Отель, портье и три ноги под кроватью - Яков Томский

Мы бегали туда-сюда как сумасшедшие, недели сливались воедино, перемежаясь редкими выдающимися событиями.

Por ejemplo[28]. Однажды я зарегистрировал Роджера Долтри из The Who[29], и операция прошла как по маслу. Он вошел, искоса поглядел на меня и наклонился поближе, чтобы назвать свой псевдоним.

Вот список псевдонимов некоторых из моих любимых знаменитостей:

Даг Грейвз

Дик Шанейри

Тим Тэйшен

И хитрый – возможно, лучший – популярный почему-то у бас-гитаристов: Соул Гуд.

Долтри бросил мне свой псевдоним, и я, так же наклонившись вперед, подтвердил информацию, глядя в его подозрительные глаза. Я сунул ему ключи от номера 4202 так, будто там под кроватью лежало три кило колумбийского кокса. Он наклонил голову и прокрался к лифтам. На следующий день, после их концерта в Мэдисон-сквер-гардене, один псих с опухшим мальчишеским лицом неуклюже ввалился через вращающиеся двери, плача так горько, что слезы падали на пол фойе. Он направился к стойке консьержа, и я должен признаться, мне было ужасно забавно смотреть, как он, рыдая, передавал конверт.

Десять минут спустя консьержка – новенькая по имени Энни, еще не успевшая превратиться в высокомерную «избранную» – принесла залитый слезами конверт и попросила у меня совета.

– Слушай, ты видел того опухшего парня, который тут рыдал?

– Видел. Что там за история?

– Ну, очевидно, он питает слабость к Роджеру Долтри и каким-то образом узнал, что Долтри у нас. Он передал мне конверт и заставил меня поклясться, что я его передам.

– Он знал псевдоним?

– Конечно нет, – ответила она. Потом, глядя на конверт, добавила: – Но я почти хочу передать его. Он был очень расстроен. Что нам делать?

Я взял его из ее рук и сказал:

– Прочитать, вот что.

Я сунул его в карман, а затем, как бы для проверки моей решимости, подошел Роджер, крадучись боком к столу и передал ключи, как при секретной операции.

– Нам очень приятно, что вы гостили у нас, мистер Долтри, и мы надеемся увидеть вас снова.

Как только он сел в лимузин, мы разорвали конверт. Сцена из шоу уродов. Видимо, человек побывал на концерте, и во время одного из фирменных трюков Долтри, когда он хватает микрофон за шнур и крутит, как пропеллер, микрофон отстегнулся и полетел в толпу, как какая-нибудь монгольская булава. Он задел плечо этого мужчины, и «после первоначального чувства восторга» он «прекрасно увидел, насколько Роджер расстроился, как он сильно беспокоился за фанатов в центре площади». Он тут же пожалел о «первоначальном чувстве восторга» ему стало «стыдно за свой эгоизм и горько за то, что Роджер так стро́дал [да-да, все как в оригинале]. В тот вечер он рыдал и рыдал из-за Роджера, зная, что тот переживает за фанатов, и теперь, как нормальный извращенец, он ужасно хотел сообщить Роджеру, что никто не пострадал и что он его очень-очень сильно любит, и, пожалуйста, Роджер, пожалуйста, ответьте на письмо и дайте знать, когда мы можем встретиться и поговорить об этом. Он, видимо, собирался плакать прямо до тех пор, пока не получит ответ. В конце письма содержалось восемь позиций контактной информации. Два телефонных номера, три адреса электронной почты, два почтовых адреса и один абонентский ящик.

– Боже мой, – сказала Энни.

– Теперь ты поняла!

– У этого парня серьезные проблемы с психикой.

– Лучшее. Письмо. В моей жизни.

– Правильно мы сделали, что не передали его.

– Конечно правильно. Долтри вел себя так, будто я его сейчас арестую при регистрации, поэтому я уверен, что это письмо ему не пришлось бы по душе.

– Ну и что же нам делать с письмом?

Я на секунду задумался.

– Ответим?

В ту самую минуту Данте закончил долгий, мучительный телефонный разговор, в ходе которого пытался заверить сомневавшуюся гостью, что, да, он клянется, у нас есть услуга парковки, он обещает, и о ее автомобиле позаботятся. Он швырнул трубку с притворным разочарованием и сказал, что ему нравится моя идея. Нам не нужно было посвящать его в историю о публичных рыданиях или в содержание письма, потому что, пятьдесят раз повторяя гостье одно и то же по телефону, он внимательно слушал наш разговор. В этом смысле сотрудники рецепции похожи на барменов. Я могу одновременно и позвонить в службу уборки номеров и попросить раскладушку, сделать знак посыльному, авторизовать кредитную карту, ответить на вопросы о тренажерах в фитнес-клубе и прислушиваться к телефонному разговору Кайлы с мужем, запоминая ее ответы, потому что, когда она положит трубку, она захочет, чтобы я был в курсе и мог заверить ее, что она рассуждала здраво, даже если это не так. Мы слышим и видим все, что происходит в нашем фойе. Такая работа. Это нетрудно. Это самогенерирующийся навык – например, как умение баскетболиста вращать мяч на пальце: в игре это не нужно, но все равно получается.

– Мы ответим, – поддержал Данте. – Мы отправим ему рукописное письмо от самого «Роджера», пригласим его в Лондон на частный концерт, верно? Все подробности и информация о рейсе – в письме. Все, что ему нужно – это приехать в аэропорт Кеннеди в назначенный час, там его будет ждать гид с билетом. Он соберет вещи, плача от радости, а затем отправится в аэропорт и будет ждать, а его мечты будут медленно рушиться! Либо так, либо мы пишем письмо, в котором Роджер «выражает сожаление по поводу того, что не прицелился лучше и не разбил микрофон прямо об его лицо». Можно было бы закончить это письмо словами: «Пошел ты, фанат. Родж».

В конце концов мы решили, что второе смешнее.

Потом – что оба письма непростительно жестоки. К тому же не исключено, что именно из-за таких шуточек преследователи «звезд» превращаются в маньяков-убийц.

Вскоре после истории с Роджером мне посчастливилось познакомиться с Брайаном Уилсоном из Beach Boys. Сначала я не был их большим поклонником – ну, знаете, только хиты, пожалуйста, и только когда я был пьян и требовалось «что-нибудь повеселее». Но вот он возник передо мной, на вид выше двух метров, в спортивных штанах и со скрюченными плечами, как подросток на дискотеке. К сожалению, не я его регистрировал. Мне досталась пожилая дама, которая рассыпала содержимое своей пыльной сумки по всему столу – преимущественно мятые бумажные платочки и твердые футляры для очков. Она рылась в ней в поисках того, что я описал как «способ оплаты», а Брайан Уилсон, собственно, сам тоже не вселялся в отель. Двое одетых в удобную одежду джентльменов вели переговоры о его ситуации с Кайлой, которой, даже если бы я прочел ей целую лекцию о влиянии Брайана Уилсона и Beach Boys на популярную музыку, было начхать:

– Да, но почему он стоит там как дурак? Напоминает мне моего дядю Реймина, он вдруг переставал танцевать и замирал вот точно так же, с таким же выражением лица, потому что он был пьян как свинья и просто описался.

Как семилетний пацан в музее, мой друг Брайан делал умный вид. Ничего не трогал, просто как бы раскачивался взад и вперед, с неуверенностью на вытянутом лице. Старушка передо мной, наконец, отодрала все влажные салфетки от своей дебетовой карты, и я смог завершить наше общение. По сути, я заставил ее принять помощь с багажом, подозвав посыльного нашим позывным «стойка», чтобы она не волновалась, когда чувак в перчатках вырвет чемодан из ее слабой руки, а затем, оказавшись в ее номере, потребует денег. И не денег 1920-х годов, не звонкие двадцатипятицентовики, с которыми счастливый посыльный вприпрыжку ускачет по коридору, как беспечный чистильщик сапог, нет. Мелочь останется лежать прямо у вашей двери, чтобы вы увидели ее, когда выйдете из номера, как бы говоря: «вам это нужно больше, чем мне (вы, жадный кусок дерьма)». (Люди, давать на чай мелочь – плохая примета. Если вашей щедрости не хватает до целого доллара, просто признайте, что вы скупы. Не пытайтесь откупиться от своей совести четвертаками.)

Так или иначе, я громко кричу: «СТОЙКА!» – потому что посыльные, в два раза пьянее, чем вчера, демонстрировали друг другу на мобильном телефоне видеозапись чужого полового акта или описывали собственные. Кроме того, в фойе царил шум и гам, и мне пришлось приложить усилие. Поэтому я рявкнул: «СТОЙКА!», – и при первом звуке приятель Брайан подскочил на полметра в воздух, снова приземлился с выражением ужаса на лице, и глаза его покраснели, как будто он вот-вот заплачет.

– Ради бога, простите, мистер Уилсон, – сказал я, наклоняясь, руки вытянулись в доверительном жесте, как будто для того, чтобы Брайан понюхал их и стал доверять мне. – Мне очень жаль, сэр. Очень приятно, что вы здесь, – закончил я, дежурно улыбнувшись двум его поверенным.

Я всегда произношу веское «приятно видеть вас у нас», когда говорю со знаменитостью, или редкое «для нас большая честь принимать вас у себя», когда это действительно честь, но вообще-то у меня никогда не получается произносить это хорошо.

Господин Уилсон сделал наш отель своим нью-йоркским домом на следующие несколько лет. Я стал понимать, как он себя на самом деле чувствует, и неоднократно отмечал, что он никогда не был один. Его всегда сопровождали не менее двух мужчин-помощников, и он никогда ни с кем не говорил, только отходил в сторонку; как правило, одет он был в спортивные штаны и не всегда выглядел несчастным. Он всегда был спокоен, как большое озеро с редкой случайной рябью (если, конечно, его не охватывало какое-то сильное чувство, в данном случае – СТРАХ).