Вкус дыма - Ханна Кент

Блёндаль нахмурился.

– И каким же способом ты, преподобный, приобщал осужденную к Господу?

Тоути откашлялся и осторожно положил перо на стол перед собой.

– Боюсь, вы сочтете его не вполне каноничным.

– Так поделись же со мной, и мы оба узнаем, насколько обоснованны твои опасения.

Тоути помолчал.

– Господин сислуманн, – наконец сказал он, – я пришел к убеждению, что путь к душе Агнес Магнусдоттир откроет не суровый глас священнослужителя, грозящий неизбежной плахой, но мягкий и вопрошающий голос друга.

Блёндаль уставился на него во все глаза.

– Мягкий голос друга, – повторил он. – Надеюсь, я ошибся, сочтя, что ты говоришь всерьез.

Тоути залился краской.

– Нет, господин сислуманн, боюсь, что не ошиблись. Все попытки повлиять на осужденную проповедями производили противоположное действие. Поэтому я… побуждаю ее рассказывать о своем прошлом. Вместо того чтобы обращаться к ней, я позволяю ей говорить самой. Я предоставляю ей последнего слушателя, который внемлет ее горестному повествованию о прожитой жизни.

– Ты молишься вместе с ней?

– Я молюсь за нее.

– А она молится за себя?

– Я полагаю немыслимым, господин сислуманн, чтобы она, оставаясь наедине с собой, не молилась. В конце концов, она обречена на смерть.

– Обречена, – повторил Блёндаль. – Нет, преподобный, она приговорена к смерти и всецело заслужила этот приговор.

В дверь постучали.

– А, – сказал Блёндаль, поднимая взгляд. – Это ты, Сэунн. Входи.

Молодая испуганного вида служанка вошла в кабинет, неся перед собой поднос.

– Поставь на стол, будь любезна, – сказал Блёндаль, внимательно следя за тем, как служанка расставляет перед ним кофе, сыр, масло, копченое мясо и плоский хлеб. – Ешьте, если голодны, – предложил он и сам сразу принялся перекладывать на свою тарелку ломти баранины.

– Благодарю, я сыт, – сказал Тоути. Он наблюдал за тем, как сислуманн сунул в рот солидный кусок хлеба с сыром. Блёндаль неспешно разжевал порцию, проглотил и достал носовой платок, чтобы вытереть пальцы.

– Младший проповедник Торвардур, – сказал он, – тебе простительно помышлять, будто дружеское отношение может направить эту убийцу на путь истины и раскаяния. Ты юн и неопытен. Отчасти здесь и моя вина.

С этими словами сислуманн медленно подался вперед и утвердил локти на столе.

– Позволь, я буду с тобой прям. В марте прошлого года Агнес Магнусдоттир спрятала Фридрика Сигюрдссона в коровнике хутора Идлугастадир. Натан Кетильссон вернулся с хутора Гейтаскард вместе с тамошним работником Пьетуром Йоунссоном…

– Прошу прощения, господин сислуманн, но мне думается, я уже знаю, о чем вы намереваетесь…

– А мне думается, что всего ты не знаешь, – перебил Блёндаль. – Натан вернулся домой после визита в Гейтаскард, где он пользовал Ворма Бека, местного старосту. Бек был серьезно болен. Натан отправился в Идлугастадир, чтобы справиться со своими книгами и – насколько я понимаю – прихватить еще кое-какие снадобья, а Пьетур вызвался его сопровождать. А час, преподобный, был уже поздний. Они решили заночевать в доме Натана, а поутру вернуться к больному.

Тем вечером Фридрик Сигюрдссон тайно явился на хутор из Катадалюра, и Агнес укрыла его в коровнике. Всю зиму они замышляли убить Натана и завладеть его деньгами – и именно так поступили. Агнес дождалась, когда мужчины заснут, и позвала Фридрика. Это было хладнокровное нападение на двоих беззащитных людей.

Блёндаль помолчал, наблюдая, какое впечатление его слова произвели на Тоути.

– Фридрик признался в убийстве, преподобный. Признался, что принес в бадстову молоток и только что наточенный нож из кухни и убил вначале Пьетура, проломив ему голову одним ударом молотка. Считал ли он, что перед ним Натан, либо хотел избавиться от свидетеля – не знаю. Однако затем он, вне всяких сомнений, попытался убить Натана. В своем признании Фридрик сообщил, что поднял молоток и нанес удар Натану по голове, но промахнулся. Он сказал, что услышал хруст костей, и, преподобный, обследование останков показало, что у Натана действительно была сломана рука.

Фридрик поведал мне, что Натан после этого проснулся и решил, по всей видимости, помрачась умом от боли, что он в Гейтаскарде и что перед ним его друг Ворм.

Вот слова Фридрика: «Натан увидел в комнате меня и Агнес и стал умолять нас остановиться, но мы продолжали, пока он не испустил дух». Обратите внимание, преподобный, – «меня и Агнес». Фридрик сказал, что Натан был убит ножом.

– Значит, Агнес их не убивала.

– Но она была в комнате, преподобный, и это – неоспоримый факт.

– Однако не она наносила удары.

Блёндаль откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев. И улыбнулся.

– Преподобный, когда Фридрик признался в убийстве, он не проявил ни малейшего раскаяния. Он полагал, что исполняет волю Господа. Он считал, что это расплата за дурные дела Натана, и заявлял, что оба убийства – дело его рук. Мое мнение таково, что на самом деле это было не совсем так.

– Вы думаете, что Агнес убила Натана.

– У нее были на то причины, преподобный. Причем куда более веские, чем у Фридрика. – Блёндаль принялся возить пальцем по крошкам, оставшимся на тарелке. – Я верю, что Фридрик убил Пьетура. Этот человек был убит одним ударом, а молоток – довольно тяжелое орудие для женской руки.

По словам Фридрика, Натан проснулся и понял, что с ним собираются сделать. Я уверен, преподобный, что именно тогда Фридрик потерял присутствие духа. Как же легко забыть, что Фридрику в ту роковую ночь было всего семнадцать! Совсем юнец. Головорез, безусловно – уже установлено, что между ним и Натаном существовала своего рода вражда. Но задумайся, преподобный… – Блёндаль подался ближе. – Задумайся, каково это – убивать человека ради его денег. Представь – что, если он молит тебя о пощаде? Обещает заплатить любой выкуп, ни слова не сообщать властям, только бы ты оставил его в живых?

В горле у Тоути пересохло.

– Я не могу представить подобного.

– А я – обязан смочь, – сказал Блёндаль. – И смог. По моему разумению, Фридрик, увидев, что Натан проснулся, услышав, как он молит о пощаде, потерял самообладание и дрогнул. Он хотел денег, а они в тот момент ему, безусловно, были предложены. – Блёндаль понизил голос. – По моему разумению, Агнес схватила нож и убила Натана.

– Но ведь Фридрик ничего такого не говорил.

– Натан был заколот. Фридрик – сын хуторянина, а стало быть, знает, как забить ножом скот. Перерезать горло. – С этими словами Блёндаль потянулся через стол и пальцем ткнул в горло Тоути. – От сих… – он провел ногтем по шее Тоути, – до сих. Горло у Натана перерезано не было. Его ударили ножом в живот. Это указывает на мотив более омерзительный, нежели простое ограбление.

– Разве этого не могла сделать Сигга? – едва слышно спросил Тоути.

Блёндаль покачал головой.

– Девица шестнадцати лет, которая, едва ее привели, сразу залилась слезами? Сигга даже не пыталась прибегнуть ко лжи – она слишком простодушна, слишком юна, чтобы уметь лгать. Она рассказала мне все. Как Агнес ненавидела Натана, как ревновала, что он ухаживал за Сиггой. Девчушка не слишком смышленая, но уж такое и она приметила.

– Женщины часто ревнуют, господин сислуманн, но далеко не всегда убивают из ревности.

– Убийство и впрямь дело редкое, преподобный, с этим спорить не стану. Однако же Агнес вдвое старше Сигги. Она перебралась в Идлугастадир из этой долины – немалое, между прочим, расстояние, покинула край, в котором прожила всю жизнь. Почему? Уж верно не ради работы – этого для нее и здесь хватало. Была, безусловно, еще какая-то причина, побудившая Агнес наняться к Натану Кетильссону.

– Господин сислуманн, – сказал Тоути, – я не понимаю, к чему вы клоните.

Блёндаль фыркнул.

– Прошу прощения за прямоту, преподобный, но я скажу так: Агнес считала, что заслуживает большего. По всей видимости – предложения руки и сердца. Натан отличался, мягко говоря, нескромным нравом – в долине полным-полно его незаконных отпрысков.

– И он нарушил обещание?

Блёндаль пожал плечами.

– Кто сказал, что он вообще ей что-то обещал? Агнес, насколько я понимаю, пребывала в уверенности, что завоевала благосклонность Натана. Сигга, однако, показала, что Натан Кетильссон предпочитал ее… общество.

– И об этом открыто говорилось на суде?

– Неделикатно, согласен, но процесс по делу об убийстве и не может быть деликатен.

– Вы считаете, что Агнес замыслила убить Натана, потому что он ее отверг?

– Преподобный, перед нами семнадцатилетний грабитель с молотком, шестнадцатилетняя служанка, дрожащая от страха за свою жизнь, и старая дева, чья неутоленная страсть переросла в жгучую ненависть. Один из них вонзил нож в Натана Кетильссона.

Голова у Тоути кружилась. Он сосредоточил взгляд на белом пере, которое лежало перед ним на краю стола.