Сумрачная планета - Барбара Хэмбли

— Кто такая Тазельда? — спросила она, подавая ему блюдо.

— Бывшая коллега, — ответил он, беря ягоду. — Мы с ней вместе прилетели на эту планету — о, это было много лет назад. Но она стала все больше завидовать тому почтению, которое оказывало местное население мне и моим выдающимся способностям, — она же не могла изготовить даже… э… основных орудий поддержания порядка. Она делала все, что было в ее силах, чтобы меня дискредитировать. В основном это были лишь досадные мелочи, но тем не менее неприятные. Скажем, ее приспешники пытались ворваться ко мне во дворец, и все такое. Даже после того, как я стал жить вместе с Ашгадом. А теперь, моя дорогая, скажи мне — разве это не самый восхитительный вкус в Галактике?

Лея взяла со стоявшего рядом столика нож для фруктов и вилку, отрезала кусочек ягоды и, подождав, пока Белдорион алчно проглотит остальное, съела свой кусок. Она сразу же пожалела, что не отрезала себе больше, поскольку плод был великолепен на вкус — сладкий, мясистый, сочный и слегка рассыпчатый.

— Зубинди мог выращивать их размером втрое больше, — вздохнув, сказал Белдорион. — И на вкус такие, что этот по сравнению с ними показался бы пустой шелухой. Поверишь ли ты, дитя мое? Это обычная родианская травяная мошка, выращенная на ферментах роста в течение года, вместо одного дня ее естественной жизни. Зубинди мог выращивать их до пяти лет, превращая их в совершенно иную форму жизни! Они поют, свистят и ползают на маленьких щупальцах, которые развиваются у них к концу последнего года жизни. Кто знает, что бы из них получилось, если бы удалось продлить их жизнь еще дольше! А как они могут мучить бриттетов! Вкус мяса бриттетов, как ты, возможно, знаешь, улучшается под воздействием ферментов, которые вырабатываются, когда они умирают в мучениях… о! Думаю, после его смерти мне никогда больше не удастся отведать ничего подобного.

Он пошарил в своей чаше в поисках очередного прабкро, и пролил сентиментальную слезу. Лея тактично откусила от одного из рулетов. Повара-кубазы славились, по всей Галактике умением выращивать всевозможные виды насекомых, генетически изменяя их в поисках все новых и все более совершенных блюд, так что почти никто не мог сказать, что в них содержалось на самом деле.

— Что в первую очередь привело вас сюда? — спросила Лея.

Он покачал большой головой, и красные глаза взглянули на нее из-под тяжелых век, словно драгоценные камни.

— Думаю, ты и сама знаешь, — сказал он; голос перешел в басистое урчанье, словно отдаленные раскаты грома, предвещающие тайфун. Длинный пурпурный язык слизнул оставшиеся капли сока в углах рта, затем снова исчез. — Думаю, ты и сама это почувствовала — этот свет, эти сияющие океаны, что заполняют Вселенную, что несут свет каждому из нашего Ордена. Рассказы путешественников, старые бортжурналы… В них говорится, что это — здесь. Но ты это и сама знаешь.

Он снова неотвратимо уставился прямо ей в глаза.

— Молодой женщине с такими способностями, как у тебя, возможно, в подобной ситуации могли бы потребоваться союзники. Как ты знаешь, малышка, Ашгаду нельзя доверять. И он никогда не был столь хорошим правителем.

Он протянул к ней украшенную тяжелыми, перстнями руку, и Лея почувствовала, что не в силах пошевелиться.

Со стороны двери послышался низкий, очень спокойный голос:

— По крайней мере, он никогда не продавал своих рабов Дзиму.

Белдорион с шипением повернулся. Лея отпрянула, избегая его взгляда. В дверях стоял Ли-геус; седеющие волосы падали ему на глаза, в которых, как показалось Лее, был уже не страх, но ярость. Мгновение он стоял, глядя на них обоих, потом быстро спустился вниз и подошел к ложу.

— Берегись, философ, — тихо проговорил Белдорион. Все его чудовищное тело содрогалось, огромный хвост ходил из стороны в сторону, словно самостоятельное разъяренное живое существо, красные глаза сузились. — В другой ситуации я бы сказал тебе, что не терплю, когда нарушают мой покой.

Лигеус на мгновение замер; зрачки его расширились, словно он вспомнил что-то зловещее. Потом он снова шагнул вперед и взял Лею за руку.

— Что он вам предлагал, моя дорогая? — голос его звучал ровно, но Лея чувствовала, как подрагивают его холодные пальцы. — Править планетой вместе с ним? Или — что он просто отпустит вас, если вы поможете ему вернуться к власти?

Он поднял Лею на ноги и повел ее к двери. Белдорион не пытался их остановить, но когда Лигеус протянул руку, чтобы коснуться кнопки, Лея увидела, что хатт раздраженно махнул лапкой в их сторону. Лигеус споткнулся, словно от удара, согнулся пополам, задыхаясь, прижимая ладонь к виску. Бледное лицо посерело, и тогда Лея ударила по кнопке тыльной стороной ладони. Дверь отодвинулась, и она вытащила слепо спотыкающегося и хватающегося за стену Лигеуса наружу.

Они были уже в середине коридора, напротив тяжелых дверей, ведущих в ангар, когда пилот выпрямился и судорожно вздохнул.

— Мигрень, — с трудом проговорил он побелевшими губами. — Он так делает… иногда… и когда я у него выигрываю в голо-игры тоже. Иногда… бывает еще хуже.

На болезненно-хрупком горле в такт пульсу билась голубоватая тонкая вена. Лигеус тряхнул головой, украдкой коснулся шеи, быстро оглянувшись на открытые двери ангара и, взяв Лею под локоть, быстро повел к лестнице.

— Он пытался воздействовать на ваш разум? Не доверяйте ему, моя дорогая.

— Полагаю, мне следует доверять Ашгаду?

Лигеус отвернулся.

Они молча поднялись по лестнице и прошли по коридору к дверям ее комнаты. Он набрал код, тщательно заслоняя от нее клавиатуру замка, а затем сказал:

— Он не выполняет своих обещаний. Даже если бы он это и делал, он не смог бы защитить вас от Дзима и не смог бы расстроить планы Ашгада. Даже много лет назад, когда Ашгад впервые прибыл на эту планету, Белдорион не в силах был ему противостоять.

Лея удивленно посмотрела на него.

— Но ведь Ашгад… — начала она, и их взгляды встретились.

Лигеус отвернулся, и по тому, как дернулись его губы, она поняла, что, все еще не до конца придя в себя после приступа мигрени, он сказал больше, чем намеревался. Он мягко провел ее в комнату и быстро вышел, закрыв за собой дверь.

Нашарив спинку кровати, Лея села. Колени ослабели. В голове шумело от жажды, и ее слегка тошнило после встречи с Белдорионом; бросив взгляд на графин с водой, она поднялась, вынесла его на террасу и вылила всю оставшуюся воду за ограждение. Жажда была чересчур велика, и позднее она могла забыть о том, что ей нельзя пить.

Ей необходимо было сохранять ясность мыслей. «Может быть, все дело в сладоцвете? — подумала она. — Может быть, Лигеус имел в виду нечто совсем другое, а я лишь воображаю себе неизвестно что? Может быть, есть какое-то другое реальное объяснение?» Но единственным выводом, который она могла сделать из слов Лигеуса, было то, что человек, который провозглашал себя сыном Сети Ашгада, старого соперника императора Палпатина за власть в Сенате, на самом деле был им самим.

— Итак, что мы имеем? — Хэн Соло сбежал с лестницы, ведшей к наблюдательному экрану, и в два прыжка оказался возле Ландо Калриссиана, сидевшего у пульта сканеров дальнего действия. Полосы красного и желтого света плясали по его смуглому лицу. Ландо щелкнул переключателем калибровки, изменяя поток отражений, чтобы показать выброс в показаниях спектрографа, из-за которого он и позвал Хэна.

— Похоже на повышенную температуру на пятой планете той системы. Деймонит Йорс Б — там ничего нет и никогда не было. Спектр быстро остывает,.. — он постучал пальцем по черным полосам в разноцветном спектре, — но это — линии реакторного топлива.

Хэн протянул руку через его плечо, увеличивая точность отображаемых данных, и выругался.

— Хорошо, что я прихватил с собой рукавицы, — Ландо подстроил изображение на другом экране. — Для «Несокрушимого» он слишком велик. Судя по выбросу тепла в атмосферу, они находятся там около десяти часов. Хэн уже был у главного пульта, вводя курс.

— Держись, Лея, — прошептал он. — Не покидай меня.

Посадка на планету была настоящим кошмаром. В атмосфере бушевали сокрушительные бури, и «Сокол» швыряло из стороны в сторону, словно пластиковую тарелку в горном потоке. Хэн и Чубакка трудились бок о бок за, пультом, сражаясь с ионными бурями, сбивавшими с толку датчики, которые были их единственными проводниками к лежавшей внизу поверхности. Хэн не мог думать ни о чем, кроме слабого теплового пятна на экране спектрографа, пятна, медленно становившегося из оранжевого коричневым за те часы, что отнимала борьба с титаническими вихрями.

«Она не могла погибнуть», — думал он. Он не имел никакого понятия о том, что он станет делать и что станет с ним самим, если она погибнет.

Он не мог представить себе жизни без нее.

Сквозь водоворот летающего в атмосфере мусора датчики начали обнаруживать следы обломков на льду внизу. Большая их часть уже погрузилась на несколько метров в длинную проталину, которая образовалась в первобытном планетном льду на месте падения корабля и вновь замерзла в течение нескольких минут. фрагменты корпуса, отломанные стабилизаторы, деформированные модули стали неузнаваемы, обгорев в плотных слоях атмосферы. Проталина шла под острым углом к трещине во льду, во много километров глубиной и почти в полкилометра шириной. Хэн провел «Сокол» низко над ней, затаив дыхание. Корабль не мог туда упасть. Скажи мне, что он не упал.