Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

Я создал эту ситуацию, но теперь у меня начинает кружиться голова. Если все и дальше пойдет тем же манером, я и сам довольно быстро созрею для сумасшедшего дома.

В туалет неторопливо спускается пожилой мужчина. На последних ступеньках он замедляет шаг, подозрительно глядя на нас с Андреем. Взяв своего спутника за руку, веду его наверх, благо он начал постепенно успокаиваться.

За столиком быстро задаю серию вопросов, не дожидаясь, пока Андрей совсем придет в себя и сможет полностью осмысливать свои ответы.

— Слушай, как я понял, ты сообщаешь Гутманису о делах Бортновского?

Залившись краской, Андрей молчит, потом с трудом, не глядя в глаза, произносит:

— Не Гутманису, а Хелле. В п-приннипе Хелле хотел прослушивать наш офис, но потом з-заставил меня следить за шефом.

— Что Бортновский говорил Хелле обо мне?

Андрею очень хочется соврать, чтобы придать вес своим словам и заслужить доверие. Но у него хватает ума на то, чтобы преодолев себя, неохотно признаться:

— Толком я ничего не слышал. Но он точно рассказывал о ваших встречах.

— Ты часто бываешь в офисе Гутманиса? Знаешь их распорядок работы?

Подумав, Андрей пожимает плечами:

— Бываю раз в неделю. Но кроме того Гутманис мне поручал создать им компьютерную сеть, кое-какие вещи наладить. Так что…

И тут Андрей перехватывает инициативу:

— Что мы будем дальше делать? Я хочу вам помогать.

Этого парня надо держать в руках, иначе он со своей жаждой мести подведет меня под монастырь.

— Вот что, старик. Я чрезвычайно признателен тебе за предложение помощи, вместе мы действительно можем сделать многое. Но ты должен принять мои категорические требования. Во-первых, никаких действий без моей просьбы. Только ходи и слушай, что творится у Бортновского и Гутманиса. Во-вторых, ни в коем случае, не нанеси вреда Бортнов-скому. Нам с тобой Леонид Борисович еще может очень и очень пригодиться. В-третьих, что бы ни случилось, сам меня не ищи. Надо будет, я сам тебе позвоню или приеду. Нарушишь хоть одно из этих правил — мы с тобой из друзей превращаемся во врагов.

Новоявленный друг и соратник с готовностью кивает, и в его еще непросохших прищуренных глазах появляется стальной блеск. Это преображение жертвенного ягненка в волка заставляет меня вздрогнуть.

— Андрюша, если ты с этаким вот лицом завтра предстанешь перед Гутманисом, он без размышлений велит тебя утопить. В Париже что протекает, Сена? Вот в Сене и утопит. Уловил? Поэтому будь таким, каким ты вошел в этот ресторан, иначе все твои знакомые заподозрят неладное. Не надо этого зловещего каменного лика. Ты всего-навсего референт мелкого жуликоватого бизнесмена, а не международный террорист.

После нескольких минут подобных наставлений Андрей уходит, а я перевожу дыхание. Все-таки я умею работать с людьми и понимать их. Доброе отношение к референту Бортновского и понимание его душевных мук дало результат. Вообще, все добрые дела рано или поздно приносят плоды, я в этом уверен. Правда, иногда в небесной канцелярии происходят сбои. Я вот так одному своему приятелю и соседу по кабинету занимал очередь в столовой почти каждый! день в течение полугода. А он на зачетных стрельбах попытался снести мне голову выстрелом из пистолета. И сколько этот оболтус меня впоследствии ни уверял, что растерялся из-за осечки и всего лишь повернулся показать инструктору, что пистолет только щелкает, но не стреляет, я ему не поверил. Просто бывают неблагодарные натуры.

* * *

Возвращаясь в гостиницу, подвожу итоги дня. Кажется, я правильно выбрал тональность в разговоре с этим горемыкой Андреем. Что только с ним делать, когда вся эта история закончится? А если все пойдет, как идет сейчас, он в конце концов останется без своего шефа. Найти ему здесь работу на какой-нибудь фирме? Тоже вариант. Хотя нет, за границей он в конце концов пропадет — не тот тип, чтобы самостоятельно устроиться.

О чем я думаю? Мне бы самому кто помог. Сейчас наиболее актуальная задача — проникнуть в офис Гутманиса. Привлекать для этого местных коллег — дело гиблое. Одно согласование займет несколько дней, после чего мне запретят нарушать закон. А сами потом станут спрашивать…

У этой женщины, идущей передо мной, очень красивые ноги. Тонкие в щиколотках, удивительно правильной формы. Красивые длинные ноги — это хорошо, даже прекрасно, но как она может ходить по плиткам и брусчатке тротуара на таких шпильках? У меня даже ранты ботинок в них застревают. А уж каблуки — это в условиях Парижа просто что-то невозможное. Сумочка раскачивается на плече в такт шагов. Я отвлекся. Так вот, потом руководство меня станет спрашивать, отчего дело совсем не движется.

Навстречу нам стремительно раскатывается на роликах темнокожий парень лет восемнадцати. С таким отсутствующим видом сдут только по важному делу. Вопрос лишь в том, какое именно пело ждет этого молодого человека. В Париже с темнокожими юношами ухо надо держать востро. Скоре всего… Так и есть!

Поравнявшись с женщиной, парень мягким кошачьим движением сдергивает сумку с ее плеча и, взмахнув рукой, делает вираж, чтобы прямо передо мной свернуть в переулок. У него сегодня неудачный день. Ругая себя, что лезу не в свое дело, прихватываю парня за руку, и мы вместе довольно сильно бьемся об угол дома. Пиджак наверняка испорчен. Черт меня дернул ввязаться, у него в кармане может быть нож, а где-то рядом наверняка ждут приятели. Мне только дырки в спине не хватало.

Рядом раздается возбужденное:

— Мсье, одну минуту, я сейчас вызову полицию! Только сумку отдайте, в ней телефон.

— Вот ваша сумка. Не надо полиции. Эти ребята мстительны, неизвестно что они сделают, когда их выпустят. Посмотрите на него.

Женщина колеблется. Парень, вывернув голову от стены, скашивает глаза на противоположную сторону улицы, отчего его лицо приобретает зверское выражение. Там на дальнем углу маячит еще одна фигура на роликах. Другой темнокожий подросток наблюдает происходящее с безопасной дистанции, благоразумно воздерживаясь от участия.

Наличие сообщника действует на женщину сильней, чем мои слова. Она торопливо подхватывает сумку и стремительно уходит, пробормотав что-то вроде невнятного «спасибо». Проведя руками по карманам парня и не найдя ножа, отпускаю его. Он поворачивается и искоса смотрит по сторонам, выбирая путь для побега. Широкие штаны-трубы, свитер как парус, на шее цепь. Подозрительный тип. Это хорошо — как раз подозрительными знакомыми в Париже я и не успел пока обзавестись.

* * *

Полдня жизни потрачены в ожидании того момента, когда Гутманис покинет свой офис и