Оболочки - Андрей Никонов

(20). Сторона 2. 11 мая, понедельник

(20). Сторона 2. 11 мая, понедельник.

Что-то быстро прокуратура дело закрыла о смерти Нефёдова, отчим сказал, что вещество, следы которого нашёл Чуров, это был какой-то сильный транквилизатор, и его старик покупал по фальшивым рецептам, потому что давно уже кукухой двинулся. И лечил его, опять же неофициально, наш Медведчук, больничный психотерапевт, лекарства он прописывать права не имел, зато в таких болезнях неплохо шарил. По словам врача, таблетки он только порекомендовал, посоветовавшись обратиться в психдиспансер или к частному психиатру, и вообще Нефёдов не был опасным сумасшедшим, а что до суицидальных и садистских наклонностей, то у кого их не бывает. Обвинить Медведчука могли только если за то, что он не заполнял карту пациента и брал деньги мимо кассы, но заниматься этим должен был не следственный комитет, а Минздрав и налоговая, поэтому дело у Нестеровой забрали и отдали в следственный отдел полиции. Что, собственно, и вернуло отношения двух молодых людей в нормальное русло, то есть в романтическую плоскость.

Я ещё пару раз вжикнул метлой, уселся на скамейку, закурил. Синхронизация давала прожить целую неделю за какой-то час, и полнота ощущений терялась. Первый раз — он был потрясающий, но такой бури эмоций я больше не испытывал. Да, я я прекрасно помнил, какими духами пахла Алиса Нестерова, и какой наощупь была её кожа, но не оставляло чувство, будто смотрю кино или сериал про свою собственную жизнь. Иногда я даже злился на себя, Дмитрия Куприна, потому что на той стороне он поступал не так, как, по моему мнению, должен был. Но пока что до раздвоения личности не дошло, я всё так же оставался одним человеком, живущим в двух мирах. Смущала только очерёдность событий, вроде как прожил пятницу, субботу, а потом блямс, и снова предыдущее воскресенье.

И появилась идея. Как только доступ к планшету восстановят, точнее, если восстановят, надо будет до трёх часов, а лучше — до пяти, увеличить длительность процесса, может, слишком быстро информация в память передаётся, и из-за этого все проблемы.

— Палыч, ты чего, уснул? — бабка со второго этажа стояла передо мной, уперев руки в бока, — Лившиц мусор мимо бака выбрасывает, а ещё академик. Куда глядишь-то.

— Он его потом и собирает.

— Всё равно, непорядок. Вон паразит этот с ведром идёт!

Похоже, старушке просто нечем было заняться.

— Мурашкина, — я встал, опёрся на древко метлы, словно на посох, — скажи, кто у нас старший по подъезду?

— Чавось? — не поняла бабуля.

— Старший по подъезду вашему кто? Кто за порядком следит? Супервайзер?

— Нет у нас такого, прости господи, — Мурашкина перекрестилась. — Слова-то чудные говоришь, Палыч, матерные, что-ли?

— Короче, — не стал я вступать в пререкания, — ты, Вера Семённа, совсем не следишь за событиями. Тебя же назначили старшей, приказ городской администрации. Я что, простой дворник, поделать с нарушителями ничего не могу, а ты можешь. Выше — только участковый.

— Гаспарян что-ли?

— Он самый.

— А я значит, его заместитель? — бабка хитро улыбнулась, — и главнее тебя?

Такие наезды надо было пресекать сразу, старушкам только дай на шею сесть, они в покое не оставят.

— Мурашкина, пожилая женщина, а такие глупости говоришь. У Гаспаряна звание какое? Лейтенант. А я майор. Вот и подумай, кто главнее. Если я дворник, не значит, что погоны сняли. Теперь, пожалуйста, займись-ка своими прямыми обязанностями, вон Лифшиц, паразит, сейчас ведро опрокинет, а мусор мимо. А ведь он в твоём подъезде живёт, если что, участковый с тебя спросит.

— Сволочь, — моментально отреагировала бабка, и двинулась наперерез тучному мужчине с пышной кудрявой шевелюрой, который неторопливо шёл по двору, размахивая мусорным ведром, — щас я ему мозги вправлю, мигом всю науку усвоит.

Хотел было сказать «фас», но сдержался. Наводить порядок мне здесь оставалось недолго, пять дней, а потом вместе с вещами — на выход. В коммунистической симуляции частных квартир не было, все — служебные, и через неделю в однушку заселится другой дворник, а я перемещусь в другую локацию, вполне возможно, что не на этой планете.

Мурашкина догнала Лившица и орала на него так, что стёкла тряслись. Вот ведь, девяносто лет бабуле, а бодрая, как будто догоняется каждый день чем-то. Хотя почему как будто, может и догоняется, а значит, и мне пора. Прожив неделю без инопланетного допинга, я решил, что буду колоть «глазные капли» каждый день. Неизвестно, что потом произойдёт, остаться совсем без оплаченного элексира не хотелось, а с собой брать рискованно, могут отобрать.

Как почти врач, я был против такого режима приёма лекарств, а как игрок — только «за», когда бегаешь с шотганом, пузырьки эти и аптечки везде валяются, только успевай подбирать, зато когда их нет, одна дорога, на респаун.

Решив, что бабка прекрасно справится без меня, убрал инвентарь, и поднялся в квартиру. Эта неделя обещала быть спокойной и тихой — врагов схватили наши доблестные органы, внутри себя эти органы пришли к согласию. Что будет дальше, я старался не задумывать, когда ещё выпадет шанс слетать на Луну. Мне, а не Соболеву, тот вон, как таксист, туда-сюда шастал, а простому российскому фельдшеру на спутник Земли только в телескоп и любоваться.

Напевая песню из здешнего телевизора, вышел из ванной — как есть, без трусов, зато с полотенцем на голове, и уткнулся взглядом в женщину, которую видел один раз в этой жизни и ни разу — в другой.

— Здравствуйте, Дмитрий, — сказала незнакомка.

Она сидела в кресле, при виде голого Соболева покраснела, но глаз не отвела. Прямо упёрлась ими в середину организма.

— Добрый день, — я не стал доводить гостью до потери сознания, перекинул полотенце с головы на талию. — Чем обязан?

— Как церемонно, — женщина улыбнулась. — Я к вам по делу, точнее говоря, по двум. Во-первых, тридцать суток адаптации закончились, странно, что вы мне ни разу не позвонили, вопросы-то должны были возникнуть, не каждый день, наверное, перебрасывает из реальности в реальность.

— Позвонить? Может, в мессенджер написать, или на почту? Я даже не знаю, как вас зовут.

— Вы инструкцию прочитали? За холодильником?

— Да.

— На обороте был мой номер телефона.

Странно, я ничего такого не помнил. Прочитал, сложил вчетверо, убрал в карман, потом перепрятал — засунул за оббивку двери снаружи, в дырку в дермантине возле замка. Там этот листочек и лежал с тех пор. На бумагу налипла какая-то грязь, но текст сохранился. Я развернул листок, перевернул чистой стороной.

Действительно, в углу мелко-мелко были написаны десять цифр и имя — Ирина.