Гваделорка - Владислав Крапивин

— Может, и его на сковородку? — мрачно предложил Костик.

Ремка не отвечал. Смотрел на петуха с какой — то печальной задумчивостью. А тот — на мальчишек.

— Да я же пошутил, — быстро сказал Костик. — Евсеюшка, ты хороший, не обижайся…

Ремка скребнул вилкой по пустой сковороде, почесал черенком подбородок.

— Было яйцо… вроде тех, что мы стрескали… И вдруг из такого яйца появился живой цыпленок и превратился в такое вот чудо… По каким законам? Отчего? Ты про это не думал?

Костик, по правде говоря, не думал. Он принимал законы развития как данность… Они с Ремкой были уже не те, что в дни первого знакомства, успели изучить в школе, как из икринок выводятся головастики и мальки, как человеческий зародыш превращается в крупного ревущего младенца. И знали, откуда берется такой зародыш. Но задуматься, почему это происходит, как — то не случалось. А тут вдруг…

— Какое — то яйцо для глазуньи, и вдруг — такой вот Евсей… — продолжал Ремка. — И так миллионы раз, одинаково. Почему одинаково?

— Закон природы… — неуверенно отозвался Ремка.

— А что такое закон природы? Откуда эти законы берутся? Кто их выстраивает?

И они принялись размышлять. Рыться в самой глубокой сути. Их не интересовала всякая там биология, клетки и эмбрионы. Хотелось докопаться до изначальных причин: откуда все это? И они, семиклассники из портового сибирского городка, докапывались своими силами, не ведая, сколько во всем мире философов, генетиков и кибернетиков ломают над этими загадками головы. Они строили хитрые «думающие» машины, в надежде, что те помогут. Может, машины и правда слегка помогали…

Потом, конечно, у каждого отыскался в жизни свой путь. Ремка сперва всерьез был занят компьютерами, но потом вдруг увлекся полиграфией. В ней тоже было не обойтись без компьютерного дела, но главным для Ремки оказался сам процесс печатанья газет и книг. Потому что «в начале было Слово…». Он сперва работал в Ленинграде, на заводе «Полиграфмаш», потом вернулся в Турень: отчим помер, бабушка еле дышала, нельзя было оставлять мать одну…

Костика потянуло к философии (не зря так много рассуждали в огороде под яблоней), а от философии — к истории. Он изрядно «покопался» в Аркаиме и Херсонесе, обрел среди археологов некоторую известность. Но однажды в университете завел знакомство с людьми из группы «Новые компьютерные технологии». Со своих философских позиций Граф азартно раскритиковал некоторые их идеи, предложил свои, влез «в это дело» с головой, окончил заочно физический факультет, и вот… профессор — доктор, автор монографий, специалист по компьютерным сетям, один из вдохновителей проекта «Искусственный разум» и… в то же время рьяный противник такого проекта. Вернее — противник безоглядных экспериментов с этим самым разумом. Потому что «вставить его можно куда угодно, хоть в… змею — горынычу. А что потом?» То же самое он говорил и про опыты в разных других науках…

Два года назад много шума наделала статья профессора К. М. Евграфова «Мальчик и бомбочка». Написана она была не совсем в академическом стиле. А свою идею Граф изложил в двух строчках «устного школьного творчества»:

Бомбочку мальчик на грядках нашел —Тихо в деревне и все хорошо…

Заканчивалась статья словами: «Прежде чем развлекаться такими игрушками дальше, надо поставить четкий вопрос: «Елки — палки, а ЗАЧЕМ?»

Статья пошла по интернетным сайтам. Был скандал. На ученом совете крупная (во всех отношениях) ученая дама налетала на автора статьи с особенным пылом:

— Но вы же… вы же сами! Столько сделали в этом направлении! А теперь!..

— Я делал, надеясь на человеческую осмотрительность. А что творится в мире? Одно потепление климата чего стоит! Чтобы создавать электронные мозговые извилины, надо не уставать шевелить своими, это и козе понятно… Простите, я имел в виду не вас, сударыня, это студенческая лексика…

Вскоре он закончил семестр и стал думать: «Пора домой». Тем более что звали. Среди тех, кто звал, был ректор Туренского университета — давний Вовчик в белой испанке, с которым Костик познакомился во время плавания на плоту…

Ваня слушал с интересом, хотя интерес иногда окутывала полудрема. Ваня прогонял ее коротким дерганьем головы. Менял позу и опять устраивался поудобнее. Почесывал нажаренные днем ноги. Один раз ему под ноготь попало присохшее к коже томатное семечко — последнее из тех, что прилипли, когда он угодил коленом в помидор. Оно оказалось упрямым, не смылось, не отскочило в течение всего дня. Ваня пожалел его. Семечко заслуживало более счастливой судьбы, чем другие.

— Граф, подожди… — Он побрел на кухню (бесконечно далекую от кабинета Графа), выбрал на подоконнике подходящий горшок с домашним цветком, проткнул пальцем землю, сунул в нее семечко, присыпал. Конечно, плода оно не принесет, но, может быть, прорастет хотя бы…

Ваня вернулся и забрался в кресло. Константин Матвеевич, решивший, что Ваня посетил туалет, понимающе помолчал и продолжил рассказ.

С Ремкой во взрослые годы они виделись нечасто. Раз в несколько лет. Перезванивались, правда, но все как — то наспех… Но помнили…

Однако в студенческую пору, на каникулах, они все же сумели склепать парусную лодку. До путешествия в Тобольск дело не дошло, но в окрестностях Турени поплавали немало. Называлась лодка «Евсей». В память о любимом петухе — красавце. Евсей прожил у Шадриковых до глубокой старости и умер своей смертью (хотя отчим однажды пробовал начать разговор про бульон).

Собираясь на родину, Константин Матвеевич все чаще звонил Рему Васильевичу:

— Тряхнем стариной наконец…

— Еще бы! — отзывался тот голосом пятиклассника Ремки. — Я по дешевке моторку приобрел. Назвал знаешь как?

— Конечно, знаю! «Евсей»!

— Умница! Сразу видно — профессор!..

Такой разговор случился за день до остановки Ремкиного сердца…

…Граф рассказал про это Ване и замолчал. Потом встряхнулся:

— Ну, не будем кончать на грустной ноте. Хочешь, расскажу, как мы в пятом классе ставили пьесу «Стальной волосок»? Девчонок в школе тогда еще не было, и Ремку уговорили играть принцессу. Он сперва ни в какую, но наша учительница…

В кабинете возникла (не первый уже раз) Лариса Олеговна.

— Граф! У тебя есть совесть? Ты заболтал ребенка до беспамятства! Ночь на дворе!

Никакой ночи не было. Самый длинный день лета расстилал по небу оранжевые сполохи, среди них висели разноцветные облака. Но бронзовые часы на электрокамине и вправду показывали, что уже почти полночь. Лариса Олеговна ухватила внука за локти, подняла над креслом.

— Умываться и в постель!

Ваня не упирался. Он ощутил неодолимую сонливость. И сделался легоньким, как тополиная пушинка — сейчас поплывет по воздуху. Он не поплыл, но и в ванную не пошел. У себя в комнате стряхнул на пол футбольную одежонку и мягко спланировал на кровать. Поверх одеяла, носом в подушку.

И сразу же закачало, плавно понесло его куда — то — среди размытых картин про все, что случилось в этом бесконечном дне. Столько всего случилось… И главным было… Нет, не история с помидорами и Квакером, не выстрел, не знакомства с мальчишками. Не Гваделупа и не рассказы Графа. Главное — это Лорка. Такое понимание сейчас протолкалось к Ване через всю другую память. Щуплая девочка с матросским галстучком, с чуть заметными искрами солнца в белобрысых прядках тихонько улыбалась и смотрела на Ваню сквозь напластования сна. Легкая такая. Но была в этой легкости уверенность. Потому что все плыло и колыхалось в зыбком Ванином полусне, а Лорка стояла твердо, хотя и непонятно на чем…

А потом она вдруг присела на корточки, еще раз глянула на Ваню и стала что — то рисовать пальцем у своих босоножек.

И сразу вспомнилась девочка из песенки про Гваделупу:

Есть у деда маленькая внучка,Очень непонятная она.На песке рисует закорючки,Чтобы сразу смыла их волна…

И будто припев:

Лорка, Лорка,Лорка — Гваделорка…

Интересно, есть ли на свете остров Гваделорка? Название вполне подходящее — такое «антильское»… А если нет — еще лучше. Пусть это будет сказка. Их остров…

Вода, солнце и фантазии

Прошла неделя…

Вся компания купалась у старой баржи, на том месте, где в прошлом году познакомились Лика и Тростик. Трубачи, Никель и Ваня, как только добрались до песка, скинули одежду и с разгона врезались в теплую воду. Сплавали туда — сюда, поныряли с кормы, окатили друг друга каскадами брызг и встали в воде по пояс. Чтобы отдышаться. И чтобы поторопить девчонок и Тростика.