Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

Кратов со вздохом. – Но я все уже решил и перерешивать не стану. Я даже обойдусь без объяснения мотивов.

– Это почему же? – осведомился Мадон с большим неудовольствием.

– Потому что я генеральный фрахтователь, – сказал Кратов не без злорадства. – Еще я инспектор Агентства внеземных поселений, хотя бы даже и на общественных началах. А также член расширенного Президиума Совета ксенологов Галактического Братства и т'гард Светлой Руки Эхайнора. Да и просто надоело.

16

Едва только голубое с отчетливым зеленоватым оттенком светило утвердилось в зените, а желтое и большое красное уступили свои места в эволюциях над горизонтом двум большим янтарным, как в носовой части «Тавискарона», где размещался ангар, бесшумно вскрылся диафрагмальный люк. Оттуда дикой свечой в расписные небеса взвился гравикуттер, белый, как куриное яйцо, и такой же по форме. Еще не набрав высоты, он сменил окраску корпуса на серую, в тон низких облаков, и даже как сумел отразил на крыше голубые солнечные блики, а брюхо подкрасил в цыплячьи тона.

– Консул, вижу вас, слышу и ощущаю нормально, – объявил Феликс Грин.

– Я вас тоже, – ответил Кратов. – Ложусь на курс. Как там наши Всаднички?

– Уж не знаю, огорчитесь вы или нет, но покуда вас игнорируют.

– Я не ищу публичности, Феликс, вы же знаете. И вот что: держите канал связи активным. Следите за телеметрией. Я даже позволяю вам поведать мне какую-нибудь замечательную историю из вашей насыщенной событиями жизни.

– С радостью, – сказал Феликс Грин. – Но для чего вам?

– Просто из любопытства: хочу исследовать реакции наших оппонентов на спонтанную активность. Как скоро они очнутся и пустятся нас глушить.

– Принято, – сказал Грин и немедленно замолчал.

Неуклюже ворочаясь в пилотском кресле внутри тесной кабинки куттера, Кратов дотянулся до неудобно расположенной коммуникационной панели. Начав было привычную мысленную ворчню о безразличии конструкторов сложной техники к нуждам потребителя, он вдруг сообразил: если бы в соседнем кресле находился пассажир, тому было бы вполне удобно. Куттер машина незатейливая, утилитарная, без фантазий. Дабы сохранить пассажирское кресло и грузовой отсек свободными, Кратову пришлось выдержать короткую яростную атаку со стороны Мадона, затем угрюмый, но оттого не менее энергичный натиск Брандта и множество осуждающих взглядов от тех, кто на право сопровождать его в этой авантюре претендовать вовсе не мог по вполне рациональным причинам. Воистину, хочешь со всем управляться в одиночестве, летай на каком-нибудь давно снятом с производства «корморане».

Коммуникационная панель охотно продемонстрировала ему, в том числе и через динамики, идеальный белый шум по всем каналам. Всадники Апокалипсиса спохватились весьма оперативно. Работал только примитивный сигнал-пульсатор «свой-чужой», пользы от которого в сложившейся ситуации было немного, и вообще для успеха операции было бы разумнее на всякий случай отключить и его. Но Кратов не знал, как это делается, а тот же Феликс Грин, по всей видимости, и вовсе упустил из виду.

С высоты птичьего полета Кратов мог наблюдать, как медленно, тяжко и немного растерянно разворачиваются в его сторону уродливые купола Всадников. Должно быть, вложенная в них программа не предполагала, что цель может оказаться летающей. Полагаться на везение все же не следовало. Как известно, небеса берегут береженого…

Старательно целясь, Кратов выстучал на панели управления мудреную комбинацию команд, и куттер вошел в режим экстремального маневрирования.

Штатным набором полетных режимов ничего подобного не предусматривалось и даже, более того, всемерно пресекалось. Грин на пару с Брандтом исхитрились обмануть простодушную интеллектронику куттера и кое-что подправить в его программах на скорую руку (Кратов не без оснований подозревал, что основой для этих новаций послужил шпионский апгрейд, обкатанный на разведывательных зондах). Теперь металлокерамическое яйцо рыскало и шарахалось в морозном воздухе по сторонам, беспорядочно меняло высоту, перекрашивалось и шло пятнами, словом – разнообразно вводило в заблуждение возможных преследователей.

Поотвыкший от воздушной эквилибристики Кратов вдруг испытал почти физиологическое наслаждение. Это было странно и неожиданно. Оказывается, ему не хватало подобных давно забытых ощущений, хаотических разнонаправленных перегрузок и надругательств над вестибулярным аппаратом. И это не шло ни в какое сравнение с недавно пережитой встряской при входе «Тавискарона» в шаровое скопление способом «штопальной иглы».

В момент какой-то исключительно безумной «бочки» Кратову, намертво притороченному к своему креслу страховочными лапами, даже померещилось некое тело, летевшее на почтительном отдалении параллельным курсом. Бортовые сканеры однако же ничего примечательного не отметили. Возможно, он случайно зацепил краем глаза облачный контур или, наоборот, некий выступ рельефа, как тут разберешь в этой кутерьме…

В своем диковатом танце куттер продолжал следовать установленным курсом. На восток, к Базе маскеров. В этом направлении его вел автопилот, на чем настоял сам Кратов. Разумеется, в его планы не входило лишиться чувств в ходе обманных маневров по программе Грина-Брандта. Но от Всадников, от Охотников, от какой иной напасти, еще неведомой, затаившейся среди снежных полей Таргета, можно было схлопотать непредвиденный сюрприз. А он собирался беспременно и в любом состоянии долететь до цели.

Тем не менее спустя полчаса лету, в одному ему ведомой точке маршрута, Кратов самолично отключил автопилот и перешел на ручное управление.

Решительно отклонившись в сторону красного солнца, он пролетел по бесхитростной прямой, без всяких там фортелей, примерно миль пять, после чего повел куттер на посадку.

17

Ничего не изменилось. Кажется, даже снега поубавилось. Темная громада «гиппогрифа» прочно вросла посадочными опорами в каменистый грунт и почти обратилась в часть ландшафта. Немудрено, что местные обитатели не уделяли кораблю того внимания, какого он безусловно заслуживал.

Кратов опустил куттер возле грузового люка. Выпростался из тесной кабинки и, ни секунды не медля, трусцой пересек короткий участок открытого пространства. С разбегу подтянувшись, без труда забросил себя внутрь. Все нужно было делать очень быстро. Чтобы никто снаружи, из числа недоброжелателей, не спохватился и не напакостил куттеру. Не хотелось бы преодолевать остаток пути пешком, ни в том, ни в другом направлении.

А еще – чтобы не успеть передумать.

Никто не знал, что он решит изменить первоначальный план. Он и сам не был всецело уверен до самой последней минуты. Да и попытайся он посвятить в детали кого-то из тех, кто остался на «Тавискароне», вряд ли ему поверили бы. А поверили бы, так вымотали бы всю душу увещеваниями.

Он лежал на спине, тяжко дыша и прислушиваясь к собственным ощущениям. Особых сомнений в голове не вызревало. Зато ощутимо ныла какая-то потянутая связка в локтевом сгибе. «Годы свое возьмут», – подумал он отстраненно, словно бы не о себе.