Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

Не знаю уж почему, но за полетами Славороссова внимательно следила газета «Кронштадтский вестник», сообщая о его победах за рубежом:

«После больших состязаний в Вене, на которых он занял третье место из сорока трех авиаторов, им, по приглашению спортивного клуба, сделана поездка по австрийским курортам… Все газеты, начиная с венских, полны сочувственных отзывов о русском пилоте и выдвигают его в ряды лучших авиаторов мира».

Гастроли Славороссова продолжаются.

«Выдающийся русский летчик Славороссов на знаменитом аэроплане «Блерио-XI» совершит свободные полеты над морем и над горами!»

Эти броские афиши лишили покоя обитателей древнего приморского города Фиуме, еще ни разу не видевших полетов. И Славороссов был доволен, что приехал на берег Адриатики. Ему очень нравился утопающий в зелени город, амфитеатром спускавшийся к морю. Не только оно напоминало родную Одессу, но и шумная, темпераментная, многоязыкая толпа. Половину обитателей составляли итальянцы, недаром город был основан римлянами. Жили здесь хорваты, венгры и еще пестрая курортная публика. Площадка для полетов выбрана Славороссовым у самого моря на высоком скалистом берегу. В многотысячной толпе зрителей был и вице-губернатор Фиуме барон Лодовико Орос ди Бартини с приемным сыном Роберто, которого грудным младенцем подкинули в дом богача-аристократа. Юный Роберто не мог оторвать глаз от белого аэроплана, похожего на гигантскую птицу, гордо раскинувшую крылья. А рядом с нею сказочный рыцарь авиации в кожаном облачении, увенчанный сферическим шлемом. Заняв свое место в пилотской кабине, он взмахом руки приветствовал публику и подал знак механику, стоявшему у пропеллера…

Громко чихнув, зарычал мотор, вдоль фюзеляжа потекли космы сизого дыма, и до толпы донесся горьковатый запах бензина и горелого масла.

Пророкотав на разные голоса, согревшийся мотор набрал силу, натужно загудел и понес белую птицу прямо к обрыву… Кто-то испуганно вскрикнул, когда, сорвавшись с утеса, аэроплан резко провалился вниз, но тут же утвердился в плотном морском воздухе и начал парить над бирюзовой гладью… Не рискуя особо удаляться в море, Славороссов развернулся обратно и, как только пересек береговую черту, почувствовал, что аэроплан сразу подбросило вверх… «Разный воздух», — осенила пилота догадка, он впервые пересекал в полете границы моря и суши, не зная еще, что плотность воздуха над ними неодинакова.

В ту пору младенчества авиации многое, если не все, постигалось такими, как он, только опытом. Чтобы проверить себя, Славороссов вновь улетает в море и, довольный своим «открытием», продолжает парить в весеннем небе, то уплывая к горизонту — в горы, то появляясь над восторженной толпой. После посадки зрители устроили покорителю воздуха настоящую овацию, его забросали цветами. Вице-губернатор Бартини пожал Славороссову руку, поблагодарил за необычайное удовольствие и представил летчику своего сына:

— Роберто ваш самый горячий поклонник. Он вообще увлекается всякой техникой, а теперь просто бредит аэропланами.

— Тогда прошу, — улыбнулся подростку Славороссов и показал рукой на пилотскую кабину. — Прего, синьор Роберто…

Кто мог предполагать, что именно эта встреча с русским летчиком определит выбор Роберто, его судьбу. Пройдут годы, отгремит война, которая поставит Славороссова и юного австрийского офицера в противостоящие армии. Роберто Бартини вернется домой из русского плена, но вернется совсем другим человеком: его открытое, чистое сердце навсегда опалит огонь Октябрьской революции. В 1921 году студент-политехник Бартини вступит в ряды Итальянской компартии. А потом, но… не будем торопить события.

В каждом городе две-три недели, ни одного срыва, ни одной неудачи, и слава о русском авиаторе опережает его в этом первом и весьма удачном зарубежном турне.

Поздней осенью 1912 года, в конце столь блистательной и выгодной поездки, уставший Славороссов собирается ехать домой. Долгов у него нет, самолет оплачен, на жизнь пока хватит, а там уже вновь зовут на гастроли, можно заранее заключить контракты.

Славороссов сидел, погрузившись в глубокое мягкое кресло, вытянув руки вдоль валиков. С удовлетворением оглядев свой уютный гостиничный номер, взял лежавшую на коленях развернутую газету и опять попытался хоть что-то понять в заметке о его полетах. Немецкого он не знал, но какие-то слова были знакомы… «Надо бы позаниматься…» Он покосился на маленький секретер, где лежал подаренный ему в Праге одним русским почитателем самоучитель французского языка. Человек уже в летах, добродушный, как все толстяки, он помнил Славороссова еще по Одессе, где постоянно ходил на велотрек. В Праге он очень помог летчику, предложив свои услуги переводчика. Несколько раз поводил по городу, приносил русские газеты, делал скромные подарки, а на прощание подарил самоучитель:

— Не обижайтесь, Харитон Никанорович, но такому человеку, как вы, нельзя без языка. Французский вас везде выручит. Это очень простой, доступный учебник…

«Надо написать Олегу Константиновичу, — подумал Славороссов. — Душевный человек». Он встал, подошел к бюро, открыл маленьким ключиком небольшой черный портфельчик с тисненными золотом инициалами «X. С», поднесенный ему в Вене, достал лист почтовой бумаги, в левом углу которого было отпечатано: «Харитон Никанорович Славороссов-Семененко, пилот-инструктор т-ва «Авиата». Варшава».

Написав пражскому знакомому, Харитон Никанорович вспомнил, что не ответил Каменскому, которого очень обрадовали успехи учителя в Австрии. Славороссова интересовало, как подвигается у писателя работа над книгой о летчиках, не было таких еще в России книг. Коротко сообщив о своих последних гастролях, он продолжал: «…Напечатали ли Вы свою книгу «Жизнь авиаторская», если да, то ради бога пришлите мне, а если нет, то сообщите, в каком положении это дело».

Кажется, впервые за недолгую жизнь этот двадцатишестилетний человек чувствовал себя так хорошо и уверенно: отныне он признанный летчик, ни от кого не зависит, все, что будет дальше, ясно — служение авиации. Где и как, время покажет, в «Авиату» ему возвращаться нечего. Следовало решить, что делать с самолетом: отправить в Россию или продать, а себе приобрести новый. Расходы окупятся — демонстрационные полеты, катание пассажиров тоже доходная статья — желающие платили сто рублей. «Ну, можно брать и поменьше, — подумал Славороссов. — Хватало бы на жизнь». Неожиданно все его планы переменило письмо из Милана. Глава фирмы «Капрони», на которого Славороссов произвел в Вене самое прекрасное впечатление, о чем тот и писал, предлагал русскому летчику испытывать самолеты фирмы, выступать на соревнованиях, в которых Славороссов пожелает принять участие.