Крик души - Екатерина Владимирова

Простила. Я знал. Я чувствовал.

Дашенька… Моя маленькая девочка.

Когда Алексей привел меня к ней, я думал, что расплачусь там, в этом сыром, сером, подвальном помещении. Прямо перед ним. И плевать, что обо мне может подумать этот ублюдок. Мне, действительно, было все равно. Засмеется? Воля его. Будет паясничать и насмехаться? И что с того?! Я был уверен, что если он хотя бы рот откроет, я не сдержусь и, схватив его за грудки, вытряхну из него душу. Я и так долго сдерживался, чтобы при виде потрепанной, испуганной, смотрящей волком Дашеньки, сдерживаться еще и в том, чтобы не расквасить ему физиономию! За то, что сделал. За то, что он чуть было не сотворил с моей малышкой! Мне хотелось его убить!

И я бы убил, наверное. Если бы смог. Но я, к сожалению, не мог…

Когда я, словно обезумевший, кинулся к девочке, стиснул в объятьях, прижимая к себе хрупкое тельце, и, разглядывая перепачканное личико с дрожащими губами и подрагивающим подбородком, с огромными обиженными, все понимающими черными глазками на нем, я думал, что сойду с ума.

О, эти глаза! Они словно рвали меня живьем! Сколько чувств, эмоций, ощущений было в них!

О, этот взгляд! Он словно выбил почву у меня под ногами, лишая воздуха, чувства, ощущения.

Я молчал, я очень долго молчал, не в силах вымолвить ни слова. Просто не знал, что сказать…

И она тоже молчала. Сначала даже попятилась от меня, попыталась отвернуться, вырваться, но я ей не позволил, и она осталась со мной, прижатой к моей широкой груди.

Она мне не верила. Она мне БОЛЬШЕ НЕ ВЕРИЛА! И ее молчание говорило красноречиво и дерзко.

То молчание… О Боже, оно резало и кромсало похлеще любых слов! Которые она так и не произнесла…

Боже, какой трепещущий, душещипательный, раздирающий в клочья момент!

Мне кажется, что я даже дышать перестал, настолько спертым, густым и тугим стал воздух, он словно оседал в моих легких вязкой, свинцовой тяжестью, разъедающей мою душу и тело.

Бывают такие моменты в жизни, когда не можешь вдохнуть или выдохнуть. Боишься, забываешь, просто не можешь заставить себя сделать спасительный вдох?! И ты начинаешь задыхаться.

Я почти задыхался тогда. От этого выразительного, обвиняющего, не верящего мне взгляда черных глаз. От безропотного, усталого, машинального подчинения ее тела моим словам и действиям.

Будто куколка! Ни чувств, ни эмоций, ни прежнего огня глаз, ни былого задора. Прямой, внимательный, умный, пустой и… словно бы равнодушный взгляд. Обвиняющий взгляд!

Никогда не забуду мига, когда я, заметив на оголенном участке бледной кожи бордово-синие гематомы с запекшейся кровью, чуть не прибил ублюдка, стоящего за моей спиной, на месте! Руки сжались в кулаки, я как сейчас помню это. И еще сдерживаю себя, чтобы не сорваться, ради нее, чтобы не сорваться. Нельзя. Нельзя! Нужно держаться. Увести Дашеньку в безопасное место, туда, где ни этот подонок, ни Дашина мать, не смогут ее найти. Краешком воспаленного сознания, ставшего вмиг оголенным нервом, я понимал, что нужно уходить, и, подхватил Дашеньку за руку, повел за собой. Со слепой уверенностью в том, что никогда больше ее не оставлю.

И я держал свое слово. Три года. Почти… три года я держал данное себе слово.

Три года — это много или мало?.. Как измерять данное пространственное расстояние?

Я так надеялся, рассчитывал, так верил в то, что мне будет отведено больше времени, чтобы исправить свои ошибки. Мне так хотелось верить в то, что все еще возможно. Что врач ошибся, что диагноз оказался неверным, что это просто нелепая, глупая шутка кого-то свыше.

Мне так хотелось бы сказать ей, что я ее никогда не покину, и не обманывать, не лгать, быть уверенным в том, что я буду рядом всегда, когда бы ей не понадобилась моя помощь. Но…

Разве могу я лгать ей? Не могу. Поэтому я просто не говорю ей всей правды. Когда она спрашивает о моем самочувствии, я вынуждаю себя не чувствовать боль, и не чувствую ее.

Я и Антону ничего не говорю. Он давно уже живет своей жизнью. Он сделал свой выбор. Как и я, когда-то сделал свой.

Я уже не утруждаю себя разговорами, пустыми и совершенно бесполезными. Я думаю о том, что станет с моей девочкой, когда меня не будет рядом с ней. Кто ей поможет в трудную минуту, кто подскажет советом, к кому она обратится, когда ей потребуется отцовское наставление?!

Будет ли рядом с ней кто-то, кому она станет так же не безразлична, как и мне!?

Я много думаю об этом. Очень много. Мысли кружатся в моей голове, терзая сознание, но на ум пока ничего так и не приходит.

Моя крошка, такая сильная, такая отчаянная. Всегда такая стойкая к ударам, такая невозмутимая и все терпящая!.. Я горжусь ею. Горжусь моей маленькой девочкой!

Но сможет ли она перенести еще один удар судьбы?!

Она же так много пережила, так много… Столько испытаний на ее хрупкие плечи за столь короткое время! Кажется, еще совсем недавно она пережила потерю брата, родного, близкого, самого дорогого для нее человека, и тут… Вновь, опять в преддверии очередной утраты, нового удара!

Как она справится с этим?!

Справедливость?.. Какая, к черту, справедливость?! Нет справедливости!

А воспоминания все кружатся во мне бешеным ураганным ветром, погружая в пучину памяти, по закоулкам которой у меня уже нет сил ходить.

Но что воспоминания?.. Они пройдут, исчезнут, претворятся в пепел, как только меня не станет.

А Дашенька, моя крошка… она останется. Одна. Совсем одна. Как же она?.. Без меня?!

Боже, помоги!..

Глава 7

Всё закончилось. Так же быстро, как и началось.

Прижимая к себе худенькое детское тельце, он, тем не менее, все еще не мог поверить тому, что все позади. Оставался какой-то гадкий, скользкий осадок в груди, коробящий сердце молоточек то и дело барабанил в висках, словно предупреждая о чем-то, и Олег предпочел довериться голосу сердца.

Да, всё, действительно, было позади. Но он не верил Алексею, который оказался ублюдком, каких еще поискать нужно, не верил матери Даши, которая опустилась до того, что продала родного ребенка! Он не верил никому. Но самым главным для него было то, что Даша была с ним, а, значит, была в безопасности.

Он держал ее за руку, крепко сжимая маленькую ладошку, успокаивал, нашептывая какие-то глупости в волосы, смотрел на то, как она, боязливо и неуверенно поднимала на него краткий взгляд исподлобья, когда думала, что он этого не видит. И даже с этим взглядом он мог смириться, когда она была рядом.