Уха в Пицунде - Алесь Кожедуб

— А почему Швондер? — спросил я. — Неужто такая сволочь?

— Да нет, его сначала Карданом звали. В гараже ведь родился. А потом пришел один. «Это что, — говорит, — за Швондер?» С тех пор и пошло.

— Мы его Шмондером называли, — сказала Надя, — а потом посмотрели кино и узнали, что Швондер. До сих пор путаем.

— Так он Швондер или Шмондер? — строго спросил Егор.

— То и другое, — засмеялся Сергей.

Люська, закончив с животом, уже облизывала грудь Сергея.

— Надо же, как она тебя любит, — сказал я.

— Как черный хлеб, — кивнул головой Егор.

— Но когда она крысу сожрала!.. — сказала моя жена и содрогнулась.

Да, картина была впечатляющая. Утром Люська поймала крысу и принесла к нашему столу похвастаться. Мы столпились вокруг, Егор попытался схватить крысу за хвост, но я не позволил. Люська осмотрела нас, дернула тонким, как веревка, хвостом и с хрустом откусила крысе голову. Жену затошнило, она ушла в дом. Егор сел на корточки и стал наблюдать, как Люська разделывалась с добычей. Он-то и рассказал о хвостике, подаренном Тоньке.

— Теперь Тонька как увидит Люську, хватает зубами миску и поворачивается спиной, — захихикал сын. — Боится, что снова кость отберет.

— Ее здесь, наверно, все боятся, — согласился я.

— Все не все, но в обиду себя не даст, — погладил кошку Сергей.

Мы пили мускатное вино, которое Сергей брал на заводе «Магарач», и говорили о здешней жизни. Море, пальмы, роскошная Медведь-гора, нависающая над поселком, оздоровительный комплекс «Крым», когда-то знаменитая здравница министерства обороны СССР, — и тоскливая жизнь отщепенцев, в одночасье потерявших и родину, и достаток.

— Ельцин с Марчуком и Шушкевичем поделили страну, как Гитлер со Сталиным, а страдать нам, — вздохнул Сергей. — Нас здесь скоро оккупантами назовут.

— Документацию на украинский перевели! — поддакнула Надя. — Как я буду отчеты на этой тарабарщине составлять?

— У вас в поликлинике кто-нибудь знает украинский? — спросил я.

— Есть одна уборщица, так она только ругается по-украински: «Шоб вам очи повылазилы!» Ругаться я тоже могу.

— У нас в гараже Микитенко за украинский, а писать не умеет, — хмыкнул Сергей. — Швондер к нему все примеривается, чтоб за задницу тяпнуть.

Швондер поднял голову и посмотрел бельмастыми глазами на хозяина. Люська покосилась на него и перелезла на плечо Сергея.

— Шею облизывает, — с завистью сказал Егор.

Он ходил весь в царапинах, потому что Люське быстро надоедали его приставания.

— Хороший здесь санаторий, ухоженный, — сказал я.

— Приехали бы вы сюда пятнадцать лет назад! — всплеснула руками Надя. — Никакого сравнения!

— Да, — закряхтел Сергей, — чистота, порядок, еда, как на убой. Садовников было по два на одно дерево. Язов любил здесь отдыхать.

— А теперь кто? — поинтересовался я.

— Украинский министр обороны приезжал, забыл фамилию. Да что это за министр? У них в Севастополе один катер стоит, и тот ржавый.

— Ничего, НАТО поможет, — сказал я. — Но хороший им кусок достался.

— Это Крым? — заволновался Сергей, снимая с плеча Люську. — Слушай, где у них мозги были, когда договор подписывали? Хохлы тогда любые условия приняли бы. Аккуратно записали бы: «Крым переходит под юрисдикцию России в течение десяти лет». Или под совместным управлением оставили.

— Мозги либо есть — либо их нет, — сказал я. — Кончится тем, что к туркам перейдете. По Зарасайскому договору Крымом могут владеть или Россия, или Турция.

— А какая страна здесь сейчас? — вмешался Егор.

— Украина, — сказала Надя.

— А раньше какая была?

— Советский Союз, — вздохнул Сергей.

— Тогда надо сделать так, — взял кусок хлеба и стал им дразнить Люську Егор. — Отключить газ.

«Восемь лет, но кое-что понимает», — подумал я.

— От этого только нам станет хуже, простым людям, — сказала Надя.

— Тогда бомбу на них. Большую! — подпрыгнул Егор.

«Дразнится, паразит», — посмотрел я на жену.

Та сделала вид, что ничего не слышала.

— На нас бомбу?! — в ужасе схватилась за голову Надя.

— Не на вас, — пошел на попятную Егор, — на этих, как их…

— Бандеровцев, — подсказал Сергей.

— Да, вот на этих, — часто закивал головой Егор. — Люська, ко мне!

Люська и ухом не повела.

— Дядя Сережа, почему она меня не слушается?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей.

— Они только его и слушаются, — сказала Надя. — Люська со Швондером. На меня даже не смотрят.

Сергей ушел в пристройку за новой бутылкой вина. Задремавший Швондер вдруг подскочил и бросился за ним, едва не опрокинув меня вместе со стулом. Люська обвела нас зелеными глазами в полморды — и направилась к миске Тоньки. Та схватила ее зубами и унесла в конуру. Люська постояла на своих тонких кривых ногах, подергала хвостом-веревкой и полезла по высохшему дереву на крышу.

Наш дом мне нравился из-за сада. Абрикосовые деревья, алыча, лиственница, старые дубы с мелкими листьями, лавровишня, виноградная лоза, на которой уже потемнели крупные гроздья — и три большие мохнатые пальмы. В нашем доме даже в жару было прохладно, а это на юге дорогого стоит. Плюс горячая вода в любое время суток.

— Как тебе удалось создать этот оазис? — спросил я Сергея, когда он вернулся.

— Незаконно, — сказал он, ставя на стол бутылку. — Здесь была сторожка нашего хозяйства, а я на ее месте построил дом.

— Квартиру ведь все равно не дают, — вмешалась Надя.

— А что за хозяйство? — спросила жена.

— Филиал Никитского ботанического сада, питомник. Выращиваем пальмы, розы, декоративные кустарники.

— Да, в санатории шикарные цветочные клумбы, — вспомнил я. — Бессмертники, бархатцы, георгины, анютины глазки, и эти красные большие цветы, как их…

— Амариллисы, — налил в стаканы Сергей. — Я бы, конечно, давно уехал отсюда, но куда? На родине уже почти никого не осталось.

— Ты откуда?

— Из-под Тулы. Помню, за колбасой в Москву каждые выходные мотался. А здесь хоть и незаконный дом, но свой. Пока не трогают.

— Разве думали мы, что в другой стране окажемся? — поддержала его Надя. — Отец вышел в отставку, получил квартиру. «Женитесь, — говорит, — помогу». И помог бы, если бы все оставалось, как раньше.

— Говорят, татары воду мутят?

— Татары, армяне, греки — все мутят, — досадливо махнул рукой Сергей. — Школы на украинский язык переводят — а где здесь украинцы? Главное, русских под лавку загнать. Отдыхающих из России здесь уже меньше, чем с Украины. А москвичей совсем мало.

Я тоже обратил внимание, что украинская речь на крымских пляжах звучит гораздо чаще, чем три года назад.

Люська спустилась с крыши и снова вспрыгнула на колени Сергею.

— Люся, хватит меня облизывать, — строго сказал он. — Не видишь — разговариваем?

Люська мигнула зеленым глазом и сделала вид, что дремлет.

— У нашей Баськи хвост в десять раз толще, — осторожно протянул руку к Люське Егор.

— Смотри, цапнет, — сказал Сергей.

— Он и так уже весь цапнутый, — оттащила Егора от Люськи жена.

Да, у нашей рыжей Баськи гуще шерсть, пышнее хвост, и ест она «роял-канин», иногда отварное мясо, но — не египтянка. Сибирская порода.

— Ну приеду я в Тулу, — вернулся к наболевшему Сергей, — и что? Кому я там нужен? Здесь вот за лето денег поднакопим и на зимовку.

— Да, зимой здесь тоска, — кивнула Надя. — Выйдешь на улицу — ни души.

— Был бы помоложе, может, и вернулся, — снова налил в стаканы Сергей.

— А сын? — спросил я.

— Иван в армии, в Ялте служит. Партенит — это уже его родина. Жениться собирается.

Что ж, нормальное для парня желание — жениться.

Наш отдых в Партените протекал спокойно. На пляже оздоровительного комплекса народу было, хоть ложкой мешай, и мы стали ездить на дикий пляж под Медведь-горой. За двадцать гривен катамаран, которым управлял местный парень Дима, доставлял нас туда и обратно. Недешевое удовольствие, но море на диком пляже того стоило. Прозрачная вода, скалы, обросшие колониями мидий, прячущиеся по расщелинам крабы и стайки ставридок, высверкивающие серебряными бочками. Нас даже не раздражал мусор, неизбежно остающийся после отечественных дикарей.

Мы уплывали на дальний дикий пляж. Ближний был оккупирован нудистами.

— Заехали сюда месяца полтора назад, — сказал Дима, когда мы проплывали мимо нудистского лагеря, — и только за продуктами в поселок выбираются.

— Голышом? — спросил я.

— Да нет, в шортах, — засмеялся Дима.

Одна из голых девушек помахала нам рукой.

— Я тоже хочу нудистом, — заныл Егор.

— Пожалуйста, — пожал я плечами.

Егор снял шортики — и остался в плавках.

— Это не считается, — сказал я.