Солнечный свет - Робин Маккинли

«Если исчезнем мы оба – значит, произошло нечто необычное. И это почти наверняка как-то связано с тобой, разве нет? А значит, они не заметили в тебе чего-то, чего-то очень важного. Л это понравится Бо даже меньше, чем понравился бы простой бесхитростный побег обычного пленника-человека…»

Кофейня расположена в старой деловой части города, которая сейчас называется Старый Город. Когда «Кофейня Чарли» открылась, это были те еще трущобы, и Чарли сделал ставку на бедноту, понимая, что кушать хочется всем. Поскольку в начале он, очевидно, ничем, кроме кофейни, не занимался – в том числе, клянусь, и не спал, – он умел делать все сам, включая готовку, от начала до конца. В первую пару лет у него даже постоянной официантки не имелось; кухня, какой она тогда была, располагалась вдоль четвертой стены. Благодаря этому накладные расходы были невелики, а повар он, как я уже говорила, хороший. Самые порядочные из его нищей клиентуры стали приводить своих более зажиточных друзей, расхваливая качество еды.

Когда мы с мамой поселились в двух кварталах отсюда, облагораживание района только началось – началось настолько, что решение переезжать уже не было с маминой стороны совсем глупым поступком, – но все равно в любой подворотне можно было с большей вероятностью встретить пьяного или наркомана, чем не встретить. А на Инглеби-стрит все так же теснились книжные магазины того сорта, где, войдя, рискуешь немедля быть похороненным под грудой ломких желтых журналов, куда полсотни лет никто не заглядывал. Такое едва не случилось со мной в двенадцать лет, и владелец на радостях, что я не собираюсь жаловаться маме (мама уже тогда приобрела репутацию персоны, с которой лучше не связываться) подарил мне уйму этих журналов. Среди всяких разностей там нашлись самые отпадные серии «Вампирских историй и Других Жутких происшествий» шестидесятых, почти без пропусков; среди прочих рассказов о Других там была первая серийная публикация ранних, менее спорных книг «Кровавого Знания». Я была уже поведена на Других – но это, возможно, еще более обострило болезнь.

Когда я еще училась в средней школе, городские власти взволновались, так как Новая Аркадия должна была появиться на послевоенной карте. Отчасти это вышло потому, что Войны у нас прошли – сравнительно – тихо, так что большая часть города уцелела, а большая часть жителей осталась в здравом уме, а отчасти потому, что наш Музей Других самим фактом своего существования приобрел национальную, а возможно, и международную важность. Мне этот музей никогда не нравился: общедоступные экспонаты – ерунда, а чтобы добраться до серьезных экспонатов или любого из хранилищ, нужно быть академиком с шестью учеными степенями, с лицом, сморщенным как чернослив, и полнейшим неумением одеваться. Можете считать, что я рехнулась. Мне это стало бы нравиться еще меньше, случись наплыв чокнутых академиков, которые специализируются на Других, но городской совет думал, что так будет замечательно.

Одной из их блестящих идей по повышению уровня привлекательности Старого Города (мы расположены в опасной близости от музея) было убрать асфальт и выложить улицы булыжником, который городские власти убрали семьдесят лет назад, чтобы заасфальтировать улицы, и заменить старые (кстати, более яркие) уличные фонари псевдогазовыми фонарями с электрическими лампочками внутри. Затем они перегородили клумбой бывшую дорогу и назвали это пешеходной зоной. Магазины подержанных книг выехали, их заменили антикварные магазины и ремесленные лавки – и Чарли с мамой какое-то время с тоской думали, куда переезжать кофейне, потому что мы не хотели учиться делать Джексону Поллаку воздушный пудинг с малиновой подливкой – нет уж, спасибо.

А если бы налоги поднялись, как предполагалось, пришлось бы продать дом, даже сохрани они кофейню. На что, впрочем, мама с Чарли вряд ли пошли бы, потому что не смогли бы достаточно поднять цены – лишь бы просто не влезть в долги – за блюда вроде рагу, чили, пирогов с курятиной, пудинга с суккоташем и больших сэндвичей с хлебом собственного приготовления, который мы делаем так хорошо (это происходило до того, как построили мою пекарню и до того, как мы прославились также фирменными блюдами с сахарными фигурками). Наши завсегдатаи не смогли бы себе этого позволить, даже пожелай новая обеспеченная толпа ретро-обеды – и даже захоти мы их подавать. Тем временем пешеходная зона, похоже, сводила на нет поток дальнобойщиков, а дальнобойщики кормились у Чарли со дня открытия. Ходила шутка, что дальнобойщик в Новой Аркадии не может считаться настоящим, пока не сумеет подобраться со своей тачкой на два квартала к «Кофейне Чарли».

Однако оказалось, что в округе насчитывается гораздо больше бедноты, чем кто-либо предполагал. Ну, мы-то это знали, ведь большая их часть питалась в кофейне (в том числе наиболее нормальная часть бродяг, которые приходили к боковой двери и просили объедков); но мы думали, что головорезы с «Ролексами» и блестящими кейсами выкурят их отсюда. Только в итоге как раз ребята с «Ролексами» и ушли. Старый же контингент никуда не делся, и кофейня никуда не делась, мама с Чарли до сих пор живут за углом.

Антикварные магазины в большинстве своем превратились (или потихоньку превращаются) обратно в лавки древностей, по углам кое-где уже заводятся груды старых книг, а большинство наших дальнобойщиков до сих пор заезжает на обратном пути, хотя они уже не могут подъехать ближе, чем за два квартала. А когда городские власти в раздражении велели нам ухаживать за клумбой самим – они, мол, больше не собираются этого делать – миссис Биалоски, одна из самых решительных и вездесущих местных жительниц, организовала рабочие бригады, и с тех пор почти каждый год наша клумба выигрывает какой-нибудь приз на областном фестивале Новой Аркадии по садоводству; мне нравится представлять, как скрежещут при этом зубы у городских властей. Миссис Биалоски владеет небольшим домиком на углу Инглеби и Северной, откуда она может следить практически за всем происходящим в округе, и двухместная угловая кабинка справа от входной двери в кофейню также принадлежит ей если не де-юре, то де-факто – и горе тому, кто сядет там без ее разрешения. Миссис Б., кстати, подозревается в оборотничестве, но нет единого мнения, в кого она превращается. Догадки варьируются от попугайчика до ядозуба. (Да, оборотни-ядозубы существуют, но так далеко к северу обычно не встречаются).

По большей части наша округа хороша. Кому охота соседствовать с «Ролексами» и алюминиевыми кейсами всякий раз, когда хочется спокойно выпить чашечку чая, сидя на ограде вокруг призовой клумбы? Я приняла бы бродягу за милую душу. Но это означает, что, если из-за города приходят вампиры, они окажутся в нашем районе прежде, чем переберутся в другие, обустроенные так, как запланировали городские власти. Кровопийцы любят плохо сохранившуюся еду не больше, чем люди – но наше население преимущественно крепкое и здоровое, притом не очень зажиточное или значимое. Более того, когда город разозлился из-за нашего непослушания, старые уличные фонари убрали, а полностью заменить новыми не успели, и с тех пор власти клянутся, что не могут позволить себе закончить работу. Потому кое-какие из наших темных углов и в самом деле очень темны.