Гваделорка - Владислав Крапивин

— Лор, давай я все же распущу тебе косы. А то намокнут, потом замаешься сушить.

— Ну… давай…

И он развязал синие ленточки и ловко расплел две куцые косички. И не чувствовал при этом ничего такого.

…Нельзя сказать, что Ваня Повилика никогда не испытывал интереса к девчоночьей природе. В классе среди мальчишек хватало всяких разговоров и хихиканий и даже книжка ходила по рукам — с картинками и с названием «Девочки и мальчики — в чем разница». И с примечанием: «Для среднего школьного возраста». Но видя и слыша такое (например, по телику или в Интернете), Ваня не испытывал замирания. Ну… а если изредка и ощущал опасливое щекотанье нервов, то уж никак не из — за Лорки. Лорку он никогда не сравнивал в мыслях с другими девчонками. Они к Лорке не имели отношения. Никакого! Она была в Ванином сознании сама по себе. Он была — свет. Спокойная такая радость, без всяких тревог. Была тем, про кого говорят: «Хорошо, что ты есть». И он знал, что, если она даже рассердится на него, если они вдруг поссорятся, ему все равно будет хорошо. «Потому что ты есть…»

Да и не могли они поссориться! С какой стати? Ведь она была частью всего, что Ваня нашел в Турени. Частью этой реки, этих берегов, тополей и кленов, улиц с башнями и колокольнями, с ворчащей в глубине лога Туренкой. Частью сказки про парусник «Артемиду», про мальчишек, хлебнувших на этом паруснике приключений… Даже частью тревожного острова Гваделупа она была тоже. Но это название в голове у Вани тут же перечеркивалось другим, и все страхи исчезали… «Гваделорка»…

Правда, время от времени начинало точить тоскливое понимание: «Когда — нибудь все это кончится…»

«Но даже если и кончится, мне все равно будет хорошо. Потому что она все равно есть. Я же всегда буду знать это…» Утешение было, конечно, неполным. Но следом приходило другое: «Впереди еще два месяца…» А два месяца лета, сами знаете, это почти вечность…

Художник Суконцев

Лика достала из сумки батон, помидоры, бутылку кваса и свой голосистый мобильник. Тот сразу и заверещал голосом попугая:

— Дорогая Анжелика! Тебя вызывает планета Марс! — Такой вот сигнал придумала для себя Лика и записала его во Дворце связи на Центральном бульваре.

Вызывал, конечно, не Марс. Говорил Герман Ильич Суконцев, учитель рисования.

— Ненаглядная мадмуазель Сазонова (а заодно и уважаемый Тростик, если он трется рядом)! Дело первостатейной важности… или важнейшей первостатейности — как угодно…

— Ой, здрасте, Герман Ильич! Что случилось?

— Как я знаю, ты близко знакома со всякими там Трубачами и прочими энергичными личностями…

— Что значит «со всякими»?.. — слегка обиделась Лика.

— Значит, что с многочисленными. А у меня кадровый дефицит! Наверно, тебе известно, что меня школьное начальство запрягло для работы в городском летнем лагере…

— По правде говоря, неизвестно, — все еще суховато отозвалась Лика. С Ильичом она и Тростик виделись последний раз в начале мая.

— Меньше знания — меньше печалей… Но мне — то каково! Творческая личность вынуждена тратить время на пряталки — догонялки и хороводы с теми, кто еще не умеет вытирать носы.

— Ну, так научите вытирать. Это ведь тоже творчество. Педагогическое… — не удержалась от шпильки «мадмуазель Сазонова».

— Ты, как всегда, права, моя радость. Но сейчас у меня конкретная проблема. Дамы из районо возымели желание устроить футбольный матч между лагерями двух школ — нашей и двадцать первой. А наш физрук не сошелся с завучем по некоторым вопросам воспитания и подал в отставку. И на меня повесили спортивную задачу, как на единственного оставшегося мужчину…

— Это большая честь, — сказала Лика.

— Несомненно… К тому же я когда — то играл в футбол. Но нужна команда из мальчишек десяти — двенадцати лет. А таких здесь раз — два и…

— Когда игра? — перебила любимого (хотя и бывшего) наставника Лика.

— Послезавтра!

— Я смогу найти трех или четырех…

— Спасительница!.. Завтра утром тренировка!

— Приказ понял, приступаю к выполнению, — сказала Лика голосом робота из фильма «Тайна железной двери» (вчера показывали по каналу «Культура»). — Вечером позвоню.

Тут же Лика собрала в круг «будущих футбольных звезд».

— Ребята, Ильича надо выручать… И опять же честь школы, как говорится… Сколько нас? То есть вас… Федя, Ник, Ваня, Андрюшка…

— Нику можно побегать минут пять, — сумрачно напомнил Андрюшка. — А потом — на скамью запасных…

Никель не спорил: был рад, что хотя бы пять минут…

— А я ведь не из этой школы… — сказал Ваня. — Даже из другого города…

— Сейчас это модно — звать в местные команды столичных знаменитостей. И даже заграничных, — сообщила Лика.

— С Гваделупы… — легкомысленно вставил Никель. Без всякого, конечно, умысла. Ваню царапнуло. Никель понял свой ляп, виновато повесил нос.

Лика напористо сказала Ване:

— К тому же ты имеешь к этой школе прямое отношение, в ней учился твой знаменитый дед. Ты сам говорил, что он на одной карточке с Лоркиной бабушкой.

— А я подрежу волосы и надену шорты, — решительно сообщила Лорка. — А фамилия у меня Казанчук, не надо ничего менять… Я в деревне гоняла мяч с мальчишками…

— Только не забудь снять с ребер платочек, — полдел Федя.

Лорка бесстрашно сдернула не успевшую просохнуть косынку и огрела ей Федю. Тот кувыркнулся назад…

— А я? — без надежды спросил подошедший Бруклин. — Я не пригожусь?

Лика сказала, что если даже он обрядится в штанишки Тростика, за пятиклассника не сойдет.

— Но можно сказать, что я акселерат…

— Ага! Будто Ильич не знает, кто ты на самом деле.

— А кто я? — печально спросил Тимка и не дождался ответа.

Вечером тренировались во дворе у Андрюшки.

Ваня честно сказал, что сомневается в своих способностях. В Москве — то он играл от случая к случаю — на школьных переменах да изредка в Воронцовском парке с соседскими пацанами.

Федя утешил его:

— Здесь нет профессионалов. Лишь я один учился в Рио — де — Жанейро у знаменитого Пеле, да и то не был в лидерах…

Никеля уговаривали не бегать, и он почти слушался. Зато по воротам он бил с удивительной точностью. Несколько раз вкатал красивые голы Тимке Бруклину, который взялся побыть нынче вратарем «на общественных началах».

И Ваня бил умело! У него вдруг прорезалось вдохновение — вроде того, когда он вляпал помидором по шее Квакера. (Квакер, кстати, с той поры ни разу не встретился ему.) Вдохновению этому, видимо, помогала Лорка. Ваня то и дело оборачивался к ней. Лорка весело носилась по двору, энергично путалась у всех в ногах и порой попадала растоптанной кроссовкой по мячу. Удары были слабоваты, однако все же Лорка вполне похожа была на десятилетнего мальчишку, который старательно добывает команде победу…

Так было и на утренней тренировке.

Команда получилась, конечно, не очень сыгранная, некоторые впервые видели друг друга, но часа за три «все — таки склепался подающий надежду коллектив» (так выразился Герман Ильич). А еще он высказал надежду, что и команда соперников — «не сборная России».

«Ихняя» команда называлась «Юпитер», и Федя Трубин предложил, что пусть «наша называется «Артемида». Никто не спорил. Про капитана Булатова большинство не слыхало, но рассудили, что имя — красивое и «древнемифическое», как у соседей…

Герман Ильич был прав: обе команды оказались одинаковые. В меру шумные, в меру бестолковые, но не драчливые и не обидчивые. Судью (физрука соседней школы) слушались, подножек нарочно не ставили, сильно не толкались… Таймы длились по полчаса. Никелю давали побегать пять минут в первом и втором таймах, а потом заменяли Лоркой. Он не обижался. А Лорка… в конце первого тайма она вдруг ловко увела мяч у толстощекого нерасторопного «юпитерца» и удачно пнула его Ване. А Ваня так же удачно издалека послал его Феде, который пасся у ворот соперников. Тот вмиг вогнал мяч мимо растерявшегося вратаря.

— Ура — а!! — взлетело над школьной спортплощадкой.

— Вне игры! — вопили болельщики «Юпитера».

— Сам ты «вне игры»! Там их защитник торчал!

Так был открыт счет. Правда, почти сразу «Юпитер» вмазал «Артемиде» ответный гол, но было уже ясно — соперники не сильнее.

В перерыве Федя хлопнул Ваню по плечу:

— Иван, ты герой! Такую передачу мне засветил! После этого как не забить!

— Это Лорка герой! Прямо в ноги мне мяч подала…

— И Лорка, — великодушно согласился Федя. Та с тихой гордостью улыбалась. Ваня не удержался и растрепал пятерней ее новую, мальчишечью стрижку.