Алмазы Джека Потрошителя - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушают? Беды? Славка ловила отдельные слова, но они не соединялись в общую картину.
– Уезжать тебе надо… пока не поостынут.
– Я… я к Маше тогда. Учиться. Поступлю. У меня ведь медаль золотая, – Славкина душа металась в клетке мыслей. Неужели выйдет вот так просто взять и уехать, с родительского попустительства, с их благословения? – Работу найду. Там с работой просто, если руки есть. Убираться вот. Я умею убираться… или дворником. Или в нянечки. В детских садах всегда не хватает.
Славка ведь готовила побег, но вышло так, что бежать ей придется не из-под тяжелой отцовской руки. И разве не лучше это? Конечно, лучше. Выходит, что Бог, Создатель или Высший разум, который есть Вселенная, желает, чтобы Славкина мечта исполнилась?
Ее проводили до станции, усадили в вагон, и мать долго плакала на широком отцовском плече. А Славка махала обоим рукой, радуясь тому, что больше ей не придется сюда возвращаться.
Тогда она еще не знала, что высшие силы имеют собственные представления о справедливости. Они почти позволили мечте исполниться, а потом навсегда оставили ее в пределах Славкиной видимости.
Неисполненную.
Близкую.
Невозможную.
– Я не виновата была, – Милослава плакала в ладони, и водопады слез текли по запястьям, пропитывая шерстяные рукава. – Он сам убился! Я за него молилась! И свечки ставила. Каждый год ставила…
Саломея не говорила ничего, она сидела, подоткнув подбородок кулачком, и смотрела будто бы мимо. Ей, верно, противно находиться рядом с такой, как Милослава.
– В… в монастырь только осталось. Замаливать. До конца жизни замаливать…
– Зачем в монастырь?
– Бог простит. И… и все закончится.
Саломея пожала плечами и ответила:
– Все закончится, когда вы сами себя простите. А Бог тут совершенно ни при чем.
Глава 6
Мозаика подсмотренных историй
Человек стоял во дворе, в крошечном скверике, сохранившемся со времен, казалось бы, древних, но в действительности весьма недалеких. Весной здесь цвели цветы, летом травы покрывались обычной городской пылью, смыть которую не в состоянии была роса. Осень же отмыла все добела, до седины, и спеша исправить ошибку, штукатурила промоины льдом.
Скоро зима.
Девушка вышла одна, в куцей курточке болотного цвета, да и сама она была какой-то буро-серой, по-осеннему невзрачной – верно, для того, чтобы легче затеряться.
Выждав, когда девушка скроется за углом, человек поднялся, неторопливо стряхнул с рукава пару капель и направился следом. Он шел спокойно, словно бы по собственным делам, которые не требовали спешки, но просто вели его по удивительному совпадению той же дорогой, что и девушку.
Розовая шапочка с помпоном – единственная яркая деталь в ее облике – служила маяком. И человек брел, время от времени выискивая эту шапочку взглядом, цепляясь за нее, чтобы тотчас отпустить. Дойдя до светофора, девушка остановилась. Свет горел зеленый, тусклый, как и все в этом городе. Машины сонными мухами ползали по дороге, не спеша останавливаться, и девушка ждала.
Удобного момента, чтобы пересечь дорогу?
Человека?
Знака свыше?
Слабо громыхнуло, как если бы там, наверху, захлопнулись створки врат небесных. И редкий осенний дождь все же хлынул на землю. Потемнело. И розовый цвет превратился в серый. Девушка стала еще скучнее. А машины исчезли, и тогда она решилась, бегом бросилась через дорогу.
Человек выругался: неужели его заметили? Но зачем бежать? Почему она просто не подошла? В их встрече не было бы ничего предосудительного. И что теперь? Бежать за ней? Догонять тающий маяк?
Как глупо.
Он дождался зеленого света и смело шагнул на зебру. Дорога наполнялась водой, которая стекала от центра к обочине. Плыл мелкий городской мусор, спеша нырнуть в зевы водостоков.
Когда-то человек пускал кораблики и смотрел, как они тонут. Он вообще любил воду и сейчас, на дожде, не спешил разворачивать зонт или хотя бы надевать шапку.
Все-таки у него получилось догнать девушку. Та убежала недалеко – до ограды парка, где и стояла, нервно поглядывая на часики. Определенно она ждет. Но кого? И дождется ли?
Человек не знал. Он спрятался в плети дождя и улыбнулся, вспомнив одну виденную ранее картину – тигр в бамбуковых зарослях. Полоса к полосе, свет к тени, а тьма к свету. И вот уже неясно, где в этом множестве теней и света – тигр.
И пусть дрожит беспечная лань.
Она и дрожала. Курточка, верно, промокла. Штанишки прилипли к худым ногам, а кроссовки разбухли. Но девушка не спешила уходить. Она стояла, терпелива, неподвижна. Бледна. И лишь заметив кого-то в дожде, встрепенулась.
Человек подошел ближе. Он не боялся быть замеченным: усилившийся дождь и сумерки служили ему надежным покровом. И точно так же скрывали они того, кто явился к парковой ограде. Видны были лишь черный зонт преогромных размеров и черный же плащ.
– Ты… ты пришел! – Девушка говорила громко, и голос ее был хрипл. – Я боялась, что не придешь.
Она нырнула под зонт и прижалась к тому, чье лицо оставалось невидимым.
Человек также не слышал, что ответили ей.
– И зачем сюда? Гулять? Такой погодой? Да я замерзла как собака…
Но все же она смирилась и направилась ко входу в парк.
– Мы могли бы и дома… Нет, я все понимаю. Ситуация не та, но… представляешь, мы с Ванькой рассорились. Кто? Я же тебе говорила – брат мой. Он хороший, только не понимает…
Человек двинулся следом. Он шел, стараясь держаться тени, а заодно не терять из вида парочку, скрытую зонтом, чьи серебряные спицы ярко блестели.
В парке было темно. Фонари горели один через два, и блеклый свет их был отвратителен. Тот, с зонтом, тоже избегал фонарей. Он вел девушку в глубь парка, мимо уснувших качелей, мимо вагончика-кассы, запертой до весны, мимо древнего тира и древних же тополей. Деревья прислушивались к разговору.
– Нет, конечно же, я ничего не говорила… я же не дура. Я все понимаю. Когда придет время… только когда оно придет? Посмотри на него! Он ведь сам… он должен понять! Чем я хуже Полинки? А ты?
Он бормотал в ответ что-то успокаивающее и вел дальше, в сумрачные владения колючих тернов, низких яблонь и лишайных рябин в рубиновых серьгах переспелых ягод.
– Тебе самому-то не надоело притворяться?
Черный зонт развернулся, заслонив парочку от наблюдателя, а потом и вовсе выпал из ослабевшей руки. Мужчина и женщина стояли под дождем, глядя друг на друга, не видя никого и ничего.
Человек прицелился. Сквозь призму фотоаппарата мир обретал четкость. Щелчок, растворившийся в шорохах, и выражения лиц запечатлеваются в цифровой памяти. Еще щелчок, для нежного прикосновения к ее щеке. И последний, на прощальный поцелуй.
Трех кадров более чем достаточно. И человек отступает в дождь.
Теперь он точно знает, где взять деньги. А при умелом подходе их хватит надолго…
В промокшем унылом парке, среди пластиковых лошадок и замерзших лодочек, мужчина уговаривал женщину подождать. Еще немного. День, два… месяц.
Другая встреча состоялась в кафе. Женщина пришла раньше и заняла столик между двумя колоннами, ввиду близости своей к кухонным помещениям весьма неудобный. Меню она изучала пристально, но заказала лишь кусок творожного пирога и кофе.
Мужчина появился спустя четверть часа. Он вошел, громко хлопнув дверью, потом не менее громко отфыркивался, раздевался, путаясь в рукавах модного серого пальто и неуклюже засовывал шапку в рукав под презрительным взглядом гардеробщика.
Посетитель явно был непривычен к подобным местам. Присев за столик – женщина подвинула недопитый кофе поближе к себе, – он водрузил на стол локти и сказал официанту:
– Чаю несите. Черного.
– Зеленого, – поправила женщина. – И без сахара. Двойная порция блинчиков с клубникой и сливками. Ты же не против?
Он кивнул и потупился.
– У тебя волосы мокрые. – Протянув руку над столом, она стряхнула пару капель с темной гривы. – Очень мокрые. Я тебе говорила, кажется, взять зонт?
– Говорила.
– И почему ты не взял?
– Ну… забыл. – Плечи его поникли. Да и сам он сделался похожим на вчерашнего школьника. – Не сердись.
– Я просто не хочу, чтобы ты заболел, – строго ответила женщина. Она глядела на спутника с умилением, с какой-то невыразимой, но явной нежностью, которая удивительным образом смягчала черты ее лица. – И я хочу, чтобы ты научился держать себя. Что это за представление? «Чаю несите». Еще омаров потребуй.
– Я думал, что именно так надо.
– Так. Но иначе. Проще. Естественней.
Его рука накрыла ее ладонь, и темные пальцы с криво обрезанными ногтями скользнули по коже. Женщина улыбнулась и покачала головой:
– Не здесь. Не сейчас.
– Но ты сама меня… – Он начал было и осекся, поймав предупреждающий взгляд.