Потерянная душа - Габриэлла Пирс

– Ты совершил ошибку и думаешь, что можешь исправить ее, как обычно, – продолжила она после неловкого молчания. – Тебя не волнуют последствия. Ты просто хочешь избавиться от чувства вины, чтобы вернуться к своей красивой безоблачной жизни. Я думала, что ты повзрослел, но я ошибалась.

– Я повзрослел, – в низком голосе Малкольма слышалась настоящая убежденность.

Джейн прикрыла глаза, раздираемая противоположными желаниями. Когда она снова взглянула на мужчину, тот стоял всего в нескольких дюймах от нее и протягивал руки, словно не решался ее обнять.

– Тебе нельзя оставаться здесь с ними. С нами.

Малкольм беспомощно уронил ладони.

– Я хочу, чтобы ты уехал. Ты думаешь, что можешь нам помочь. Но это не так. Я больше не в состоянии давать тебе попытки и терять любимых людей, только чтобы ты мог заглушить свое чувство вины. Если тебе нужно прощение, тебе придется отыскать его в другом месте.

Джейн ждала, что он примется возражать, приводить аргументы. Но Малкольм просто с минуту смотрел ей в глаза, пока не нашел там ответ на какой-то незаданный вопрос. Затем он наклонился и легко поцеловал ее в лоб. Теплые губы задержались на коже лишь мгновением дольше, чем требовал дружеский жест. Еще через секунду он развернулся и вышел из дома.

Джейн пошатнулась и торопливо приложила ладонь к стене цвета слоновой кости. «Он даже не стал спорить», – подумала она отстраненно. Означало ли это, что Малкольм признал ее правоту? Или же счел разговоры бесполезными, видя, как глубоко она заблуждается?

С кухни донесся негромкий шум, затем приглушенные голоса. Джейн не могла заставить себя к ним присоединиться. Возможно, она вообще больше не сможет зайти на кухню, не ощущая отсутствие Ди, словно физическую рану. После недолгого колебания девушка направилась в другую сторону: через темный зимний сад и столовую – к лестнице на второй этаж. Прежде чем поставить ногу на нижнюю ступеньку, Джейн сняла туфли. Сейчас ей не хотелось привлекать ничьего внимания.

Завтра ей придется встретиться с Монтегю. Обсудить, что и когда пошло не так. Пересказать последние минуты Ди, увиденные в трансе. Решить, что делать дальше. И все это – захлебываясь в скорби Харриса, окружавшей ее, словно мутная озерная вода. Девушка не могла сделать вздоха, чтобы не ощутить его боль, к которой примешивалось ее собственное чувство потери. И она не торопилась снова увидеть горе на лицах друзей.

Джейн зашла в первую попавшуюся спальню, стянула джинсы и нырнула под одеяло прямо в свитере, мимоходом отметив, что потеряла где-то берет. «Все равно он не был моим, и моим не стал», – успокоила себя девушка. Вещи хранили энергетический след владельца и могли указать дорожку к нему – как, например, проделала Джейн с толстовкой Ди. В мире ведьм к имуществу относились легче.

Но одна вещь все-таки представляла для девушки большую ценность – и она знала, что со временем эта ценность только возрастет. Она свесилась с кровати и принялась шарить в рюкзаке, пока пальцы не сомкнулись на гладком дереве спиритической шкатулки. Перед глазами Джейн тут же промелькнули большие мозолистые руки Ба, хотя она не могла сказать наверняка, магия это или проделки ее воспаленного разума. «Интересно, когда она начнет напоминать мне о Ди? – печально подумала девушка, снова зарываясь в норку из одеял и прижимая шкатулку к груди, словно возлюбленного. – Захочет ли она вообще мне явиться – после всего случившегося?»

Джейн ворочалась среди подушек, пока не заехала локтем во что-то мягкое и пушистое. Раздался возмущенный мяв, и на девушку уставилась пара ярко-зеленых глаз. «Никогда не видела таких огромных котов», – озадачилась Джейн, деликатно отодвигаясь к стене. Кот снова закрыл глаза, и девушка решила, что он не против мирного сосуществования. Как бы там ни было, его теплое присутствие несло крупицу утешения. Сейчас Джейн была рада молчаливой компании – учитывая, сколько слов ей предстояло произнести и выслушать утром.

По крайней мере, теперь их не будет злить Малкольм. Эта мысль отозвалась в девушке тупой болью, и она со стоном зарылась лицом в подушки.

Ди мертва. Широкая улыбка подруги вспыхнула под опущенными веками с такой ясностью, словно та и вправду сидела в комнате. Джейн почувствовала, как снова начинает щипать глаза. Рядом на одеяле мирно сопел кот, но мимолетное ощущение покоя бесследно исчезло. Она осталась одна со своими иллюзиями и слезами.

Это была не ее битва, но я попросила ее сражаться на моей стороне. А теперь она мертва, и я даже не могу попросить прощения.

Глава 17

Кот зашипел, и Джейн, очнувшись от кошмарного сна, рывком села в кровати.

– Ой, – Мейв торопливо поставила кружку с чаем на тумбочку и слизнула с руки несколько горячих капель.

– Прости, – пробормотала Джейн, хотя вредная и невыспавшаяся часть ее сознания так и норовила съязвить, что это Мейв стоило бы извиниться за вторжение без стука. Вместо этого девушка принялась молча собирать грязные волосы в пучок на затылке. Обиженный кот сделал пару кругов по кровати и снова плюхнулся ей на ноги.

Теперь Джейн могла разглядеть два темно-синих вязаных коврика, покрывавших беленые половицы. Постельное белье и подушки на кресле-качалке тоже отливали белизной, а вся деревянная мебель была выкрашена в глубокий, богатый синий, который перекликался с изящными лепными украшениями под потолком. Все вместе создавало впечатление, будто девушка заснула внутри фарфорового чайника – хотя здесь было явно удобнее.

– Проклятый кот, – пожала плечами Мейв, снова берясь за кружку. – Кстати, его зовут Маки. Это Ли придумала. Она все детство гонялась за ним по полям, пытаясь нарядить в дурацкие кошачьи одежки, пока он не вырос в такого угрюмого здоровяка.

Маки дернул ухом, и Мейв замерла возле кровати, не решаясь приблизиться. Однако затем кот снова прикрыл глаза, и девушка проворно сунула Джейн напиток.

– Эгле мармеладная, – перечислила она, – лимонное сорго и ри… радиола?

Веснушчатое личико сморщилось в гримасе.

– По правде сказать, не знаю, что там. Это бабуля готовила.

– Надеюсь, чай отравлен, – Джейн приняла из рук подруги высокую, расписанную плющом кружку и сделала глоток прежде, чем Мейв нашлась с ответом. Наградой ей стал ошпаренный язык и очень неодобрительный ореховый взгляд.

Наконец Монтегю присела на кровать, рассеянно поглаживая толстое стеганое одеяло. Маки тут же издал нечто среднее между рычанием и урчанием. При солнечном свете он оказался самым большим и пушистым серым котом, которого Джейн видела в жизни.