютно, хотя снаружи очень холодно.

— Скоро мы увидим снег, — сказал мистер Ван дер Эйслер, — скорее всего, даже не доезжая Тюирюма.

— А где это?

— В нескольких километрах к востоку от Леувардена, маленькая деревенька на берегу озера. — Больше он ничего не сказал, и Оливия решила, что мистер Ван дер Эйслер сердится на нее за то, что она расстроила Риту, поэтому замолчала, стараясь разглядеть окрестности в сгущающихся сумерках.

Они двигались на север, и, как он и предполагал, когда подъехали к Афслейтдейку, пошел снег, сначала отдельными большими хлопьями, а потом забушевала настоящая метель.

— Вам не страшно?

Оливия взглянула на его невозмутимый профиль.

— Нет. Но если бы я была за рулем, то боялась бы ужасно.

— Когда выберемся из дюн, ветер будет не такой сильный, а минут через тридцать подъедем к Тюирюму. Нел уснула?

Оливия повернулась посмотреть.

— Уснула, и Ахиллес тоже.

— Он очень к ней привязан. Когда она здесь, они неразлучны.

Дюнам, казалось, не будет конца, они слишком высоки, чтобы разглядеть море, но по другую сторону дороги — пониже, и Оливия могла видеть вздымаемые ветром свинцовые воды Эйсселмеера, от одного вида которых ее пробирала дрожь. Наконец дюны кончились, и, хотя снег все еще шел, ветер стал потише.

— Франекер, — сказал мистер Ван дер Эйслер, когда они въехали в маленький городок, расположенный у въезда на шоссе, ведущее к Леувардену.

Шоссе, вероятно, было магистральным, потому что, хотя по сторонам время от времени появлялись огоньки, все они находились далеко от дороги. Подъехав к Леувардену, машина, минуя освещенные улицы, свернула на шоссе, огибающее город, но ненадолго, и вскоре они уже ехали по узкой, мощенной камнем дороге, и у Оливии не было никакой возможности разглядеть что-нибудь по сторонам, как она ни пыталась.

— Поля, — кратко пояснил мистер Ван дер Эйслер. — Это проселочная дорога.

К счастью, он, по-видимому, хорошо знал эту дорогу, потому что никаких указателей видно не было. Местность казалась пустынной и дикой. Наконец сквозь падающий снег Оливия увидела огни, и, снизив скорость, они въехали в деревню: горстка маленьких домиков, освещенный магазин, едва заметные очертания церкви. Автомобиль свернул еще раз, проехал меж двух кирпичных столбов в высокие железные ворота и остановился перед домом с освещенными окнами. Темнота и падающий снег мешали ей как следует разглядеть дом, но перед тем как ее провели по лестнице к арке входной двери, у нее создалось впечатление чего-то прочного и солидного. Ахиллес бежал рядом с ней, а сзади, почти наступая Оливии на пятки, мистер Ван дер Эйслер нес Нел.

Когда они подошли к двери, она открылась, в проеме стоял высокий худой мужчина с совершенно седыми волосами. Мистер Ван дер Эйслер спустил Нел с рук и обнял старика за плечи, говоря что-то, что на слух Оливии звучало как полная абракадабра. Голландский тоже не сахар, хотя она и могла иногда понять слово или пару, но сейчас вообще было не понять, на каком языке они изъяснялись.

— Это Тобер, Оливия. Он у нас целую вечность, меня еще и в проекте не было, а он уже стал членом семьи.

Оливия протянула ему руку и спросила: