Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

объемы Пакгауза напоминали собой утробу живого существа, что удивления как раз не вызывало: давно уже интеллектронные архитектуры всех степеней сложности строились по образу и подобию нейронных сетей и кровеносных систем, и Федерация не была исключением. Это было целесообразно, это позволяло использовать в качестве элементной базы искусственную органику всех типов и естественным образом включать в операционные циклы квазиживых структур всякие полезные вещи вроде процедур энергетической автономии, самодиагностики и регенерации.

А еще это свидетельствовало о том, что если то и были аутсайдеры, то либо в своем прошлом, либо в настоящем, хотя бы даже через третьи руки, они имели доступ к технологиям Галактического Братства.

Иное дело, что застань Кратов здесь какие-нибудь мельничные лопасти с жерновами или густо смазанные машинными маслами шатуны с кривошипами, он обнаружил бы себя в гносеологическом тупике.

Охотники ловко проносили кокон с добычей сквозь просветы в тенетах, уворачивались от пульсировавших сфер, но не выказывали никаких намерений умерить свой полет. По оценкам Кратова, они давно уже должны были достичь дальних уголков Пакгауза. Однако, похоже, здесь существовали и нижние ярусы, куда более протяженные, нежели доступное природным явлениям и сторонним взорам навершие Базы.

С неприятной отстраненностью Кратов попытался представить, каково было очутиться здесь обычным людям… тому же Мадону с его драматическим мировосприятием, тому же Белоцветову с его любовью к открытым, ярко освещенным пространствам… такое кого угодно могло ввергнуть в панику, даже, пожалуй, стального командора Татора, более привычного к ясности и порядку в делах… все они были лишены тех способностей, какими рациоген наделил Кратова даже без кодового слова.

Все они были напуганы и дезориентированы.

И только Мадону, который при любом раскладе в этой человеческой ячейке оказывался слабым звеном, удалось выбраться на свободу.

ИЛИ НЕ УДАЛОСЬ

ЭТО ИНТЕРЕСНО

НЕ НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ ОТВЛЕКАТЬСЯ

ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ

КОГДА ВЕРНУСЬ НА КОРАБЛЬ

КОГДА ВСЕ ВЕРНУТСЯ

ЕСЛИ ВЕРНУТСЯ

НИКАКИХ ЕСЛИ

Они и впрямь спускались по широкой дуге, радиус которой скрадывался беспорядочным скоростным маневрированием. Здесь, на нижних ярусах, становилось просторнее, симфония сфер не звучала уже со столь зловещей патетикой, сменив «фортиссимо» на «состэнуто-мистериозо», угольная тьма по-прежнему клубилась и обволакивала, но в нее впадали слабые ручейки серых тонов, проплывали дымные кисейные лоскутья, мерещились далекие вспышки яркого света не больше игольного ушка, но для гиперчувства и того было достаточно.

Они приближались к финишу безумно затянувшегося кросса.

СЛЫШУ

ОНИ ЗДЕСЬ

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЭМО-ФОН

И НЕ ОДИН

ПОРА

ДАВНО УЖЕ ПОРА

ПОЛНОЕ ВНИМАНИЕ

Он освободился.

На это ушло несколько мгновений. «Смауг Марк I» удобно и даже приятно лежит в руке, он компактен и не выделяется среди деталей экипировки скафандра высшей защиты, на котором чего только не навешано.

Никому из его похитителей не пришла здравая мысль загодя обезоружить жертву.

Никакой логики.

4

Хорошо, что он пришел сюда один.

От спутников не было бы никакого толку. Либо пришлось бы их всех пропустить сквозь ментальную мясорубку рациогена. Он точно знал, как это будет выглядеть применительно к себе. Чем это могло бы обернуться с другими людьми, не знал никто, а время для экспериментов было неподходящее.

Он стоял посреди хороводившихся вокруг фрагментов взбаламученной мозаики, незлобиво отпихивая ладонью особенно назойливые. Никакой угрозы в них не было – так, агенты иммунной системы, не выработавшие покуда верной тактики против очередного вторженца. От которого тоже вроде бы не веяло избытком агрессии.

Я ПРИШЕЛ С МИРОМ

ТАК ОНИ ТЕБЯ И ПОНЯЛИ

ТАК ОНИ И ПОВЕРИЛИ

У НИХ НЕТ ВЫБОРА

МНЕ НИЧЕГО ОТ НИХ НЕ НУЖНО

ТОЛЬКО ЗАБРАТЬ СВОИХ ЛЮДЕЙ

ЗАБРАТЬ ТО, ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ

ПОКИНУТЬ ЭТОТ МИР НАВСЕГДА

МНЕ ДАЖЕ НЕИНТЕРЕСНО, КТО ОНИ

ОТКУДА ПРИШЛИ

ЧТО ЗДЕСЬ ЗАТЕЯЛИ

ТЫ СТАНОВИШЬСЯ НЕЛЮБОЗНАТЕЛЕН

ИЛИ ЭТО ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР

МАСКАРАД ПРОТИВ МАСКЕРОВ

КСТАТИ, ГДЕ ОБЕЩАННЫЕ МАСКЕРЫ

ПОРА БЫ ИМ ОБЪЯВИТЬСЯ

МЫ ОБА ДУМАЕМ ОБ ОДНОМ И ТОМ ЖЕ

КОНЕЧНО

ВЕДЬ ТЫ – ЭТО Я

Человеческий эмо-фон вплетался в мощные потоки чужой информации, как белая нить в разнопестрое тканье. Трудно было найти, но во стократ сложнее не потерять.

Кратов обратился – даже не в слух! – в антенну, настроенную на все диапазоны сразу.

Ему казалось, будто он заключен в тесную, шаг туда, шаг обратно, камеру в форме пенала с прозрачными стенками, специально для приведения в покорность особо строптивых узников.

Впрочем, достаточно было шевельнуться, и глухая стена перед самым лицом оборачивалась бесконечным туннелем с мельтешившими в отдалении осколками мозаики и шарами из тускло-серого материала, возможно – из органики, разумеется, реформированной. Стоило замереть, и туннель схлопывался в хрустальную твердь.

Иногда в эту картинку, на время возвращая ей объем и перспективу, самосветящимся болидом неспешно вплывал Охотник и зависал в почтительном отдалении, словно бы приглядывая за опасным визитером, какую-де новую штуку тот собирается отмочить.

Здесь не было ничего постоянного, прочного, способного послужить опорой. Все менялось, все обращалось в хаос, плясало и прыгало от слабейшего движения, как будто незримые управители этого места специально задались целью если не истребить, то непременно свести с ума всякого, кто не принадлежит их роду-племени и ни черта в этой свистопляске не понимает.

БЕДНЫЕ ПАРНИ

ПЕРЕПАЛО ЖЕ ИМ

Незримая рука, дирижировавшая театром рафинированного абсурда, совершила очередной пасс, и декорации сменились. Теперь это была вычурная кристаллическая решетка, почему-то бирюзового цвета с белыми огранками, вывернутая и растянутая в трех, а то и четырех измерениях. Решетка подрагивала и норовила рассеяться, словно плохо отрегулированная фантоматика.

От прежней мозаики не осталось и следа, серые шары с ощутимым усилием протиснулись в разрывы решетки и сгинули.

Возможно, не стоило бы следовать за ними на какой-то новый уровень (и там окончательно спятить), но источник эмо-фона ждал впереди, в отрисованной блескучими ребрами бесконечности, и все это чрезвычайно смахивало на ловушку.

Сказать по правде, здесь не было ничего, что на ловушку не смахивало бы.

И эта мозаичная чехарда. И решетка. И атласные гобелены с эпизодами из жизни делящихся митохондрий.

И взбесившиеся объемные фракталы. Все это словно бы специально было преувеличено, доведено до абсурда и гротеска, чтобы выглядеть одной грандиозной мышеловкой. Комичной и устрашающей одновременно.

Каковая бессмыслица, в соответствии с чьей-то вывихнутой логикой, была вполне сообразна поставленной цели.

Вот только в человеческие представления о логике это никак не вмещалось и потому выглядело нелепицей,