Грабеж – дело тонкое - Вячеслав Денисов

– Вот, гад, какой хитрый! – сокрушался Шебанин. – Куда его теперь? В «Централку»?

– Ну а куда же еще? – проговорил Балу. Обстоятельствам он был крайне рад, как, кстати, и Тушкан. Двое бравых ментов только что предупредили возможность физического уничтожения обидчика Локомотива. – Сейчас посадят, потом осудят, потом опять посадят... Не уверен, что тут обойдется «мелким хулиганством» и «сутками». «Бакланка» в чистом виде. Приблизительно за то же самое меня упекли в девяностом на два года.

– Не надо путать разбитое стекло с поджогом ресторана, – возразил Шебанин. – Он кирпич кинул, а ты бутылку с бензином.

– Но я же тоже в стекло бросил! Не, наверняка срок дадут. Сейчас менты еще в рапортах напишут, что это он в них кинул, но промазал...

Общение терновского прокурора с судьей выходили за рамки общепринятого представления о дружбе. Дружба, если уж она есть, не может быть частичной ни при каких обстоятельствах. Ссылки на то, что межведомственные отношения неблагоприятно сказываются на самих ведомствах, несостоятельны. Обратное утверждают лишь те, кто ставит своей целью подчинить себе интересы не службы, а как раз те самые, личные. Бесцеремонное вклинивание в чужие отношения – обычное явление для современного руководства. Встретился ты с другом детства, ныне – опером УБОПа – расскажи, будь добр, о чем в той беседе речь шла. А ты, опер из районной уголовки, рассказывал за стаканом пива своему другу из УБОПа о крале, с которой познакомился на улице в выходной, и о том, какие подвиги совершал в ее будуаре всю прошедшую ночь. «Расскажи, парень, что за встречи у тебя случаются с коллегой из антимафиозного ведомства, – заявит на следующий день шеф, – у нас информашка сливается из отдела, как из туалетного бачка. Так о чем?» И можно не сомневаться, что в течение последующей недели на тебе незримо будет сидеть коллектив службы собственной безопасности. Ты опер, ты один из немногих, у кого постоянно горит спина от чувства собственной опасности. Поэтому всю неделю будешь чувствовать этих людей рядом. Ты, неженатый, будешь стесняться зайти вечером к своей девчонке, выпить пива или встретиться со школьным другом на стадионе. Ты будешь бояться подставить кого-то из них под бездушный, совершенно безграмотный «пресс» тех, кто «сидит» на твоей спине. Денег у «наружников» на счету не так уж много, поэтому вскоре «осаду» снимут. Снимут, позабыв извиниться за скотские подозрения и бесцеремонное проникновение в твою личную жизнь. У них работа такая, и ты, подозреваемый в переменчивости интересов, у них такой не один. Ты уверен, что они скоты, а они, в свою очередь, считают скотом тебя. И факт того, что ими ничего не доказано, они трактуют не твоей законопослушностью, а собственной недоработкой. А ты будешь жить с этим постоянно. Вспоминать, как за тобой ходили неприметные малые, принадлежность которых в состоянии распознать лишь ты, профессионал, как в твой домашний телефон втыкали «закладку» и как один лишь ты тогда заметил, что вещи в домашнем шкафу лежат не так, как ты их укладывал. Твоя защищенная Конституцией жизнь – растертый по асфальту плевок. Но не стоит расслабляться, ибо у твоих «следопытов» тоже бывают застои и «окна» в работе. И тогда, уже имея проложенную тропу, они снова возьмутся за тебя. И тебе, честному парню из «уголовки», будет даже невдомек, что в твою именную папочку в сейфе соглядателей будут складываться рапорта и справки. Где был, с кем имел связь, какого характера и какой продолжительности. Едва возникнет необходимость тебя сдвинуть с места – не сомневайся в том, что это произойдет.

Струге и Пащенко уже давно миновали тот период, когда их можно было шантажировать подобными вещами и сковывать постоянным, невидимым «прессом». Оба они достигли того уровня, с которого уже не слышен скрип пера ссученного своей работой стукачка из СБ. К одному боялись подступиться, потому что он прокурор, ко второму – потому что умный человек. Нет, не потому что – судья, а потому что – умный человек. Струге не злопамятен, но те самые стукачки, что потеют над рапортами о проделанной работе, знали – ошибись они один раз – этот раз будет для них последним. Ошибок Струге, как и противопехотная мина, не прощает.

Антон и Вадим уже давно общались на виду у всех, и ни для кого это не было в диковину. Есть люди, которым позволяется если не все, то очень многое. Всякий раз, когда возникали трудности у одного из них, рядом появлялся второй. Об этом тоже все знали. Знал это и Лукин Игорь Матвеевич, председатель областного суда. Знал, но ничего не мог поделать. Лукин чувствовал мощь этих двоих людей не понаслышке, уже несколько раз за последние годы он имел возможность убедиться в ней на самом себе. Вот и сейчас, когда появилась очередная возможность расшатать Струге, Игорь Матвеевич вспомнил, что у того есть Пащенко. Он же, Лукин, опирается на отсортированную им же толпу, именуя ее коллективом. Он, как никто другой, прекрасно понимал, что то «единство духа», которое считалось основным принципом существования такой толпы, есть не что иное, как коллективная, легко проветриваемая вонь. Тем не менее открывать форточки он не собирался. Едва в коллектив судей ворвется свежий воздух – дело пропало. Так уж повелось за эти пять или шесть лет совместного со Струге судейства – Антон Павлович изо всех сил выталкивал форточку наружу, а Игорь Матвеевич, кряхтя и призывая на помощь единую духом команду, упирался в нее обеими руками с другой стороны.

Устремления Антона Лукин понял сразу после звонка Кислицына. Ни один председатель суда не простит своему судье, практически – идеологическому врагу, если тот привлекает на свою сторону только что появившегося в коллективе нового члена. Молодой Левенец, войдя в судейское сообщество, нашел утешение в общении с тем, кого Игорь Матвеевич еще несколько лет назад записал в своем новеньком, пахнущем свежей кожей, блокноте как противника № 1. Года шли, блокнот уже вытерся до неприличия, многое, что было в нем намечено, было реализовано на практике, однако первой в этой книжице по-прежнему была запись о молодом судье Струге А.П., однажды, в далеком девяносто седьмом году, посмевшем вынести приговор не по понятиям, а по закону. С этого все началось, продолжалось и никак не могло закончиться.

Струге был изучен Лукиным, как бабочка, попавшая в руки энтомолога. Игорь Матвеевич хорошо знал привычки своего врага и мог практически безошибочно предсказать, как тот будет действовать при тех или иных обстоятельствах. Случай, поведанный председателю облсуда Кислицыным, на какое-то время дал шанс вновь проверить Антона Павловича на крепость. Он привлек к себе Левенца, желторотого и еще несостоявшегося судью, значит, он увидел в нем что-то, что составляет с ним единство помыслов. Если так, то под боком Игоря Матвеевича вскармливается хищник, который в недалеком будущем покажет ему зубы. Удар по Левенцу – это удар по Струге. Если Антон Павлович не прочитает правильный текст, дающий расшифровку действий председателя, он может совершить самую банальную ошибку. За этой ошибкой потянется другая, третья... И наступит тот момент, когда можно будет использовать свою тяжелую, «единую духом» кавалерию. Квалификационная коллегия, Совет судей... Полк левого крыла, полк правого крыла... Осада, штурм, и враг бежит. Пойманный просит пощады, а если не просит – уничтожается.

Для всех непосвященных, не обремененных судейскими полномочиями все это может показаться полным бредом. Но те, кто в мантиях... Они-то знают. Они-то видят. И понимают...

Пролистывая документы о контрабанде животных, Пащенко сидел и держал в свободной, отставленной в сторону руке истлевшую до фильтра сигарету. Настоящее американское курево, однажды подожженное, никогда не погаснет. Не в пример московскому «Дукату», «Мальборо» будет тлеть, как трут, превращая табак в пепел и наполняя комнату запахом дыма, не побывавшего в легких. Он режет глаза и неприятен обонянию.

Пепел, дойдя до бумажной каемки, упал на руку прокурору. Вадим оторвал от распечаток уставший взгляд, вздохнул и ткнул остаток сигареты в пепельницу.

Для него было совершенно очевидно, что Антон хочет помочь молодому судье по фамилии Левенец. Тот завис на каком-то деле, могущем сыграть в его жизни большую роль. Антон пояснил, что дело-то весьма сложное, и может статься так, что оно окажется последним в карьере молодого судьи.

Нет сомнений в том, что Струге не ошибается, приближая к себе Пашу. В таких случаях Антон не ошибается никогда. Значит, не хочет, чтобы парня испортили.

Ну, а кто же такой Паша Левенец? Легкая, почти невесомая проверка показала, что сей, только что окрылившийся отправитель правосудия имел в институте погоняло Ленивец и отличался хваткой сметкой. Хорошо знает закон, принципиален и строг в выборе друзей. Вот в принципе и все. Ничего откровенно хорошего или плохого в ходе этой неформальной проверки не выяснено. Да и не проверка это была. Нехорошее это дело – вести почти оперативную разработку судьи, но что делать... Да и не разработка то была. Пермяков ее провел, словно перышком провел по спине любимой. Саша Пермяков любит делать такие вещи легко и ненавязчиво.