Невезучие - Устименко Татьяна Ивановна

Гедрон утер потный лоб и постарался успокоиться. Полно, к чему теперь спешка? Они полностью в его власти!

Лла-Аррастиг в последний раз перебрал сделанные им вольты [13], убеждаясь в их удивительном сходстве с живыми оригиналами. Он использовал глину и дерево, ткани и меха, кожу и воск – потратив на изготовление шести кукол уйму драгоценного времени. Но полученный результат намного превзошел его самые смелые ожидания. И теперь они лежали перед ним на столе, выстроившись в безупречно ровную шеренгу. Шесть фигурок, обозначавших Воинов Судьбы, предсказанных колодой волшебных карт. Дева – это княжна Рогнеда. Гедрон сумел мастерски воспроизвести и ее длинные косы, и сабли за спиной. Крылатое чудовище с распахнутыми крыльями, горбун, ведьма в черном плаще, вампир с короной на голове и злодей с красными глазами. Он собрал всю армию, предвосхитив их встречу, еще только предстоящую в реальной жизни. И вот они все полностью готовы и лежат перед ним – беззащитные и пока ничего не ведающие. И, кажется, ничего не стоит играючи протянуть руку и свернуть тонкую шею, оборвать крылья, выколоть глаза… Но нет, пожалуй, не стоит совершать глупости и лишать себя заслуженного удовольствия, которое можно растянуть на дни и месяцы…

Гедрон с трудом угомонил часто бьющееся сердце и отвел уже протянутые к вольтам пальцы. Восхитился собственной силой воли и порадовался проявленной мудрости. Поколебался несколько мгновений и решился сделать первый ход.

Он взял фигурку чудовища и прошептал заклинание, подсказанное ему гранд-мастером. Поднес горящую свечу к пасти кукольной твари и резко дунул, порождая столб пламени. А затем вложил фигурку девы в лапы крылатого монстра и резко подкинул к потолку комнаты столь странный, составленный по его желанию дуэт. Послушное магии н’гуду летучее существо неподвижно зависло в воздухе, а куколка, изображающая княжну Рогнеду, внезапно выскользнула из его когтей и, кувыркаясь, устремилась вниз…

Красногорье Трею не понравилось. Слишком холодно, тенисто и сыро. Куда там этому лесистому краю до его родной, насквозь прожаренной солнцем Намбудийской пустыни. Летишь бывало над золотистыми дюнами и наслаждаешься причудливыми движениями песчаных барханов, плавно меняющих очертания под порывами горячего ветра. И можно провести в небе полдня, не приметив внизу ни одной живой души. Трей частенько забирался в самое сердце пустыни, любуясь непостижимыми, грубо вырубленными из камня статуями и фрагментами крепостных стен, почти полностью разрушенных песком, жарой и временем. Когда-то здесь высился великолепный город, от которого ныне остались одни лишь руины. Ах да, и еще воспоминания, запечатленные в запутанных легендах, нараспев читаемых шаманами племени умбуту. Дракон умел сливаться с темнотой и песком, становясь незаметным и невероятно бесшумным. Свернувшись в плотный клубок, он зарывался в склон бархана и, выставив наружу чуткие уши, слушал гортанные песнопения и заклинания, доносящиеся из шатра старого, морщинистого Нгубуду, верховного шамана этих темнокожих детей пустыни. О, замотанный в ветхие тряпки старик знал много интересного, о чем и рассказывал теплыми летними ночами, запалив костер из сухих ветвей саксаула и собрав вокруг себя всех мальчишек племени. Будущим воинам положено знать имена своих богов. Увешанный костяными амулетами великий Нгубуду и сам походил на изрядно потрепанный жизнью саксаул, внушая невольное уважение своими еще вполне крепкими, обглоданными ветром мощами, обернутыми обрывком леопардовой шкуры. А Трей, к счастью, пока не настолько изжил из себя все детское, чтобы пренебречь знаниями, предназначенными для бережно пестуемых шаманом будущих воинов и вождей, пусть и не перешагнувших возраст безусого отрочества. Рассевшиеся вокруг костра мальчишки загипнотизированно таращились на суставчатого, будто саранча, старика, словно губки впитывая слетающие с его губ откровения и взволнованно постигая нелегкие премудрости жизни. Вместе с ними учился и Трей.

Затаив дыхание, он слушал предания о страшных богинях-сестрах, олицетворяющих Рождение и Смерть, о троих их братьях, а также об обитающем на Нижнем уровне могучем демоне Амбопу, покровительствующем шаманам племени умбуту и научившем их тайной магии н’гуду. Магии, совершенствованию в которой Нгубуду посвятил долгие и долгие годы. Наверное, будучи совсем не глупым, старик догадывался о присутствии странного ученика, прозорливо выбирая для своих уроков удобные Трею места. Частенько, освободившись от тяжелого бремени песка и вытряхивая его из складок крыльев, дракон находил заботливо приготовленную для него высушенную и выдолбленную изнутри половинку тыквы, наполненную прохладной водой и бережно накрытую широким пальмовым листом. То было подношение шамана, считавшего драконов любимыми детьми богов. Трей благодарно опустошал объемистую посудину, но и сам, прилетая в очередной раз, всегда оставлял у входа в шатер Нгубуду связку сладких, произрастающих в их оазисе бананов или же тушу только что изловленного пустынного джейрана, имевшего не только острые, винтом закрученные рога, но и сочное, мягкое мясо. Нгубуду принимал подарки с неизменной радостью, низко кланяясь в сторону скрывавшего Трея склона и призывая милость судьбы на его зубастую голову. Трей тихонько посмеивался, дивясь чутью шамана, никогда не ошибавшегося и всегда правильно угадывавшего бархан.

Изо дня в день, расправив огромные крылья и отбрасывая четкую тень, Трей часами парил над просторами величественной пустыни, заинтересованно наблюдая и изучая все происходящее внизу. Иногда ему встречался торговый караван, направляющийся от побережья в сторону скрытого в центре Намбудии города Руксора, процветающего под управлением молодого фараона Джигеха. Цепочка невозмутимо пережевывающих жвачку верблюдов и суетливо семенящих мулов лениво змеилась между дюн, на горбах и спинах покачивались тюки с дорогими эльфийскими шелками, бивнями слонов из Канагера и выкованным в Нарроне оружием. Торговля испокон веков оставалась делом прибыльным, но чрезвычайно трудоемким и опасным, требующим проявления недюжинной храбрости, смекалки и расчетливости. Отчаянные ликерийские пираты обнаглели до того, что отваживались заплывать даже в теплое Море Туманов, беспрестанно терроризируя все ундорское побережье. Впрочем, весьма тяготевший к роскоши фараон Джигех платил полновесным золотом, поэтому среди торговцев нередко отыскивались настоящие сорвиголовы, готовые пуститься во все тяжкие и осмеливавшиеся ради благосклонности руксорского владыки рисковать собственной свободой, жизнью и грузом.

Налетавшись всласть, Трей возвращался в родной оазис и с ликующим воплем восторга обрушивался в воды рокочущего водопада, щедро вливавшего свои прозрачные струи в голубую гладь прекрасного озера. На галечной отмели нежились десятки драконов, вполголоса обмениваясь сплетнями и ведя неторопливые беседы. Стройные пальмы склоняли отягощенные кокосами верхушки к поверхности животворящей влаги, цветки лотоса нежно розовели в тихой заводи, и Трею казалось, сама жизнь течет здесь неторопливо и однообразно, ничуть не меняясь на протяжении часов и столетий.

– Холодно, – сердито ворчал Трей, размеренно взмахивая крыльями, – до чего же здесь холодно! И подумать только, это в самый-то разгар лета. А чего уж говорить о холодной красногорской зиме, когда реки встанут и покроются толстой коркой льда, а с неба полетят белые снеговые мухи?

Нет, тогда он, как и положено каждому уважающему себя дракону, вернется домой, в пустыню, или, на худой конец, выберет пещеру поуютнее, набьет ее сухой ароматной травой и завалится в сладкую зимнюю спячку. С раскатистым похрапыванием до самой весны!

Морда предвкушающего отдых Трея озарилась широкой улыбкой довольства. А весной он выйдет из облюбованной пещерки, произведет разведку с воздуха да найдет себе королевство побогаче. Сначала до заикания зашугает местного правителя, потом слопает парочку задиристых баронов поупитаннее, прихлопнет половину армии и наложит щадящую контрибуцию в виде ежедневной коровы…