На Памирах. Записки русской путешественницы. - Ю. Головнина

Обойдя это препятствие, мы остановились, чтобы передохнуть и дождаться каравана, который следовал недалеко за нами. Место для остановки славное: есть трава и кустарник, есть даже невысокая березки, нежные и стройные, много сушняка, следовательно, есть, чем развести костер. Пока мы закусывали и с тоскою посматривали в ту сторону, откуда должны были придти вьюки, — из-за скалы вдруг показался Алим-бай и послышался своеобразный свист, которым керекеш подгоняет и ободряет своих животных.

 Музыкален показался нам этот свист и живописен Алим-бай в своих желтых штанах и войлочной шляпе: препятствие побеждено, и караван приближался к нам. Пропустив его мимо себя, мы посидели еще немного и двинулись далее. До сих пор путь тяжел, но опасности для жизни людей или животных еще не представлял.

Во второй половине этого перехода пришлось нам, однако, провести несколько весьма неприятных минуть. Река стала многоводною, разлилась и покрыла все свое русло, так что приходилось обходить ее по склону горы, забираясь по тропинке все выше и выше. При повороте ущелья почти под прямым углом, свободный доселе проток воды запружен точно плотиной нагроможденными камнями, сквозь которые вода прорывается высоким водопадом; благодаря этой запруде и вновь расширившемуся ущелью, река образовала в этом месте озеро (Сасык-Куль). Вода в нем удивительно яркого зеленого цвета, тихая и спокойная, отражавшая, как в зеркале, прибрежные скалы и небо с легкими облачками. Я ехала впереди, почти не глядя под ноги лошади, поднимаясь все выше над озером, спеша наглядеться во все глаза и запомнить на всю жизнь картину, подобную которой вряд ли увижу еще. Едва заметная тропинка точно обрывалась в пустое пространство: она круто сворачивала куда-то влево по склону горы, но так как мы уже условились с Рыжком, что я не буду мешать ему в выборе дороги, я продолжала смотреть по сторонам. Вот лошадь обогнула высокий угловой утес, сделала несколько шагов и тут только я заметила, что дело приняло неприятный оборот: передо мною тропинка менее полуаршина шириною, с легким наклоном кнаружи; слева — крутой откос кверху, покрытый сыпучим, острым щебнем; справа — отвесный обрыв к воде, плескавшейся далеко внизу. Этот глинистый уступ поднимался все выше; местами дождевая вода размыла в нем треугольники, сквозь которые виднелась пустота — это был так называемый карниз.

Отступления не было: ни повернуть лошади, ни сойти с неё уже не было возможности, да и пройти пешком по такому приспособлению я чувствовала себя совершенно неспособною. Посмотрела я на самую тропинку, на которой едва умещались ноги лошади, взглянула в пустоту направо и… дело прошлое, миге стало страшно до тошноты. Лошадь идет спокойно, лишь насторожив уши и осторожно переступая через размытые треугольники; особенно жутко было на поворотах. Разговоры позади меня стихли; хотелось посмотреть целы ли, здесь ли все остальные, но я не смела обернуться, боясь неловким движением нарушить равновесие лошади. Мы двигались в полном молчании, и эти 15–20 минут показались бесконечно долгими. Вот опять поворот— что-то за ним? А за ним откос горы стал более пологим, тропинка расширилась, я уже чувствую себя на твердой почв, еще минута, другая, и все в безопасности; проехали молча еще несколько шагов, стараясь привести свои нервы в равновесие.

По словам людей бывалых, такой карниз не из худших: самые неприятные лепятся по скалам, причем с одной стороны — обрыв, а с другой — отвесная стена; в этом случае, не только нечего думать о проходе навьюченной лошади, но и самому всаднику, за недостатком места, приходится перекидывать ногу по-дамски, к наружной стороне тропинки. Не берусь судить о чувстве, которое должен испытывать человек, пробирающейся по скалистому карнизу, но нахожу, что и глинистый в достаточной мере скверен.

За все время пути нам, к счастью не пришлось познакомится с обещанными нам «балконами». Они являются искусственным сооружением и устраиваются следующим образом: в скале, которую необходимо обойти, и представляющей собою отвесную стену, забиты под прямым углом не толстые бревна, закрепленные следовательно лишь одним концом; другой же торчит на воздухе, не имея ни подкосов, ни подпорок.

На эти бревна положены доски, или толстые жерди — и балкон готов. Предлагается желающим, отдав себя на волю Божию, перебираться через пропасть по этим жердочкам. Существует приспособление, если и еще менее привлекательное, чем «балкон», зато поражающее своею простотою: в такую же скалистую стену забить ряд отдельных колышков и… больше ничего. Хватаясь за эти колышки руками, и болтая ногами над пропастью, путник в висячем положении передвигается по этой стене; иногда на расстоянии десятка и более саженей.

Когда мы добрались, до вершины горы, перед нами открылась обширная картина: сходилось два ущелья, сливались две реки Пшарт и Мургаб; кругом — скалы, жёлтые, коричневые, черные, некоторые со снежными вершинами. С этого места  начинается спуск в речную долину, одно место которой казалось оазисом в этом каменном царстве: зеленела трава, виднелись деревца и кустарники; там мы и решили разбить лагерь, так как лошадей; необходимо покормить: подножного корма они давно уже видали и живут одним ячменем, а впереди опять камни и переправа, та самая страшная переправа, на которой, по общему предсказанию мы должны погибнуть; это будет завтра. Сегодня же мы спустились, прошли по зарослям тальника и остановились для ночлега на лужайке с чудною, сочною травою. Через часок появились наши вьюки… и верблюды; эти незаменимые животные одолели все трудности и безропотно дотащили свой груз.  Ослики в сущности состоят при караване в качестве туристов: они успели и настолько завладеть, симпатиями Алим-бая, что пользуются совершенно исключительными привилегиями и не несут никакого груза, но зато взяли на себя обязанности вожатых каравана и всегда идут впереди; иногда они, не обращая внимания на упреки Алим-бая, отправляются вдвоем искать себе дороги по душе и почти всегда выбираются кратчайшим путем.