Обрученные - Элли Каунди

Пентагон встретил Ахмета нехарактерной для нового стиля жизни суетой. Несмотря на мороз, сковавший город, по просторному холлу бывшего стройтреста сновал народ. Посыльный, убедившись, что доставленный знает дорогу к руководству, тут же растворился в суете. На втором этаже было поспокойнее – там жили бессемейные бойцы и располагались хозслужбы. Третий встречал посетителей брутального вида железной дверью, из щели которой сурово требовали остановиться между этажами и доложить цель визита. Миновав эту сурьезную дверь, посетитель оказывался в клетке из арматуры, затянутой мелкой проволочной сеткой, за которой желтели пахучие смолистые доски. На уровне пояса с лязгом падала заслонка окошка, в которое тот же голос предложил подать «стволом к себе» имеющееся оружие и сохранить клочок бумаги с кое-как накарябанным «двуст. верт. раск. прик». Уточнять, что это ИЖ-27 и на прикладе просто царапина, не стал: коридоры власти все ж, хоть и грязноватые.

Скрипя унтами по тихому нетопленому коридору, Ахмет пытался вычислить, как же используются оставшиеся пять этажей, но до самого коневского кабинета составить сколько-нибудь осмысленной гипотезы не сумел.

– Здорово, мужики, – вежливо поприветствовал сидящих в предбаннике. – К Коневу кто крайний?

– Ты с каким вопросом? – со слишком деловым, как показалось Ахмету, видом спросил спортивного вида мужик, сидящий на подоконнике с сигаретой и парящей кружкой.

Ахмет, бросив на него тупой взгляд, зашарил по карманам, растягивая паузу далеко за пределы приличия. Мужик напрягся – видимо, он тут кем-то был. Ахмет достал трубку, кисет, пододвинул стул, издевательски обстоятельно уселся. Начав набивать, вернул мужику его борзовато заданный вопрос, на полуфразе подняв взгляд, и жестко уперся в глаза нахала:

– С какой целью, интересуетесь?

Мужик осознал, что малехо сгрубил незнакомому человеку. Но съехать не захотел – видимо, среди наблюдающих за развитием ситуации были те, съезжать перед кем ему было в падлу.

– Если спрашивают, значит, надо. Так с какой целью ВЫ прибыли?

– Ну, раз надо. Тады так: мы прибыли с целью беседы с исполняющим обязанности главы Администрации полковником Коневым Н. С.

Мужика взъебло. Ахмет отметил, что он уже заставляет себя оставаться на подоконнике. …Ну, слезь еще давай, жердь ебучая…

– Так ВЫ по личному вопросу, или?..

…Ага, сучонок, сломался, выделил смазку-то. Ладно, залупаться сверх меры не будем; нам, похоже, скоро служить вместе…

– Личному, – буркнул в сторону Ахмет.

Мужик облегченно отъебался, изобразив повышенное внимание к разговору за столом. Подождать пришлось изрядно, к Коневу постоянно вламывались со срочняками. Наконец, он сам вышел из кабинета – видимо, обедать. Очередники тут же увязались за ним, пытаясь на бегу что-то втолковать или, может, что-то выпросить. Ахметзянов решил остаться и еще подождать – бегать за Конем по коридорам Пентагона вламывало. Который уже раз за сегодня набил сочащуюся горечью трубку, выкурил, прошелся по коридору, попытался проковырять дырку в толстой наледи на оконном стекле – бесполезно, льда на палец. …Темнеет уже. Бля, целый день тут просидел. У-у, падишах хренов. «Разговор есть», «Выдвигаться незамедлительно», – беззлобно ругался Ахмет, ковыряя замерзшее стекло. Он не был особенно удивлен или раздосадован – с любым начальством всегда так.

– Ты Акмезянов? – В двери торчала вопросительно приоткрывшая рот голова.

– Ну.

– Давай за мной, Сам зовет.

Прошли в конец коридора, где посыльный постучал в ничем не отличающуюся от других дверь, и сдал Ахмета на руки открывшему. Ахмет удивленно огляделся – комната была пуста, только стул у окна и пепельница на подоконнике.

– Че встал? Вон, подымайся. – Вояка ткнул стволом огрызка[41] за спину Ахмета.

Обернулся – точно, у двери лестница. Ведет в открытый люк на потолке. …Ну, сейчас узнаем, на хера им верхние этажи. О, понятно. По крайней мере, про четвертый. Не успел еще Ахмет преодолеть и половины лестницы, как откуда-то словно издалека, приглушенные стенами, до него донеслись характерные вопли. Тут у них информацией занимаются. Вон, смотри-ка, на тапе, что ль, кого-то исповедуют?[42]

Сопровождающий молча провел его по пустому коридору, открыл без стука очередную безымянную дверь, заглянул: «Заводить?» Там, видимо, велели заводить. Так же молча махнул Ахмету – давай, мол. Войдя, Ахмет оказался в холодной темноватой комнате. …Опа, это ж тот козел из приемной… Конь и еще двое, за длинным столом, накурено каким-то бамбуком типа «Примы», буржуйка, труба не в окно, в стену куда-то, окна заделаны на совесть – «мух»[43] боятся, недавно жрали (мясо с картошкой и квашеную капусту) и выпили понемногу (не спирт, не водка; что-то типа вискаря).

– Здорово, Ахметзянов! Живой еще?

– Здравжлатащщгнал! Не дожжотесь!

Конев сначала притормозил на секунду, видимо, совсем здесь от шуток отвык. Дошло наконец, все, кроме нахального козла с капитанскими звездочками, немного посмеялись.

– Садись давай.

Ахмет присел на указанный стул, расстегнул бушлат и изобразил внимание.

– Есть у меня информация…

– Пасхин, с-с-сука… – тихонечко, но отчетливо вставил Ахмет.

– …Что ты вроде как сечешь по минным делам. МВД где обучался?

– Да не обучался я ничему, Николай Сергеич! Пасхин болтает, сам не знает че. Я в РВСН[44] служил срочную, в Державинске. Пулеметчик должность, сурков в степи гонял все два года. Шахты пусковые охраняли от сайгаков.

– А у меня вот другие данные. Вот и Борис Михайлович подтверждает, что… – С издевательской ухмылкой Конь повернулся в сторону сидевшего справа. Тот важно кивнул. – …С двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят шестого года по тридцать первое мая того же года рядовой Ахметзянов в части числиться продолжал, но фактически находился в УЦ[45] РВСН «Светлый», в/ч номер такой-то, где в числе прочего сдал зачеты по МВД и ПСР. Это че за «ПСР» еще такой? Отчислен за неуставные взаимоотношения и с позором возвращен в Державинск, гонять сусликов. Ты кого наебать решил, салага? – довольно осклабился Конь. – Нет, только гляньте – врет, как срет, и не краснеет!

– Ну и что, Николай Сергеич? Все равно мне этого не надо. И вам я не нужен. Ну че я там мог такого ценного узнать, сами посудите. Как ДША в капсюле-детонаторе обжимать? Дак это любой дурак знает. Ну, вдолбили номенклатуру изделий, на сколько отбегать и куда молотком не стукать, – толку-то что? Сергеич, хочешь, честно скажу, как думаю? Не расстреляешь под горячую руку? – Невесело усмехаясь, Ахмет дождался кивка Конева и продолжил: – Если у тебя есть задачи для настоящего сапера – я не потяну. И еще. У тебя такой работы нет. А если все же нашлась, то тебя снимать пора, хоть ты и целый полковник.

– Ну ни хуя себе. – Конь едва не поперхнулся. – Это почему сразу «снимать»?

– Сейчас поважнее есть проблемы, чем взрывать всякую ебань. Прости за резкость, Сергеич, сам разрешил. Как уж тут ефрейтору полковника не оттянуть, – примирительным тоном закончил Ахмет.

– Эт точно… – задумчиво глядя на Ахмета, протянул Конь. – Ну че, товарищи офицеры, предлагаю поставить человека в курс дела. Он парень нормальный, проникнется. Искать другого – время уже поджимает. Олег, как считаешь? – По армейской традиции Конев начал с младшего по званию и должности.

– Да толку-то секретничать. Вы его, судя по всему, знаете – вам и решать. С момента выхода он будет с моими – там уж я за него отвечу, – со злобным предвкушением ответил капитан.

– Понял тебя. Ты, Борис Михайлович, что думаешь?

– Если ставить в курс, то мое мнение – на казарменное его. До выхода. Иначе – сам понимаешь, чем утечки кончаются.

Ахмет, до сей поры пассивно таращившийся на Судьбу, внезапно возникшую посреди его маленькой и ясной жизни в лице трех небритых людей в камуфляже, очнулся. Почуяв кожей огромную важность того, что решили заполучить эти трое, он совершенно справедливо решил поторговаться до задатка.

– Так, пока мне еще ничего секретного не сказали, вставлю пару слов: можете даже не обсуждать дальше, пока не пообещаете мне кое-что.

Трое офицеров недовольно прервали прения, грозно воззрившись на посмевшего влезть в их базар ефрейтора.

– Ахметзянов, ты вообще уже оборзел. Ну, чего еще?

– Бля, Конев, да так – ничего. Ты меня под молотки хочешь бросить, особист твой… особист же, правильно? – вон, закрывать меня уже собрался; этот, молодой, – да сядь ты, капитан ты или адмирал – мне по хую, салага ты еще. Молодой, говорю, – вон, «с моими будет», «отвечаю» – всю дорогу мне будет свои спецназовские понты рисовать – а ты подумал, надо оно мне? Мне оно надо? Конев, ты меня знаешь – не увижу, что оно мне надо, – не пойду. Хочешь, на Коране поклянусь – не пойду.