Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

как и каждый день, начиная с первого, почти как будто она ждала меня все это время, как будто она все еще ждет меня. Я испускаю долгий вздох и делаю два шага назад, уходя, не касаясь ее рук.

* * *

— Luigia, mia cara! (Луиджия, моя дорогая)! — Я сразу же напрягаюсь, услышав мужской голос, да и Рафаэла, сидящая рядом со мной, реагирует не лучше.

Сидя на месте, которое в последние недели стало для нас привычным, мы наблюдаем за необычной сценой: мужчина входит на кухню. Не то чтобы я никогда не видела, как это происходит…видела. Есть поставщики, которые время от времени заходят сюда, чтобы завезти продукты, есть рабочие, которые навещают свои семьи, и даже некоторые люди Витторио, которых, как я узнала от Рафы, называют солдатами, уже заходили на кухню, но их визиты — единичные случаи.

Пройдя через коридор, мужчина останавливается, ищет глазами Луиджию, и если величие его голоса приводит мои чувства в состояние боевой готовности, то его образ сразу же заставляет меня перевести дыхание. Он — один из братьев Витторио, я уверена. Но если образ моего похитителя — это смертельная серьезность, то этот человек, руки и кисти которого покрыты татуировками, сбегающими от воротника рубашки к шее, пугает в каждом дюйме, а не только в осанке и во взгляде, который с интересом встречает нас с подругой, а затем сужается.

Это может быть только Тициано Катанео.

Его губы кривятся в неловкой улыбке, и он идет к нам. Рафаэла почесывает горло, но я не решаюсь повернуться к ней лицом, чтобы спросить, что означает такая реакция. Не тогда, когда несколько секунд спустя один из сыновей синьоры Анны стоит прямо передо мной. Он беззастенчиво изучает меня на протяжении долгих секунд, в течение которых я чувствую себя крайне неловко. Щеки разгораются, и я опускаю глаза.

— Devi essere il nuovo animale domestic (Ты, должно быть, новый питомец), — говорит он, и я не понимаю всех его слов.

Однако после двух недель ежедневных занятий итальянским и более месяца, в течение которых я не слышала никакого другого языка, кроме этого, я могу понять его общую концепцию. Он считает меня новым домашним животным. Не нужно быть гением, чтобы понять, чьим именно.

От этого замечания мне становится еще более неловко, и я откидываюсь на спинку стула. Я не отвечаю, у меня нет ни малейшего желания это делать, но Рафаэла думает иначе.

— Lei non è l'animale domestico di nessuno (Она ни чей-то питомец). — Моя подруга защищает меня, говоря, что я не домашнее животное несмотря на то, что ее будет ругать мать.

— Рафаэла! — Раздается громкий голос кухарки с другого конца кухни, а ее глаза пристально смотрят на дочь даже на расстоянии.

Синьора София никогда не обращалась со мной плохо и не пыталась отгородить Рафаэлу от меня, но после последней минуты у меня появились сомнения, что так будет продолжаться и дальше. В конце концов, ее дочь только что бросила вызов своему боссу из-за меня. А вот Тициано, похоже, получает от этого удовольствие.

— А ты? Кто ты? — Спрашивает он Рафу по-итальянски, и я понимаю каждое слово.

Прежде чем блондинка дает дерзкий ответ, который, я уверена, был у нее на кончике языка, София уже пересекла кухню и стоит перед столом, за которым сидим мы с ее дочерью, рядом с Тициано и сама отвечает на вопрос, адресованный дочери.

— Questa è mia figlia Rafaella, signor Tizziano (Это моя дочь Рафаэла, синьор Тициано). — Говорит София, и брови босса удивленно поднимаются.

— La piccola Rafaella? La figlia di Carmo? (Маленькая Рафаэлла? Дочь Кармо?)

София отвечает, но на этот раз я не понимаю почти ничего из сказанного. Она говорит слишком быстро и использует много непривычных для моего слуха слов. Я понимаю только подтверждение того, что Рафаэла — дочь Кармо, слова "Соединенные Штаты" и "сэр". Но что бы ни было сказано, и без того не слишком приветливое выражение лица моей подруги становится еще менее приветливым.

Тициано, не обращая внимания на то, что рядом с ним находится мать девушки, проводит с ней то же изучение, что и со мной, но, в отличие от меня, Рафаэла не краснеет и не опускает голову, она смотрит на него как на равного. Даже я знаю, что она не должна этого делать.

София наблюдает за происходящим с абсолютным ужасом, но почему-то ее реакция кажется более сосредоточенной на странном интересе Тициано, чем на очевидном неповиновении дочери.

— Bentornata, Rafaella (С возвращением, Рафаэла), — говорит он моей подруге и улыбается ей, улыбка, которая, как мне кажется, подразумевает многое, но я, должно быть, неправильно ее понимаю.

— Grazie, — неохотно отвечает она, и Тициано еще несколько секунд смотрит на ее веснушчатое лицо, прежде чем повернуться к Софии.

— Mia madre ha i dolori. Avvisa Luigia (Моей матери нехорошо, сообщите Луиджии), — говорит он ей, после чего разворачивается и уходит из кухни.

София несколько раз моргает глазами, и я почти вижу, как из ее ушей выходит дым, пока она думает. Наконец она поворачивается к нам и открывает рот, чтобы заговорить, но потом, похоже, передумывает и просто поворачивается к нам спиной, возвращаясь к своим делам на другом конце кухни.

* * *

Сегодня Рафаэла отвлекается на уроке.

Луиджия впервые за несколько недель оставила нас одних, потому что синьора Анна нуждается в ее присутствии. Думаю, ее это так взволновало, что она забыла запретить нам занятия, как в предыдущие два раза, когда она по какой-то причине не могла за нами присмотреть.

Мы закончили день на час раньше, чем обычно, и вышли на веранду, но вместо часа пустых разговоров, которые, как я думала, у нас будут, последние пятнадцать минут прошли в почти абсолютной тишине. Видео, которое Рафаэла дала мне посмотреть, было единственным звуком, раздававшимся в ярко освещенной комнате.

— Что случилось? — Спрашиваю я, мой итальянский все еще очень неуверен.

Я уверена, что сказала не совсем правильно, но этого было достаточно, чтобы моя подруга поняла. Рафа смотрит на меня, нахмурившись, и несколько минут анализирует, прежде чем решиться ответить.

— Это то, что моя мама сказала сегодня, — отвечает она самым простым способом, чтобы я поняла. Мне нужна минута, чтобы обдумать все слова, и еще две, чтобы придумать ответ в рамках моих возможностей.

— Я не поняла почти ничего из того, что она сказала. — Рафа вздыхает и грустно улыбается. Я впервые вижу такую улыбку на ее лице.

— Ты когда-нибудь хотела быть свободной,