Мёд жизни (Сборник) - Святослав Логинов

– Правильно Сергей Семёнович говорит. У нас не треть, а половину отдела гнать надо. А зарплату их – тем, кто работает. Вот вам первая кандидатура, – Светочка обвела взглядом собравшихся, – Малявин!

– У меня дел невпроворот, на мне все цеха висят! – закричал Виктор Андреевич фразу, приготовленную для мерзавки Антонины. Потом до него дошло, кто выступает против него, он смутился, задохнулся от обиды и фразу закончил лишь по инерции: – Я и обедать сегодня не ходил…

– Знаю я вашу работу! Как Антонина Ивановна в отпуск уходит, так он мигом на бюллетень, так что все обязанности на мне – и ничего, справляюсь. А что обедать он не ходит, так бездельничать можно и без обеда. Вот сегодня, наглядный пример: считает товарищ Малявин потребление электроэнергии. Там надо всего четырнадцать чисел сложить. Он складывает на калькуляторе, а я рядом сижу, мне всё видно. Ежу понятно, что соврал: цеха данные до первого знака дают, а у него в окошке после запятой две цифры болтаются… Нет, досчитал, проверяет. И видно, как он по клавише не ту цифру мажет. На третий раз верный ответ получил, но с первыми не совпадающий, так он стал четвёртый раз пересчитывать. И опять соврал. Обедать он, может, и не ходил, но потребление так до сих пор и не сосчитано. Гнать такого работничка! Он только и умеет, что спать на рабочем месте да масляными глазами под блузку заглядывать.

– А нечего блузку распахивать! – вдруг вмешалась Антонина. – А то устроила декольте до самого пупа. Тут у ней ножки – там у ней ляжки!.. Не сотрудник, а западный секс!

– Это же прекрасно! – возопил Рак-Миропольский. Ему как молодому специалисту сокращение не грозило, и юный бездельник, чувствуя себя в безопасности, наслаждался происходящим.

– И вообще, – продолжала Мадарась, – что вы накинулись на человека? Дали бы до пенсии доработать.

– Вы, Антонина Ивановна, беспокойтесь, чтобы вам ваши полгода до пенсии досидеть позволили, – внушительно произнёс Цветков. – А Малявину ещё восемь лет трубить.

«Семь лет и одиннадцать месяцев», – пытался поправить Виктор Андреевич, но вместо этого окончательно стушевался и затих. Ясно же, что там уже всё решено и коллектив созван для проформы.

Он желал одного – чтобы скорее кончился этот дурацкий сон, хотелось проснуться, пусть даже в темнице Фартора, лишь бы подальше отсюда. И ещё мучило горькое чувство: «Светик, Светик, как ты могла решиться на подобный удар, пойти на предательство… И это после всего, что было у нас…»

Дальше Виктор Андреевич не слушал, не обратил даже внимания на пробежавшую мимо Кузьминову, лишь вздрогнул от грохота захлопнувшейся двери. Подумал вяло, что и ему надо бы уйти благородно, с достоинством, но остался сидеть.

Собрание набирало обороты, словно электромясорубка. Едва возникала заминка, Цветков подбрасывал новую фамилию. Ополовинили бюро охраны природы, прошлись по вентиляционной группе (Зозулевич, впрочем, уцелел), заглянули в группу конструкторов. Всего получилось семь жертв.

– А если захочет подать заявление товарищ Рак-Миропольский, – подвёл итоги Цветков, – то администрация возражать не станет.

– Да нет, я пока обожду… – зевнул молодой специалист. – Вот годика через два…

– Годика через два с тобой другой разговор будет! – рявкнул благостно молчавший Паскалов, и на том собрание закончилось.

Домой Виктор Андреевич вернулся смурной и, не переодевшись, уселся перед выключенным телевизором. Жить не хотелось. Болело в груди, чуть выше желудка, представлялись собственные похороны, печальные лица сослуживцев, плачущая Светочка, шепоток: «Замучили человека, в могилу свели…»

Понимая умом несерьёзность подобных фантазий, Виктор Андреевич гнал их, пытался вызвать в памяти образ Тургора, но тот отгородился глухой стеной и не пускал. Очевидно, Виктану удалось исчезнуть из темницы, и сейчас его не было нигде, и, значит, Тургор был закрыт для страдающего Виктора Андреевича.

В прихожей раздался звонок – Таисия обычно звонила в дверь, хотя у неё был свой ключ. Виктор Андреевич вернулся в кресло.

«И не поинтересуется, как дела», – обиженно подумал он и тут же ужаснулся мысли, что Таисия могла спросить его о работе и ему пришлось бы отвечать.

Из кухни потянуло борщом. Слева под рёбрами заболело сильнее.

«Подохну – никто и не заметит», – резюмировал Виктор Андреевич.

– Обедать иди, – позвала Таисия.

После тарелки борща в груди отпустило, жизнь уже не казалась столь ужасной. В конце концов, увольняют его ещё не завтра, а в худшем случае через месяц, и компенсация при увольнении по сокращению за два месяца выплачивается, и стаж не прерывается. За это время он что-нибудь придумает, устроится на другую работу – энергетики везде нужны, – сделает своё изобретение и внедрять его будет не здесь, а на новом месте, в каком-нибудь совместном предприятии. И запатентует на своё имя – так теперь можно. Приглашения пойдут от инофирм, зарубежные поездки, дома – компьютер и видеомагнитофон. А на бывшем его заводе всё останется по старинке, прогорят они со своей арендой и разорятся. Светочка Соловкова, безработная, придёт в слезах в его кабинет (а он уже будет президентом фирмы), и он ей скажет…

– Ты меня совсем не слушаешь! – голос Таисии вернул Виктора Андреевича на кухню.

– Слушаю, Тасечка, – сказал Виктор Андреевич.

– Я спрашиваю, на что мы жить будем? – повторила Таисия.

«Неужели кто-то успел ей сказать?» – с тоской подумал Виктор Андреевич и на всякий случай ответил уклончиво:

– Как-нибудь выкрутимся.

– Ты всё успокаиваешь, а выкручиваться приходится мне, – обиделась Таисия. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас картошка стоит? Твоей зарплаты теперь только на папиросы хватит. Мясо на рынке уже сорок рублей и ещё будет дорожать.

«Не знает», – понял Виктор Андреевич и сказал:

– Так это на рынке.

– А ты купи в магазине. Три часа отстоишь, а ничего не получишь. Да и в магазинах будет дороже. Писали уже. Вот я и спрашиваю: на что жить будем?

«Ну что прицепилась?..» – тосковал Виктор Андреевич, решив от греха отмалчиваться.

– Алёше посылку надо бы собрать и перевод, а из каких денег? – долбила Таисия. – У Риты день рождения скоро, что дарить будем, ты подумал? В магазинах нет ничего. У нас тоже юбилей близится, пора подумать, кого звать. На ресторан денег нет, значит – дома. Но и дома приличный стол рублей в четыреста обойдётся, а то и больше… – лицо Таисии вдруг смягчилось, осталась лишь неистребимая морщинка поперёк лба, – Витёк, – сказала Таисия совсем тихо, – а ведь тридцать лет вместе живём. Вся жизнь…