Врата скорпиона - Ричард Кларк

Ваххаб убедил Ас-Саудов в том, что его учение самое верное, и велел идти убивать всех, кто ему противился. Они послушались, захватили в своей местности власть, взяли Рияд и уничтожили множество людей.

Дочь Ваххаба вышла замуж за сына Ас-Сауда. Скрещенные клинки на королевской печати – оружие Ас-Саудов и Ваххабов. С тех пор и по сей день Ас-Сауды финансируют учение ваххабизма.

Расти внезапно увидел, как складываются воедино отдельные части мозаики. Почему ему никто не подсказал в Вашингтоне, что ваххабизм для Саудовской Аравии то же, что конституция для американцев – символ независимости. И по времени приблизительно относится к той же эпохе, а отнюдь не к религиозным диспутам тысячелетней давности.

– Теперь слушайте, Рассел, в чем заключается великая ирония. Таймия, Сулафи и Ваххаб учили, что долг мусульман состоит в том, чтобы бороться с загнивающей, отошедшей от веры властью. И вот бен Ладен воспользовался их теорией и сбросил с трона Ас-Саудов, которые насаждали ваххабизм. Теперь вам понятно?

– Думаю, начинаю понимать, – осторожно ответил Макинтайр. – Но ваш брат и его соратники, те, что покончили с Ас-Саудами и сотрудничали с «Аль-Каидой», – они же не сулафисты и не ваххабиты?

– Некоторые из тех, кто принадлежит к антикоролевскому движению, – да. Другие – сторонники отделения церкви от государства. Есть и такие, которых вы бы причислили к основному направлению суннитов.

Теперь Расти видел, что высший совет Исламии расколот гораздо глубже, чем представляли себе в Вашингтоне. В антикоролевской оппозиции назрели серьезные противоречия.

Покончив с лекцией, доктор Рашид подошел к столику.

– Вы правы, Ахмед. Можно я буду вас так называть? – Макинтайр почувствовал, что лед между ними растоплен. Его собеседник кивнул. – Мы не знаем многого из того, что должны были знать. Но мы печемся о международной безопасности, а в вашем правительстве есть люди, готовые завести вас в пропасть. И в нашем тоже. От таких, как мы с вами, зависит, чтобы наши правительства сумели принять правильные решения. Нам многое предстоит исправить. Но прежде мы должны предупредить события, чтобы не случилось худшее. Если в Исламии появятся ядерные боеголовки, считайте, что все пропало. Вы это понимаете не хуже меня. И если полагаете, что такой поворот событий возможен, давайте думать вместе, как этого избежать.

Последовала долгая пауза. Ахмед, казалось, нисколько не смущался тем, что глубоко задумался над словами американца. Макинтайр слышал, как гремел мотор старого холодильника. Наконец молодой врач поднял голову.

– Если членам шуры станет очевидно, что Иран замышляет агрессию против Исламии, они обратятся к Пакистану, Китаю или Северной Корее и попросят продать ядерные боеголовки, но только для того, чтобы нейтрализовать ядерное оружие Ирана. Скажите, Рассел, каковы намерения Ирана?

Настала очередь Макинтайра тщательно обдумать ответ.

– Мы наблюдаем признаки того, что Иран усиливает свою наступательную мощь, но не знаем, каким образом он намерен ее использовать. Мы ведь тоже совершенствуем боевую подготовку войск. Мы также не в курсе, где он намерен ударить, если это входит в его планы. Некоторые из аналитиков полагают, что Иран вновь решится напасть на Бахрейн. Истина такова, что мы ничего не знаем. – Рассел вспомнил Кашиджиана. Если о визите заместителя министра в Тегеран проведали англичане, не исключено, что о нем известно и в Исламии. В том числе Ахмеду. – Я по крайней мере не знаю, – добавил он.

– Вы ввязались в наши дела, потому что до сих пор нуждаетесь в нефти, – покачал головой Ахмед. – И поскольку не имеете другой альтернативы, готовы в борьбе за топливо подвергнуть риску нашу страну. Это ваш провал, и вы это понимаете.

– Возможно, – отозвался Расти.

– Полагаю, мисс Дельмарко вам сообщила, что это мои люди внедрились в здешние иранские структуры? И таким образом мы узнали о планах иранцев похитить газовоз, – продолжал Ахмед. – Те же агенты выяснили, что иранцы вынашивают планы совершить в конце месяца нападение на побережье на другой стороне залива. Мы подозреваем, что объектом нападения станет Исламия, поскольку открытая агрессия против Бахрейна равнозначна нападению на американский военный флот.

– И если в шуре полагают, что это произойдет, там постараются приобрести ядерные боеголовки?

– Во всяком случае, некоторые будут к этому стремиться. А если в Америке узнают, что Исламия получила ядерное оружие, там потребуют нанести по ней удар?

– Во всяком случае, некоторые будут к этому стремиться, – эхом откликнулся Макинтайр.

Собеседники в грязном кафе-магазине посмотрели друг на друга.

– Значит, мы должны держаться вместе и постараться это предотвратить, – проговорил Ахмед.

– Мы тоже слышали, что в конце месяца что-то назревает, – признался американец. – А на календаре между тем февраль – короткий месяц. И скоро он перевалит за середину.

Они тепло пожали друг другу руки. Макинтайр вышел из кафе и не нашел мини-вэна. Вместо фургона его поджидало такси «мерседес».

– В отель «Ритц» или в резиденцию посла? – спросил по-английски шофер.

Когда Ахмед бен Рашид появился на тускло освещенной площади, его сфотографировали двое сидевших в старом «шевроле» мужчин. Это были агенты контрразведки Соединенных Штатов Америки.

8

Наручный будильник разбудил Брайана Дугласа в половине шестого утра. Он быстро натянул на себя старую одежду, которую несколько лет назад купил в Тегеране. Брайан сменил ярлыки на случай, если кто-то заинтересуется, откуда такие вещи у человека, впервые попавшего в этот город. И поверх всего надел обычное для тегеранской зимы пальто. Спустился с четвертого этажа по лестнице и, минуя находящийся под наблюдением вестибюль, вышел на улицу из двери рядом с ресторанной кухней.

Не было еще шести часов, солнце не успело взойти, но уличное движение уже началось. Зеленые автобусы и оранжевые такси чихали выхлопными трубами и добавляли гари в утренний туман. Серое небо тяжело нависло над головой. Выпавший три дня назад снег превратился в бурую грязь или лежал по сторонам белыми сугробами, куда его сдвинули бульдозеры. Воздух пах сыростью и дымом.

Брайан шел быстро, исподтишка проверяя, не увязался ли за ним хвост. Миновал бразильское посольство и повернул в сторону парка Меллат и метро. Парк разбили в шестидесятых годах на манер английского сквера и теперь, среди зимы, вечнозеленые деревья радовали глаз прохожего.

Снаружи станция метро напоминала бетонный бункер, однако внутри было чисто, светло и многоцветно. Стены в билетном зале покрывали произведения современного искусства. Эскалатор к поездам заключили в трубу из полированной стали, а платформа была широкой и ярко освещенной. Поезда ждали всего несколько человек, но состав вскоре подошел, и Брайан улыбнулся, вспомнив, что вагоны метро в Тегеране раскрашены в красный, белый и синий цвета.

Он проехал всего одну остановку и вышел на станции Хомейни, крупном пересадочном узле, где сходились три линии. Ее размах напомнил ему похожие на дворцы станции метро в Москве. Роскошный аэропорт и сверкающее метро совершенно отличались от осажденного Тегерана восьмидесятых и девяностых годов. В двадцать первом веке нефтяные деньги стали вкладывать в инфраструктуру города.

Приближались утренние часы пик – пассажиров становилось больше, их походка торопливее. Брайан поднялся по лестнице на главный уровень. Там в вестибюле по стенам стояли киоски, где продавали цветы, сладости, табак и журналы. Он подошел к киоску с прессой и, покупая газету, исподтишка присмотрелся к продавцу. Отец агента оказался на месте. Все еще на своем месте.

Брайан помешкал, чтобы расплатиться со старшим из продавцов, и спросил на фарси:

– У вас есть медицинский журнал «Баятолла Азан»?

Прошла секунда, и старик, выкладывая сдачу, тихо ответил:

– Нет. За таким журналом вам следует обратиться в университетский книжный магазин. Вы знаете, где он находится?

– Да, спасибо, на Молласадра, – произнес англичанин со столичным выговором и быстро смешался с растущей толпой в главном вестибюле станции. Серый человечек среди себе подобных, он затерялся в потоке пассажиров и быстро исчез.

А в восемь часов Брайан Дуглас ответил только на третий звонок будившего его портье и сонным голосом по-английски спросил, какая на улице погода. В девять он встретился за завтраком с Бауэрсом.

– Бывали здесь раньше, адмирал? – спросил сержант.

Адамс отрицательно покачал головой.

– Самый большой стол в Вашингтоне, а может быть, в мире. Остался от первого министра обороны еще с сороковых годов. Работа его угробила. Говорят, он совершенно спятил: зарегистрировался в «Бетесде», а в итоге так и не выписался – выпрыгнул из окна своего номера на верхнем этаже башни. Так по крайней мере я слышал.