Охота на льва - Лариса Петровичева

Несса вздрогнула, словно от удара. Холодная рука с аметистовым перстнем накрыла ее нервно стиснутый кулак.

– Это ненадолго, – произнес Шани. – Ненадолго…

Барабанщики взмахнули палочками, и над площадью начали раздавать резкие щелкающие удары – выводили осужденных, приговоренных к казни: Андрея, Супеска и еще двоих офицеров высшего ранга. Несса подалась вперед. Небритый, в лохмотьях, со связанными за спиной руками, Андрей шел, гордо подняв голову, как человек, который сделал то, что считал нужным. Ветер трепал его волосы – Несса смотрела и не чувствовала, что плачет. Кто-то из толпы швырнул в него огрызок, но не попал – это послужило сигналом, и в идущих полетел мелкий мусор и камни, один из которых чиркнул его по щеке. Андрей даже не остановился – со спокойным достоинством он приблизился к месту казни и посмотрел в сторону императорского помоста.

– Отец… – прошептала Несса. Андрей увидел ее и ободряюще улыбнулся – словно верил, что все будет хорошо, и жизнь не закончится через несколько минут. Несса обернулась к императору, который все еще не выпустил ее руки, и прошептала: – Пожалуйста. Ты же можешь все это прекратить.

Шани не ответил. Не унижайся, сказал внутренний голос, ты все равно ничего не исправишь. Все случится так, как суждено, – и если суждено терять любимых, то этого не изменить.

Помощники палача быстро и ловко привязали осужденных к столбам – последней милости в виде яда или петли, сворачивающей шею, им не полагалось. Барабанная дробь зазвучала еще тревожнее, а потом резко оборвалась.

– Именем закона и совести!

Звонкие голоса глашатаев полетели над площадью и растаяли в солнечном небе. Нессе почудилось, что ее сердце остановилось, – в окутавшей ее вязкой тишине она даже слов не разобрала. Глашатаи опустили свитки. Люди на площади замерли в тревожном ожидании, боясь хоть что-то упустить. Палач с достоинством поклонился на все четыре стороны и принял из руки помощника первый факел, от которого тянулась траурная лента дыма.

Несса зажмурилась.

И она не увидела, как император поднял руку, привлекая внимание. Тишина на площади стала гробовой – люди, кажется, перестали дышать.

– Друзья, послушайте, – сказал Шани.

Несса открыла глаза и посмотрела на него – бледное лицо не выражало никаких эмоций, будто кукловод сам превратился в марионетку.

– Заступник учил нас: поступайте с врагами так, как если бы Я сам стоял перед вами на месте вашего недруга. Владыке земному должно не только карать, но и миловать, – он сделал паузу и, выждав несколько мгновений, продолжал: – Поэтому я решил заменить казнь приговоренных пожизненной ссылкой в северные земли с лишением всех прав гражданского состояния. Я скромный слуга нашего небесного Владыки и не имею права нарушить Его завет.

Некоторое время люди молчали, переваривая сказанное, а затем тишина взорвалась ликующими воплями и треском хлопушек – такой приговор понравился собравшимся гораздо больше. В небо полетели бело-голубые воздушные шарики, а Шани махнул собравшимся еще раз и повлек Нессу к ступеням. Обернувшись, она увидела, как палач с помощником отвязывают несостоявшихся жертв казни, затем Артуро подтолкнул ее в спину, и она послушно подалась за императором.

– Ты довольна? – спросил он по-русски.

Несса кивнула, чувствуя, как внутри распрямляется туго сжатая пружина, высвобождая слова и чувства. Но сказала она лишь одно слово:

– Спасибо.

– Из столицы их вышлют вечером, – продолжал Шани. Возле помоста охранцы взяли их в кольцо, и группа направилась ко дворцу. От радостных криков горожан закладывало уши – милостивый владыка нравился им еще больше грозного и карающего. – Ты сможешь с ним проститься. Конечно, на севере жизнь не сахар, но он будет жить. Это все, что я могу сделать для вас обоих.

Несса провела по щеке ладонью, смахивая слезы. Ей не верилось, что все это происходит на самом деле. Андрей будет жить, будет жить – стучало в висках; она шла и не чувствовала, что идет, не знала, жива она или уже нет. Если бы Артуро предусмотрительно не подхватил Нессу под локоть, то она бы наверняка свалилась на мостовую – ноги подкашивались.

– Прости меня, – прошептала Несса и не услышала своих слов. Добавила громче: – Прости.

Шани печально усмехнулся.

– Уже неважно, – откликнулся он. – Идем.

У главного редактора «Столичного вестника» всегда была репутация умного, расчетливого и прозорливого человека, который ничего не делает просто так. Поэтому никто не удивился тому, что на следующий день после смерти полковника Хурвина Эмма, придя на службу, обнаружила свои вещи собранными в коробку и выставленными к порогу, а себя – в статусе безработной. Оценив вежливый поклон с глубоким прогибом в сторону власти, коллеги не стали прощаться с Эммой, сделав вид, что ужасно заняты своими делами.

Эмма тоже не удивилась: чего-то в этом роде она и ожидала. Подхватив коробку со своими исписанными блокнотами, кружкой и словарем аальхарнского языка, она поправила траурный платок и ушла в новую жизнь. Впрочем, новая жизнь в ее случае – это была слишком громкая фраза. Больше всего Эмме хотелось сейчас пойти и броситься в реку с моста.

Она ведь не смогла даже похоронить отца по-человечески: полковника вынули из петли и закопали на поле самоубийц, никак не обозначив могилу. Эмма шла по проспекту, прижимая к себе коробку, и не видела, куда идет. Проще говоря, ей было все равно, как ни банально это звучало, но жизнь утратила смысл. По городу ходили слухи, что жены некоторых приговоренных к ссылке офицеров собираются разделить с мужьями тяготы жизни на диком севере и уже подали прошение на высочайшее имя: но Эмма была лишена даже этого. У нее ничего не осталось.

Поэтому, когда прямо перед ней резко остановился дорогой экипаж, а кучер громко и матерно высказался по поводу тех дур, которые прут под копыта лошадей, не глядя по сторонам, Эмма испытала чуть ли не облегчение, поняв, что ее несчастная жизнь может закончиться в любую минуту – и тогда она встретится с родителями и прекратит свои страдания. Дверца экипажа открылась, и пассажир спрыгнул на мостовую, видимо желая убедиться, что с прущей куда ни попадя дурой ничего не случилось.

– Эми, – утвердительно произнес он. – Эми Хурвин.

Эмма подняла голову и увидела перед собой Артуро. Тот пристально рассматривал ее, и Эмма готова была поклясться, что личник императора прикидывает, куда отвезти дочь государева преступника: в тюрьму или на дыбу. Однако Артуро обратился к ней спокойно и доброжелательно:

– Ты не ушиблась, Эми?

– Нет, – прошептала Эмма, опустив голову. – Благодарю вас, сударь, все в порядке.

– Не узнаешь, – так же утвердительно промолвил Артуро, Эмма решила притвориться, что так оно и есть. – Мы с тобой встречались на заседаниях Госсовета.

…Яблочный сок был густым, насыщенно золотым и очень сладким. Сами яблоки – крупные, желтые, с красными шрамами загара на боках лежали тут же, на столе.

Отпив сока, Эмма отставила бокал на салфетку и сказала:

– У вас красивый сад.

– Я им почти не занимаюсь, – сказал Артуро. – Его еще отец мой сажал.

Сад действительно был хорош. Стройные яблони склоняли усеянные плодами ветви к траве, солнечные брызги рассыпались по темной листве, и тени скользили от стволов к дорожкам, словно деревья протягивали руки. Эмма подумала о том, что, наверно, у нее осталась единственная радость – спокойно сидеть и пить сок. Если, конечно, это можно назвать радостью.

– Я читал твою последнюю статью в «Вестнике». Ты действительно думаешь, что в столице появился новый безумец?

Эмма пожала плечами. Пригубила сок.

– Я больше не работаю в газете. Пусть с этим теперь разбирается кто-то другой.

Артуро улыбнулся каким-то своим мыслям. Провел пальцем по бокалу, стирая золотистую каплю.

– Чем планируешь заниматься?

Служанка в накрахмаленном чепце, с перетянутой корсетом талией принесла завтрак: ноздреватые ломти свежего белого хлеба, банку, в которой сквозь слой джема просвечивали тонкие ломтики яблок, и целое блюдо мясной и сырной нарезки. За подол ее пышной юбки зацепился яблоневый лист. Эмме казалось, что она сходит с ума.

– Продам дом. Куплю маленькую квартиру в центре… – Голос Эммы дрогнул. Фантасмагория, в которой она куртуазно завтракала с мучителем ее отца, достигла своего пика: Эмма даже не сразу поняла, что плачет. – Пойду и кинусь в Шашунку, вам-то какое дело?

– Ты мне искренне симпатична, Эми, – спокойно признался Артуро и взял с блюда хлеб, но есть не стал – задумчиво скрошил кусок в траву. – Я планирую восстановить тебя на работе, – он усмехнулся и добавил: – Ну нравятся мне твои статьи. Просто нравятся.

Эмма провела по щеке тыльной стороной ладони. Ей следовало удивиться – да только сил не было.

– И что вы за это попросите?

Артуро улыбнулся и накрыл ладонью руку Эммы.