Новик (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Вот показался первый боец. И его «бестолковку» тут же пробила стрела, выпущенная метров с трех. Но упал он неудачно. Не на своих коллег, что лезли следом, а куда-то вбок.

Второго постигла такая же участь.

А третий сумел как-то перевалиться через частокол и скатиться на крышу. Но только для того, чтобы тут же получить стрелу в пузо. От Петра. Он с луком обращался куда лучше, чем с сулицами.

Так и пошло-поехало.

Андрей дал знак Кондрату, и они перестали стрелять супостатов пока те не перелезли через частокол. Вот спрыгнув. И сделав один-два шага – пожалуйста. Нужно было создать видимость того, что штурм развивается успешно. Ведь иначе татары откатятся слишком рано.

Выстрел.

Выстрел.

Выстрел.

Несмотря на небольшие дистанции рваная динамика перемещения целей приводила к частым промахам. Но в целом, пять лучников и шесть дам с самострелами оказались достаточным аргументом для того, чтобы надежно бить всех супостатов, что перебирались через частокол.

Но вот стрелы кончились.

Сначала у Андрейки. Потом у остальных.

И оставшихся трех супостатов пришлось добивать сулицами. Для чего молодой помещик даже выскочил со ступенек на крышу. Метнув в последнего штурмующего сулицу. В спину, потому как тот пытался со своим копьем навалиться на Кондрата.

Тишина.

Вернувшись обратно в «скворечник», он через смотровые щели оценил обстановку. Рядом с татарскими воинами находилось два бойца, они оказывали помощь тому, что получил стрелу в ногу. Еще парочка удальцов выполняла функции коноводов.

Не теряя более ни секунды, он выскочил как ужаленный во двор и потребовал коней. Остальные ребята, назначенные им в «конный выход», также все прекрасно поняли и сломя голову побежали вниз.

Минута.

И уже оседланных коней вывели. Более того, на них уже взгромоздились все участники этого променада.

- Отворяй! – рявкнул Андрей, поудобнее перехватывая копье.

И Устинка с Егоркой ловко разблокировав подъемный мосток, опустили его.

Бум.

Громыхнули бревна о землю. И почти сразу по ним зацокали копыта. Молодой помещик возглавлял контратаку.

- Аким! Федот! Петр! – крикнул Андрей и махнул в сторону парочки, что крутилась возле раненого татарского воина. – Добейте!

А сам с Кондратом, пустив своих лошадей в галоп, направился к коневодам. Те не растерялись. И, буквально вспорхнув в седла, дали стрекача в сторону реки.

Чувствовался навык конной езды, которую они впитывали с молоком матери. Поэтому успели не только драпануть, но и прекратить сокращение разрыва, разгоняя своих меринов самым нещадным образом.

И вот река.

Татары с ходу прыгнули в воду, перелетев треть реки.

Андрей не успевал. Они уже почти переправились, а он пока еще даже не начал. Поэтому он разогнал своего мерина и, в момент прыжка в воду метнул копье его, воспользовавшись скоростью.

И попал.

Прямо в спину одного из супостатов, что уже выбирался на берег верхом на храпящей от перегрузки лошади. Кондрат рядом попытался сделать тоже самое, но промахнулся и копье вонзилось в земли, пролетев совсем рядом с целью. Только чуть плечо оцарапав. Но тот же даже оглядываться не стал. Просто погонял своего мерина что было сил, стараясь как можно скорее удрать.

- Ушел… - зло сплюнул Андрейка, выбравшись на левый берег реки.

- Да и леший с ним.

- Растрезвонит. Так-то они думали, что тут все пожгли и разорили. А теперь…

- Бог не выдаст, свинья не съест, - философски заметил Кондрат. – Рано или поздно узнали бы.

- Лучше поздно, чем рано.

- Мы их побили, - заметил дядька, поймав на узду коня убитого, у которого запутавшись в стремени ногой болтался свежий труп. – Пойдем. Надо посмотреть, чем там дело закончилось.

А получилась там так себе история…

Да, раненого татарского воина и этих двух новичков Аким, Петр и Федот добили без особенных проблем. В самой же крепости приключилась беда.

Стрелы – не самый надежный способ поражения. Это вам не пулей пятидесятого калибра всадит в живот. Энергия не сопоставима. Поэтому неприятели, хоть и падали, но далеко не все при этом умирали. Кое-кто просто терял сознание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И когда их начали осматривать, кое-кто «ожил». Как итог два трупа и четыре раненых. Евдокии просто шею свернули, старшему сыну кузнеца горло перерезали. Устинку с Егоркой просто чуть порезали, но не сильно. Кузнецу ногу ножом повредили. И одной вдовушки руку рассадили, но неглубоко.

Зато опознать теперь эти все трупы было нельзя. Илья пришел в боевую ярость и, применив молоток, произвел контрольное размозжение черепных коробок. Местами до полного разрушения конструкции. Все-таки сын… да, не единственный, но он из него наследника растил. А тут такая боль.

- Вот и повоевали… - тихо произнес Андрей, снимая с головы мисюрку с бармицей.

- Попа бы… - также тихо произнес Кондрат, держа в руке свой шлем.

Часть 2. Глава 7

Глава 7

1553 год, 5 августа, поместье Андрея на реке Шат

Андрей закончил читать молитву над второй могилой. И, наклонившись, первым бросил в нее горсть земли. В этой погребальной яме лежала Евдокия, закутанная в наспех сделанный эрзац саван. Эта женщина ему не нравилась. Чего уж тут греха таить? Взбалмошная. Но он уже привык к ней. Да и порученные дела она исполняла очень аккуратно, если они были женщине привычны.

Марфа стояла рядом и пыталась выдавить из себя слезы. Хоть немного для вида. Все-таки она являлась матерью этого тела, к которому она уже привыкла и считала своим. Понятное дело, что эту женщину она вполне искренне ненавидела. И только уважение к старшим, воспитанное в ней с детства, запрещало открыто враждовать или как-то открыто демонстрировать свое отношение. Теперь же требовалось отдать дань последнего уважения и хоть как-то продемонстрировать свою боль утраты и сожаление. Их не было. И все вокруг это понимали. Но…

Рядом на коленях сидел кузнец Илья у могилы сына. На его суровом, обветренном лице были слезы, которых он ничуть не стеснялся. Но это не выглядело ни смешным, ни глупым. Хоронить собственных детей – мерзкая штука. Врагу не пожелаешь. Его супруга так и вообще, лежала на могиле и тихо вздрагивала в беззвучном плаче. Это было нормально. Во всяком случае так думал Андрей. Лучше сейчас дать волю чувствам и пережить в полной мере горе, нежели таить в себе и сожалеть всю жизнь.

Его очередная ошибка унесла первые жизни тех, кто волею судьбы доверился ему. Отчего на душе у него скребли кошки. Наверное, что-то подобное чувствует врач, хороня первого своего пациента. Или сержант, только оказавшийся на войне, в отделении которого начинаются потери… Мог ли он подумать о том, что недобитые новички-татары представляют такую угрозу для обитателей крепости? Там ведь кроме баб с самострелами еще оставались Устинка с Егоркой да два бобыля. Они этих раненых могли простыми кольями забить. Но не свезло… растерялись… с людьми, психологически не готовыми к войне, такое случается сплошь и рядом… Да, потом Устинка с Егоркой реабилитировались, но было уже слишком поздно…

Остальные обитатели крепости тоже присутствовали на похоронах. Но им все произошедшее было в целом индифферентно. Да, печальные лица. Однако горя в лицах не читалось. Кто им эти люди? А младший сын кузнеца был еще слишком мал для осознания потери.

Закопали.

Поставили деревянные кресты у ног. Заложив тем самым местное кладбище, под которое выделили небольшой холм в стороне от крепости. Да, Андрей уже производил захоронения. И своих бывших крестьян, и разбойников. Но то были братские могилы в низинах и оврагах, чтобы попроще и побыстрее. Нормальное же погребение он совершал впервые…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Третьего числа дядька Кондрат с Федотом и Акимом отправились в Тулу. Своим ходом. Потому что держать трофейный табун под стенами крепости было невозможно. Их попросту не прокормить. Ведь столько «волосатых мопедов» жрали траву вполне себе бодро. И через месяц все сто четвертей Андреева поместья были бы подстрижены до состояния газона.