Вкус ранней клубники - Лариса Олеговна Шкатула

– А что, у тебя репутация плохая?

Парень расхохотался.

– А ты, сразу видно, девчонка классная. Не гордячка, – он спохватился, – ну, я, в натуре, тормоз! Даже не спросил, как тебя зовут?

Я чуть было не ляпнула свое настоящее имя, которое прозвучало бы как вымышленное. Нет, надо было что-то попроще. Я только открыла рот, как парень остановил меня.

– Подожди, дай я попробую угадать…

Как матрона зрелого возраста, я вдруг подумала: "На чем воспитывается наша молодежь? Это же наверняка он песню вспомнил, этакую блатную-жиганскую: "Как вас зовут, вы мне не говорите, сейчас я сам вам имя подберу!"

Но, поймав себя на этих возвышенных мыслях, я посмеялась над собой, а вслух сказала:

– Угадаешь с первого раза, я тебя поцелую.

Парень оживился.

– Почему с одного, всегда же говорят, с трех.

– Так то в сказках или в спорте, а у нас с тобой суровая проза жизни.

Мы как раз подъехали к шоссе. Парень несколько озадаченно взглянул на меня и неуверенно проговорил:

– Марина.

Я чмокнула его в щеку и ступила на землю.

– Эй, а почему в щёку, а не в губы?

– Потому что! Извини, не угадал.

И помахала ему рукой. Шофёр медленно закрыл дверцу и так же медленно поехал прочь. Кстати, я тоже не узнала, как его зовут.

Теперь я стояла на обочине дороги. Голосовала. Недолго, но за это время произошло событие, которое заставило меня собрать в кулак все свои силы, чтобы не поддаться охватившей меня панике.

Мимо меня промчалась темно-вишневая девятка, которую совсем недавно я видела в поле, лежащей вверх колесами после столкновения с нашей фурой. Я бы не обратила на неё никакого внимания, если бы на переднем сидении не торчал тот самый водитель, которого я заставила выпрыгнуть из белых "жигулей" и кому я придумала кличку Уазик.

Неужели после такого столкновения машину просто поставили на колеса и поехали дальше? "Жигули" не "повело", нигде не заклинило, или у них под рукой просто не было никакой другой машины?

А как вообще он успел так быстро встретиться со своими? Может, до места встречи их подвёз Лев Гаврилыч на своем милицейской машине?.. Ну, и шутки у вас, боцман!

"Девятка" мчалась как на пожар. Или на захват? Никто из её пассажиров не обратил внимания на одинокую фигуру девушки в мини-юбке, которая добиралась куда-то автостопом. Определенно, мой ангел-хранитель – или кто там у меня есть? – вовремя подсуетился, заставив меня зайти в универмаг и так основательно изменить свою внешность.

Я ещё провожала взглядом своих преследователей, когда возле меня остановилась легковушка, которую я вовсе не останавливала. Просто от удивления я замерла с протянутой рукой – стремительно мчавшаяся погоня произвела на меня прямо-таки гипнотическое действие.

Отчего-то я медлила садиться – то ли никак не могла отойти от своего столбняка, то ли сочла для себя опасным ехать в машине с тремя незнакомыми мужчинами.

Конец моим сомнениям положил прямо-таки залихватский голос с заднего сидения машины, принадлежащий молодому мужчине – он гусарским жестом распахнул передо мной дверцу и проговорил:

– Садитесь, девушка, не бойтесь. Мы не едим таких юных леди.

И я села. В крайнем случае, у меня с собой пистолет. Тот самый, реквизированный. Вряд ли он не заряжен. В примерочной кабинке универмага, где я меняла свой облик, я наскоро его осмотрела. Только для того, чтобы найти предохранитель. Остальное, подумала, придётся постигать, что называется, по ходу пьесы.

"Макаров" я положила на дно своего рюкзачка – тяжеловат он для меня. Конечно, и тот, что полегче, я вряд ли смогла вытащить быстро, но я уже успела понять, что раз подобного от меня не ждут, то на меня вполне может сработать так называемый фактор неожиданности: много ли "юных леди" носят в своих сумочках боевое оружие? Тут вам не Америка!

Кажется, я "крутела" на глазах, как смазанное бленд-а-медом яйцо.

Между тем, сидящие впереди мужчины тоже кивнули:

– Не едим мы девушек, не едим. Мы их любим!

Ещё не хватало мне попасть в руки сексуальных маньяков! Я невольно взялась за ручку двери.

– Не пугайте детей! – шутливо прикрикнул на них мой сосед и обратился ко мне. – А вы очки хоть на ночь снимаете?

– Снимаю. А разве уже ночь?

– Да, нашей молодежи палец в рот не клади!

– Оставь в покое человека! – отозвался мужчина с переднего сидения. Хочет ходить в очках, пусть ходит. У нас свободная страна.

– Ты прав, – чуть ли не с ностальгией проговорил мой сосед. – Мы так рьяно боролись за демократическую свободу, что теперь ею хоть подавись!

– Только попрошу на политику опять разговор не переводить! – потребовал водитель машины, и отчего-то его голос показался мне странно знакомым.

Мало ли на свете знакомых голосов! Я вовсе не собиралась напрягать свои извилины в попытках вспомнить, где я его слышала. Разве мало у меня своих забот? И то хорошо, что мои попутчики вовсе не пытались ко мне приставать или говорить пошлости… В конце концов, очки я сняла. Перед ними маскироваться мне было незачем.

– А глаза-то у вас… – пытливо заметил мой сосед.

– У меня что-то с глазами?

– Глаза красивые, ничего не скажу… Но, как бы это поточнее выразиться, не по возрасту мудрые.

Что поделаешь, для глаз ничего, кроме очков, не придумали. Впрочем, может делать соответствующий макияж? Гримируют же в театрах актрис под молоденьких девочек… Но я учту на будущее… На какое такое будущее? Неужели и впредь я собиралась участвовать в каких-либо аферах?

Для чересчур приметливого попутчика я произнесла:

– Заботы одолевают.

– А не можем ли вы облегчить вашу тяжкую ношу?

– Увы, – фальшиво вздохнула я – врать, так врать о том, что ты хорошо знаешь, – зарубежную литературу всё равно придётся изучать мне.

– Ой, ребята, да мы с вами студентку подобрали. Вон какие они у нас нынче… ладненькие!

– А где вы учитесь, – не поворачивая головы, спросил водитель.

– В университете. На филологическом.

Мы проезжали через какой-то населенный пункт, и когда остановились на очередном светофоре, водитель повернулся ко мне и сказал:

– Здравствуй, Белла!

Это до какой же степени нужно углубиться в свои проблемы, чтобы не узнать Глеба Винярского, с которым мы учились в одной группе целых пять лет! Глеб – наш лучший студент – после окончания университета – поступил в аспирантуру, и теперь преподавал там же. Да, тесен мир!

– Здравствуй, Глеб! – вынуждена была расконспирироваться я. – Выходит, меня легко узнать? А я-то думала…

– Вовсе не легко! – успокоил он; то есть, он не думал, что успокаивает, но его слова именно так на меня подействовали. – Но, если помнишь, я был в тебя влюблён, а любящее сердце вещее… Однако, ты теперь одеваешься так экстравагантно!

Понятное дело, что Винярский моему прикиду удивился. Он был всегда так консервативен, а навязанный мамой стиль моей одежды в полной мере соответствовал его представлением о том,