На берегах Ганга. Торжество любви - Грегор Самаров

— Вы, конечно, знаете, лорд Чарльз, — предупредил офицер, говоривший за себя и за своих товарищей, — какие последствия повлечет за собой ваш отказ?

— Да, знаю, — воскликнул лорд, — и всегда готов отвечать за свои слова.

Он слегка поклонился и стремительно вышел. Все как-то притихли после неприятного инцидента, только Гастингс оставался вполне равнодушным.

— Я благодарю всех присутствующих, — сказал он, — и прошу, чтобы случившееся не нарушало царившего здесь веселого настроения; пожелаем счастья моей дочери и ее жениху.

Он поднял бокал и выпил его. В ответ раздались со всех сторон бурные возгласы. С час еще сидели все вместе, единогласно осуждая лорда и горячо восхваляя капитана. Лучшего вступления молодой четы в индийское и английское общество Гастингс не мог бы себе представить. Когда он вернулся к нетерпеливо ожидавшей его Марианне, он ее крепко обнял, рассказал о случившемся и прибавил:

— Теперь никакая клевета не осмелится больше коснуться мужа твоей Маргариты. Правда, у меня стало одним врагом больше, но я рад, что все так случилось.

К утру следующего дня весть об обручении губернаторской дочери с капитаном успела распространиться по всему городу, дошла она и до маленькой гостиницы, из которой выходил хорошо одетый человек со смуглым лицом, в сопровождении своего слуги из касты судров. Его лицо сияло от счастья; при выходе из гостиницы он оглянулся, посмотрел на развевавшийся над дворцом флаг, махнул ему в знак привета рукой и тихо прошептал:

— До свидания, моя Маргарита, свет моей жизни.

Через час с отчаливающего корабля раздался прощальный салют. В ответ ему грянул пушечный выстрел с форта. Услыхав выстрелы, Маргарита бросилась в своей комнате на колени и долго молилась. Когда же она поднялась, лицо ее выражало радостное спокойствие, а сердце наполняла глубокая вера в свое счастье. Она позвала служанок и тщательно занялась своим туалетом, тем более что сегодня вечером она должна принимать поздравления всего калькуттского общества.

В большой приемной мать и дочь встретил Гастингс.

— Ну что же, сдержал я свое слово? — спросил он, обнимая Маргариту.

Все лучшее общество Калькутты явилось поздравить молодую невесту, но лорда Торнтона среди них не было.

Еще рано утром к нему пришли несколько английских офицеров с требованием отказаться от вчерашних слов. Лорд не отказался, и его вызвали на дуэль. Выбрав двух мало знакомых ему офицеров в секунданты, он поехал с ними к бастионам форта Вильяма, чтобы драться.

Несмотря на то что он искусно владел оружием, ему не посчастливилось, и он получил рану в правое плечо. После тщательной перевязки его в открытой коляске повезли в резиденцию, и здесь, к крайнему его неудовольствию, ему пришлось увидеть блестящий съезд поздравителей.

Английским врагам губернатора, к которым принадлежал теперь лорд, не везло в Калькутте. Как прежде Филипп Францис, он лежал теперь, пораженный пулей, и хотя, по словам врачей, рана не представляла опасности, все же для ее заживления требовалось продолжительное время. Лорду пришлось отложить свой решенный уже отъезд, что при теперешних обстоятельствах заставляло вдвойне страдать его гордость.

Как только Гастингс узнал о случившемся, он вышел из приемной залы и отправился к лорду Торнтону, высказывая своему гостю крайнее сожаление по поводу его ранения. Бледное лицо лорда покраснело от злости, лихорадочно блестевшие глаза пронизывающе смотрели на губернатора.

— Все, — упрекнул он, — поздравляют мисс Маргариту по случаю предстоящего бракосочетания ее с великим незнакомцем, а вы, сэр Уоррен, пришли насладиться видом вашей жертвы.

— Моей жертвы? — недоумевал Гастингс.

— Вы знали о моих желаниях, сэр Уоррен, по-видимому, сочувствовали им, обещали мне свою падчерицу. Можете ли вы удивляться, что внезапная перемена ваших решений меня глубоко оскорбила? Теперь-то я знаю по собственному опыту цену вашему слову — слову губернатора Индии!

Гастингс сдвинул брови, но отвечал совершенно спокойно:

— Вы не правы, — лорд Торнтон, — я обещал содействовать вашим желаниям, но прибавил, что не смею насиловать волю Маргариты, я сдержал свое слово, моя жена может вам подтвердить, что я за вас ходатайствовал, но безуспешно.

— И вы не сказали мне раньше, — презрительно заметил лорд, — потому что ждали отправления моего доклада к сэру Генри Дундасу.

— Я не читал вашего доклада, — уведомил его Гастингс, — но я вполне уверен, что при составлении его вы не могли руководствоваться ничем иным, кроме правды и собственного убеждения.

Лорд Торнтон прикусил губы и, не отвечая, повернулся к стене.

— К счастью, я слышал, — продолжал Гастингс, — что ваша рана неопасна, и я надеюсь, что по выздоровлении ваш образ мыслей изменится.

— Вы правы, сэр Уоррен, совершенно правы, — не оборачиваясь, отвечал лорд, — вы тонко все рассчитали, будем же играть комедию до конца. Надеюсь, что конец не заставит себя долго ждать!

Гастингс вернулся в приемный зал и отвел мистера Барвеля в сторону:

— Прикажите, друг мой, чтобы за лордом тщательно следили. Без контроля ни одно письмо его не должно отправляться в Европу. Тигр всего опаснее, когда он ранен, а человек опаснее тигра.

III

В большом зале дома Ост-Индской компании в Лондоне открывалось общее собрание акционеров. Никогда еще большой, мрачный и роскошно убранный зал не видел столь блестящего собрания. Обыкновенно, когда вопрос поднимался о текущих делах, важные акционеры присылали вместо себя поверенных или вовсе отсутствовали, но сегодня все акционеры явились лично, среди них — даже члены министерств и важные придворные сановники. Мягкие, обитые шелком скамьи с золочеными спинками занимали более пятидесяти пэров государства, много членов палаты общин.

Рядом со столом директоров сидел Филипп Францис — секретарь общего собрания. В его обязанности входило докладывать и разъяснять все представленные на заключение акционеров предложения.

Председатели обеих следственных комиссий по делам Индии — Эдмунд Бурке, знаменитый парламентский оратор, и Генри Дундас, лорд-адвокат Шотландии, — внесли в нижнюю палату очень серьезные предложения, которые были ею приняты.

Первое предложение касалось закона, ограничивающего компетенцию высшего суда в Индии и подчиняющего этот суд английскому верховному суду, который, таким образом, являлся для первого апелляционной инстанцией. Второе же предложение относилось непосредственно к личности Гастингса. Губернатора обвиняли в жестоких вымогательствах и противозаконных насилиях; особенно осуждали его за войну против рахиллов, находя ее несправедливой и попирающей законы человечества, к тому же невыгодной и с точки зрения политики: война уничтожила благородное племя, которое могло стать надежным другом Англии. На дружбу же властителя Аудэ, в жертву которому были принесены рахиллы, считалось, что Англия не могла рассчитывать. Поэтому компании предлагалось отозвать генерал-губернатора Индии Уоррена Гастингса.