Карл Маркс: Мировой дух - Жак Аттали

В самом деле, молодые люди были похожи и дополняли друг друга. У обоих была потребность иметь перед собой противника, некую мишень, что позволяло, уцепившись за какую-нибудь фразу, углубиться в теорию. И тот и другой, будучи журналистами в душе, опирались только на факты. Их отличия тоже весьма примечательны: один беден, склонен к теоретизированию, порвал связи с матерью после смерти почитаемого отца; другой богат, с практическим складом ума и очень привязан к матери, ненавидя отца. Один — доктор философии; другой был вынужден прекратить учебу, даже не поступив в университет. Один женат; другой не стремится обременять себя семьей (позже он будет жить с одной работницей, Мэри Бернc, но у него будет и много мимолетных связей, в том числе с родной сестрой своей спутницы жизни). Поистине, Карл нашел в Энгельсе своего рано ушедшего из жизни брата, с которым, кстати, тот был почти ровесником.

Фридрих и Карл отныне будут неразлучны как в жизни, так и в размышлениях и деятельности. Ученик и соратник, свидетель их отношений, Поль Лафарг[28], заметит: «Маркс и Энгельс осуществили в нашем веке идеал дружбы, воспетый античными поэтами».

Сразу же обнаружилось наличие у них общих врагов. Кстати, в те десять дней парижской встречи их беседы в основном сводились к злословию в адрес немецких философов, которых они терпеть не могли или в которых были разочарованы, — Гегеля, Бауэра и других, сегодня не столь известных. В частности, Карл только что прочел «Единственный и его собственность» некоего Макса Штирнера — псевдоним Иоганна Каспара Шмидта, молодого философа, преподававшего в Берлине и называвшего себя «гегельянцем-анархистом» — оксюморон, многое говорящий о смелости его мысли! Претензии Штирнера были безграничны; в частности, он писал: «Я Единственный», «Нет ничего выше Меня», «Ничто — вот на чем я построил свое дело». Он утверждал, что всякий институт — абстракция, реально только индивидуальное сознание, свободно определяющее свои потребности. Маркс предчувствовал, что из штирнеровской болтовни возникнет крупное политическое движение — анархизм. Нужно было любой ценой сразиться с ним, ибо, как он думал, оно не основано на какой-либо социальной действительности. Не говоря уже о том, что Карл пришел в ярость из-за того, что в книге его походя представили «учеником» Фейербаха. Он не может быть учеником кого бы то ни было! Никогда!

В тот самый момент, когда состоялась эта встреча, 29 августа 1844 года, Арнольд Руге, порвавший с Карлом, написал пророческие строки: «Я все еще полагаю возможным, что Карл Маркс напишет очень большую, не слишком абстрактную книгу, втиснув в нее всё им накопленное».

Через десять дней Энгельс должен был вернуться в Германию, на отцовский завод в Вуппертале. Оба решили поддерживать связь и вместе работать, вдали друг от друга, над общими статьями, направленными в первую очередь против современных им немецких философов.

В октябре 1844 года в Бармене Фридрих написал двадцать страниц на немецком, отправил их Карлу — и получил от него через несколько недель, к своему величайшему ошеломлению, триста страниц также на немецком, в которых развивались и уточнялись прошлогодние наброски об отчуждении. Книга сложилась быстро; они подумывали назвать ее «Критикой критической критики», но в итоге получилось название «Святое семейство». Перечитав ее тринадцать лет спустя, Маркс напишет Энгельсу: «Я был приятно удивлен, увидев, что нам не приходится краснеть за это сочинение, хотя культ Фейербаха, отправляемый в нем, теперь выглядит очень забавно».

Это язвительная и подчас смешная книга. Авторы отдают в ней должное Дидро, Гельвецию, Фурье (за эмансипацию женщин) и Прудону (которому они вменяют в заслугу «научный прогресс, совершивший переворот в политэкономии»). По их мнению, бóльшая часть английского и французского пролетариата осознает выпавшую на его долю историческую задачу. Они подчеркивают ограниченность позиции Прудона, который, по их мнению, критикует политэкономию «с точки зрения политэкономии» и, будучи рабочим, может выразить свое мнение только изнутри положения отчуждения, не имея возможности его преодолеть. Ссылаясь на материализм Фурье, Оуэна и Кабе, они приходят к выводу, что «французский материализм ведет прямиком к социализму и коммунизму». В книге почти дословно приводятся целые отрывки из черновых набросков Карла, сделанных прошлым летом: «Как имущему классу, так и классу пролетариата свойственно одно и то же человеческое самоотчуждение. Но первый чувствует себя в этом самоотчуждении удовлетворенным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нем видимостью человеческого существования».

В ноябре 1844 года Карл предложил книгу в «Литературный прилавок» — издательство, возглавляемое Фрёбелем, основателем его покойного журнала. Но Руге, бывший одним из акционеров издательства наряду с несколькими уроженцами Кёльна, воспротивился этому проекту: «Пока я заинтересован в „Литературном прилавке“, вы должны запретить себе издавать любую книгу Маркса». Тогда Карл попросил Бернштейна, директора «Форвертс», передать рукопись издателю этой газеты. Безуспешно. Затем Маркс обратился к доктору Лёвенталю, соуправляющему франкфуртским литературным издательством, и тот согласился ее опубликовать, но в письме от 27 декабря 1844 года предложил другое заглавие: «Позвольте мне дать вашей книге более краткое и броское название: „Святое семейство“ [вместо „Критика критической критики“]. Оно произведет бóльший эффект, и надо надеяться, что содержание книги, зачастую выдержанной в юмористическом ключе, его оправдает».

Название заменили, но книга не имела никакого успеха: философская полемика никому не известных немцев в Париже никого не интересовала.

На заре 1845 года капитализм торжествовал по всей Европе, бунты успешно усмирялись. В Париже Анфантен, Лафитг и Ротшильд основали компанию для строительства железной дороги Париж — Лион. В Коррезе крестьяне воспротивились разделу и продаже общинных земель. В Пруссии были подавлены рабочие мятежи.

«Форвертс» из Парижа приветствовал покушение на Фридриха Вильгельма IV, и это стало последней каплей. 7 января 1845 года прусский король отправил к Луи Филиппу Александра фон Гумбольдта[29] с особым поручением. Тот вручил французскому монарху вместе с подарком длинное послание по поводу «цареубийственных» статей в парижской газете немецких эмигрантов. «Форвертс» закрыли 25 января, и Гизо даже пообещал подумать о высылке дирекции газеты.

Маркс не чувствовал над собой угрозы: хотя он и писал для газеты, но не имел ничего общего с руководством «Форвертс». Теперь он собирал воедино черновые наброски прошлого года, чтобы на их основе написать критическую историю политической экономии, и прежде чем взяться за дело, обошел всех немецких издателей. 1 февраля 1845 года он подписал с Карлом Леске из Дармштадта договор на издание книги «Критика политики и политической экономии», которую обязался предоставить к началу осени. По представлении рукописи он должен будет получить 1500 франков (420 талеров), что примерно соответствовало зарплате рабочего за три месяца; столько же он получит после выхода книги в печать. На самом деле Марксу выдали задаток уже по подписании договора, однако ход событий помешает ему представить рукопись вовремя; более того, он никогда ее не представит и не сумеет возместить издателю полученной суммы. Он опубликует несколько глав из этой книги, но гораздо позже. Одна из них увидит свет двадцать два года спустя в составе книги «Капитал».