На осколках прошлого - Нина Леннокс

Оглянувшись вокруг, я увидела спортивную площадку. Эффект бабочки, не иначе. Я же вроде только подходила к школе, а уже оказалась тут. Все мысли о Бетче, хотя мысли о придурках не приводят ни к чему хорошему. Как у него, интересно, дела? Ну вот, опять думаю о нем!

Рядом — ни души, словно все вокруг вымерло. Я устроилась на скамейке и достала шарж. Ну, красота же. Папаня мой — само совершенство, ему только моделью и работать. Надо будет подложить этот лист Цезарю в кошачий лоток. Хотя, боюсь в этом случае он не захочет туда испражняться! Тоже мне, эстет! Я опять рассмеялась вслух, вытирая выступившие на глазах от смеха слезы. Внезапно что-то прилетело мне в голову. Что-то небольшое отпружинило от затылка, а тишина резко взорвалась криками детей. Господи, нашествие мертвецов меня бы так не испугало.

— Всем строиться! — отдал приказ мужчина, и раздался свист.

Я зажмурилась, проклиная всех вокруг. Какого черта они тут устроили? Уже и посидеть в тишине нельзя! А, ну, да, это же школьная площадка…

— Мисс, Вы не могли бы вернуть мячик? — Уже вежливо спросил тот самый мужчина, который только что отдавал приказы детям.

— Бетч?! — воскликнула я, не веря своим глазам. — Бетч, мать твою, это ты! Да ладно!

— Кросс, мать твою, это ведь ты! Иди, обнимемся, — сказал он и притянул меня в объятия.

—Ммм, а пресс у тебя стал стальным. Не то, что тогда, на выпускном.

— Если бы и тогда такой был, дала бы? А, Ники? Все дело в прессе?

— Точно, стальной, — констатировала я, ударяя его под дых.

Бетч задохнулся, но потом засмеялся.

— Узнаю тебя, Кросс. Я все эти годы задавался вопросом, почему ты тогда даже не попыталась меня избить? Все же знают о твоем характере.

— Была слишком ошарашена новостью о том, что я — ходячая вагина, на которую поспорили.

— Да ладно, Ник…

— Я не Ник, Бетч. Я не твой дружок из бара или бейсбольной команды, ясно? Задрали, так называть!

— Ок, больше не буду. Извини за тот случай. Это был не я, то есть, я, но подросток…

— Все в норме, не переживай. Ты первый, но не последний козел, попавшийся на моем пути.

— Все, все, не кипятись, крошка. Пойдем к ребятам, надо дать им указания.

Бетч свистнул в свисток и заорал, как самый настоящий коммандос, отдавая приказы детям: кому и сколько нужно сделать прыжков и отжиманий. А он возмужал… Только, что он тут делал?

— Что ты здесь забыл, Бетч? — спросила я, отходя в сторону, чтобы освободить ребятам место для пробежки.

— Прохожу практику.

— Практику? А как же карьера бейсболиста или еще кого-то. Ты же всегда грезил о славе Майкла Джордана.

— Кросс, Джордан — баскетболист. Запомни, наконец! Да, решил, что звездой бейсбола мне не стать, и нафиг надо париться — тренером тоже нормально.

— Значит, практика… И, как? Почему в нашу школу вернулся?

— А куда еще? Предлагали на выбор, но свое болото роднее всего. А ты что забыла в Вашингтоне? Вроде, переехала, или я что-то путаю?

— В гости к отцу заехала. Соскучилась по родной душе, — саркастично сказала я, вспоминая этого монстра. Мне еще столько времени гулять…

— Ясно. Эй, Майклс, отжимайся, не халтурь! Меньше есть надо, больше двигаться. Давай! Я слежу за тобой, — проорал Бетч какому-то полному мальчишке и вернулся ко мне.

— Скажи, Бетч, это же не предел мечтаний?

— Что именно?

— Наши с тобой жизни. То, чего мы достигли после школы. Это просто смешно.

— У меня все нормально. Живу холостяком, банка пива есть - и ладно. Еще каналы все показывают… Жизнь удалась. А ты чем занимаешься? Рисуешь, наверное?

Да, у себя в голове.

— Нет, не сложилось…

— Жаль. Мы все были уверены в тебе, Ники. Ты всегда с таким упоением рисовала, даже на два месяца летала в Париж, брала крутые уроки у крутого художника…

— Да… Знаешь, я пойду. Забыла, что дел куча, и, вообще…

— Я тебя чем-то обидел?

— Нет, Бетч, все — супер. Мне, правда, пора.

Он разбередил старые раны. А мне нужно было отвлечься. Срочно. Я уже собиралась уйти с площадки, когда Бетч меня окрикнул.

— Ник, если что, запомни мой адрес: Мэй роуд, дом первый, у дороги. Заходи, если будет желание.

— Конечно. Пока!

Я ушла так быстро, как будто спасалась бегством. От чего или, вернее, кого я опять убегала? Бетч напомнил мне об ужасе последнего года обучения. Все навалилось разом! Чертов снежный ком, который будет расти до тех пор, пока тебя не раздавит. И я была близка к тому, чтобы превратиться в лепешку. Нужно было как-то справиться с эмоциями, и я выбрала кардинальный способ: направилась туда, где меня точно накроет с головой, и в то же время принесет облегчение. На кладбище, к маме. Но сначала я заглянула в прилегающий к школе парк.

Как же я любила этот парк! Особенно, сейчас. Начало ноября… Природа застыла в немом ожидании зимы, растительность потеряла свои краски, и замолкли птицы. Окружающая обстановка соответствовала моему душевному состоянию. Мои птицы тоже молчат. Давным-давно, лишенные крыльев, они с дикими воплями попадали с неба на землю. И долго умирали в страшной агонии, крича о том, как сильно хотели жить… Краски поблекли, цветовая гамма сузилась до черного и серого. Столько лет я делила свою боль с этими деревьями и кустами, столько лет умывалась слезами, сидя на этих скамейках. И вот, всё вернулось на круги своя.

Так больно, что сердце рвет на части. Нет, мне не нужна отцовская любовь. Уже давно не нужна. Но почему он считает, что плохо только ему одному? Я лишилась матери, так и не почувствовав её любви. Я лишилась отца, так и не обретя его. Я одна во всём мире, и мой родной отец ненавидит меня. Но плохо ему одному, черт возьми!

Я разрушила его карьеру. Доминик Кросс был видным политиком, старшим сенатором в конгрессе более шести лет. Его избирали дважды. А потом взяли и отправили в отставку. Просто так. Не могло этого быть. Должна была быть серьёзная причина. Но мне уже её не узнать. Я была той самой страшной обузой, которая мешала ему возобновить карьеру. Но как я могла ею быть? Я была так мала, когда его отстранили от дел. Позже жизнь вошла в свое русло. Дома я старалась не появляться, задерживалась в школе так долго, как только могла, бродила по улицам, сидела по полдня в этом парке. В общем, ему я точно не могла помешать. Не думаю, что он даже помнит, как я выглядела лет в тринадцать. Улицы — мой дом. Совершенно справедливое высказывание.

Пнув банку из-под колы, я села на скамейку и погрузилась еще глубже в размышления. Я убила свою мать. Отчасти, он был прав. Но тогда правильней сказать, что убила неумышленно. Если бы я знала, что мама умрёт при родах, то предпочла бы не появляться на свет вообще. Но меня никто не спросил. Почему он не попытался дать мне свою любовь? Я бы ответила ему тем же. Мы бы смогли пережить эту страшную потерю вместе. А так мы находимся по разные стороны этой пропасти, и нам уже никогда не воссоединиться. Мост из ненависти невозможно было сжечь. Слово «семья» ничего не значит, оно обесценилось навсегда.