Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отец в полном восторге от Африки. Лечит людей. Пару раз его чуть не убили. Там в деревне, если пациент добрался к доктору еще живым, он должен живым и уйти от него. Иначе родственники тут же прикончат врача.
— Определенная логика в этой традиции есть. В Европе тоже стоило бы…
— Подожди. Один раз пришел к нему пациент, какой-то местный вождь, жаловался на боль в груди. Жаловался-жаловался, а потом замолчал, упал прямо в кабинете на пол и все, умер. А за окном куча родни топчется, половина с копьями, и до ближайшего полицейского участка триста километров. Отец за минуту распаковал новый дефибриллятор, которым он никогда до этого не пользовался — знаешь, такой аппарат, чтобы сердце запускать — включил его на полную мощность и как даст электрический разряд! В общем, остался жив.
— Пациент?
— Нет, отец. Ну и пациент, естественно, тоже.
* * *
Вместо ресторана Вера ведет меня в небольшую брассе-рию. Заказав по бокалу красного вина, мы смотрим друг на друга. Пауза возникла сама србой — вступительные темы, пригодные для знакомства, исчерпаны, а ничего общего у нас пока еще нет. Вера — не Надин, которая может простодушно потребовать, чтобы я рассказал о себе.
Конечно, дело здесь в другом. Я должен использовать человека, которого мне меньше всего хочется использовать, в интересах дела. Это будет похоже на предательство. Не совсем предательство, но все-таки похоже. Было бы гораздо легче действовать в открытую. Даже конфликт, даже если Вера поймет, что я тут занимаюсь своей работой, все было бы лучше.
— Тебе от меня что-то надо?
Ну вот, дождался. Хотя с самого начала следовало понимать — с этой женщиной в игры играть будет очень трудно.
Я чувствую, что любая фраза сейчас прозвучит фальшиво, и поэтому только вопросительно поднимаю на Веру глаза. Она смотрит на меня поверх бокала с вином. Кто из нас скажет первое слово?
— Бабка человек хороший, много повидавший, но ужасно наивный.
— Ты это к чему?
Вера задумчиво разглядывает меня. Все женщины меня задумчиво разглядывают, как будто оценку картины делают.
— Бабка поверила, что ты занимаешься бизнесом. Но ты не похож на бизнесмена. Они — как бы это поточней сказать — настроены на то, чтобы произвести впечатление, завоевать, убедить. А ты, наоборот, впитываешь собеседника.
— Бизнесмены разные бывают. Одни производят впечатление, другие впитывают. Но отчасти ты права — я лишь чиновник в крупной компании.
Вера только вздыхает:
— Ой, болтун. Не хочешь говорить о себе, расскажи, что ты успел посмотреть в Париже. Это самый глупый вопрос, какой можно придумать. Так что мучайся, отвечай.
* * *
Из всего, что удалось узнать за это время, в том числе и от Бортновского, можно с большей или меньшей степенью уверенности установить наличие связи между Гутманисом, Ковальски и проектом «Гермес». Неизвестно только, какова связь между Ковальски и Гутманисом в этом деле.
Ответ можно найти, только проникнув во внутренний круг Гутманиса. Конечно, Ковальски в этом смысле для нас много интересней — он профессионал, занимается технической разведкой. Выйдя на него напрямую, мы могли бы решить все проблемы разом. Но он профессионал, его так просто не ухватишь. А у Гутманиса слабых мест пусть не так много, но все-таки есть. И одно из них… Вон он, пошел на обед.
Из подъезда дома, где расположен офис Бортновского, появляется Андрей. Слегка скособочившись, он быстрыми короткими шагами идет по улице. Включаю зажигание и трогаюсь следом.
Как много манера ходить по улицам говорит о человеке. Андрей всем уступает дорогу, на женщин смотрит только исподволь и никогда — в глаза. Вот он посторонился, пропуская выходившую из магазина старушку и тут же получает толчок плечом от размашисто шагающего долговязого подростка, который даже не извинился.
Вербовка Бортновского была, так сказать, силовой. Его можно было заставить работать на себя, только создав очень ясную и очень реальную угрозу его карману и жизни. Причем в дальнейшем необходимо будет постоянно напоминать о серьезных неприятностях, которые его неотвратимо ждут в случае нарушения наших договоренностей.
С Андреем будет сложней — надо точно просчитать его психологическое состояние и выстроить разговор в тон с его переживаниям. А переживаний при таком работодателе, как Бортновский, у него должно быть — хоть отбавляй.
Медленно двигаясь за Андреем, жду, когда он свернет в какое-нибудь кафе. По вместо этого он неожиданно заходит в подъезд незнакомого дома. Что он, домой ходит обедать? Нет, этот дом слишком дорогой для референта Бортновского. Скорее всего он зашел сюда по поручению Леонида и, значит, должен скоро появиться. Припарковавшись, принимаюсь ждать.
* * *
В приемной Гутманиса Андрей поздоровался с секретаршей — крашеной блондинкой с зелеными глазами, которая, не отвечая ему, сняла трубку телефона. Глядя под ноги Андрей дожидался, пока она свяжется с шефом и разрешит ему войти в кабинет. Он предпочитал не садиться: во-первых, потому что не предлагали, а во-вторых, потому что не хотел торопливо выбираться из глубокого кресла, когда пригласят зайти в кабинет. Это смешно — поспешно вылезать из кресла, а неторопливо вставать, особенно под взглядом секретарши, он никак не мог научиться.
Многие, очень многие крупные бизнесмены России в прошлом были учеными или получили техническое образование. Гутманис — бывший инженер. Он, Андрей, тоже мог бы выбиться, просто ему не повезло. Можно было пойти на фирму, там двигаться со ступеньки на ступеньку. Специалисты-компьютерщики везде нужны. Он стал бы влиятельным человеком, и такие как Гутманис и Бортновский толпились бы у него в приемной. Он ведь так и собирался сделать, и работал на фирме. Но специалист должен заставить себя уважать, а он не нравился людям и знал это. Им не нравились его ищущий взгляд, вытянутая шея, робкое потирание рук. Когда Бортновский познакомился с ним и предложил ехать референтом в Париж, он…
— Войдите.
Секретарша сказала это, не глядя на Андрея. А если бы он сел, она бы сейчас обязательно повернулась и смотрела, как он станет из него неловко выкарабкиваться.
В кабинете Андрей замер у порога. Гутманис сидел в своем кресле, Хелле стоял у окна, разглядывая прохожих. Не предлагая Андрею сесть и не
