Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты - Регина Хайруллова

о котором я, оказывается, вообще ничего не знаю. Будто ещё меньше знаю, чем тогда, девять лет назад.

А Соломон будет нас оберегать. Он вон какой большой и сильный. И про Ехидну всё узнаю, и про Костёр тоже, — подумала я и зевнула. — Как же я устала. И есть хочется. Сколько вообще прошло времени? Какой сегодня день? — я постаралась подсчитать, но ничего не вышло: солнце ни разу не заходило и не вставало с того момента, как начался Совет. У Хранителя жизни, видимо, были более важные дела. — Где бы мне прилечь? Эх, сотворить бы прямо тут кровать. Или хоть коврик какой. И Артура бы сюда».

И тут я увидела его.

Артур де Вильбург шёл мне навстречу. Всё в том же пиджаке с заплаткой, в застиранной рубашке, со своим цилиндром на голове, который снова где-то отыскал. Из кармана выглядывала цепочка хронометра.

Артур нёс какие-то цветочки в руке и глядел на меня так внимательно, словно задумал сказать что-то важное.

Уж не предложение ли хочет мне сделать? Да, было бы здорово. Мы бы поженились, и тогда…

Рассветы в горах, где солнце куда ближе и ярче, где оно не плавно выплывающее из-за горизонта, как на равнинах, а вдруг являющее себя над чётким очертанием гор и озаряющее всё вокруг своим сказочным и сильным светом. То счастье прохладного утра.

Но вот облака, скрывающие от нас пока недоступные вершины. Мы минуем их, и настаёт день, и мы точно знаем, что завтра — больше счастья и благополучия.

А по вечерам мы то на макушке горы встречаем скорые сумерки с густо-медовыми горными звёздами, то пьём травяной чай в своём домике с верандой и большими деревянными качелями. У них резная спинка и массивные, прочные ручки. Мы раскачиваемся и глядим в небо. И благодарим друг друга и целый мир. И любовь наполняет нас, и Артур рисует само счастье, а я пишу о нём и иногда пою.

И от этого становится вокруг ещё лучше, ведь люди слышат эти песни и видят картины, читают эти стихи и сказочные строки и тоже становятся добрее и светлее.

Да, я бы очень хотела, чтобы такое счастье стало явью. Но пока мы просто встречаемся. Пока так.

— Мира, — сказал он, когда подошёл и вручил букет. — Я хочу поговорить, — добавил Артур и посмотрел мне в глаза. Неужели и правда?.. Я затаила дыхание. — Ты бесконечно куда-то улетаешь… — начал он, и всё очарование как рукой сняло. Претензии, да? — Когда ты исчезаешь, я остаюсь один. Я говорю это не чтобы тебя задеть — нет, я потому и цветы принёс, чтобы ты так не решила. Я просто хочу, чтобы ты не убегала одна. Потом мне приходится искать тебя то тут, то там.

— Знаешь, я не понимаю. В каком это смысле — искать?

— Помнишь, как я забрал тебя с горы? — сказал он, снял цилиндр и начал теребить хронометр. Нервничает, значит. Как мило. А мне куда девать свои эмоции? Опять, что ли, вонзать ногти в ладони? Ну нет. — Куда ты собиралась умчаться тогда? Птицей.

— Не знаю, — сердито ответила я и для чего-то стала делать вид, что разглядываю цветочки. Хотя не видела их в упор.

Перед моими глазами снова представали тянущиеся на бесконечные километры, сверкающие на солнце остро-снежно-вершинные горы, голубизна такого близкого неба, свобода и сила.

Он коснулся моего плеча. Я вздрогнула.

— Вот опять. Ты чуть не улетела.

— Чего же ты хочешь от меня? — воскликнула я чуть громче, чем следовало. — Чтобы я всегда была здесь, рядом? Знаешь, мне иногда бывает нужно отправиться куда-нибудь… в прекрасные края, где царят свобода и сила. Понимаешь? Как те горы, где я парила птицей, как те поля, усыпанные цветами-позабытыми фактами. Мне хочется красоты и воли, — уже спокойнее закончила я.

— Ты свободна, — сказал Артур и отошёл от меня. Стало неуютно. Неужели обиделся? — И твоя свобода в том и заключается, чтобы выбирать. Хочешь ли ты бесконечно летать где-то там, в одиночестве, или хочешь строить крепкие отношения со мной и тоже парить птицей — да, пожалуйста, но не всякий раз, как вздумается.

— Знаешь, я опять не понимаю, — сказала я, опустила букет и подошла к Артуру ближе. Взять его за руку? Можно ли обнять сейчас?

Он улыбнулся так, словно говорил с малым ребёнком, и сам обнял меня. Я ощутила тепло и спокойствие.

— Поймёшь. Я помогу. Совет, кстати, закончился. Его распустили. Все обвинения сняты.

— Так мы, значит, можем жить в своё удовольствие? — спросила я и вдруг услышала за спиной чей-то чужой голос.

— Можете, — сказал он.

Я обернулась.

Огромный белый Кот серьёзно смотрел на нас и словно чего-то ждал.

— Артур, — тихо позвала я, — ты же видишь Кота?

Глава 39. Кот

— Вижу, — так же тихо ответил Артур. — Это я с ума сошёл или как? — добавил он, и я выдохнула: если мне не чудится, то всё отлично. Значит, оба мы адекватны. Значит, говорящий Кот и правда есть.

И с чего он вообще удивил меня? То, что белая летучая мышь разговаривает и частенько сидит на моём плече, или что конь из ветра носит нас по небу, меня не смущает. А вот Кот…

Неподвижно сидящий громадный Кот, подобный то грозному волку, то большой мягкой игрушке. Кот, меняющий выражения морды на противоположные, слово кто-то крутит киноплёнку с совершенно разными белыми котами.

Наконец он принял спокойный и даже расслабленный вид.

Тогда я неуверенно произнесла первое пришедшее в голову:

— Фамильяр той самой Ехидны?

Кот кивнул.

А говорить на «ты» или на «вы»? Как вообще к нему обращаться?

— Можно на «ты», — ответил Кот моим мыслям, и тут появился заспанный Соломон.

Он лениво подвигал крыльями, потянул когтистые лапы, зевнул. Разлепил глаза и тут же весь встрепенулся, будто его ударило током.

— Кот! — воскликнул Соломон. — Прошу прощения, я утомился, и пока Мирослава…

— Тише, — бросил тот и внимательно посмотрел на меня.

Я пошатнулась от этого взгляда и ощутила примерно то же, что бывает в горах, когда они так давят на сердце и голову, а перед глазами всё начинает куда-то уплывать, что приходится застыть на месте или даже сесть на голые камни, лишь бы удержать равновесие.

Вот и сейчас я закачалась, опустила глаза и прикоснулась пальцами ко лбу.

И вдруг отпустило.

Словно там, где была моя рука, медленно и со скрипом, но отворилось давно закрытое окно. И туда попал свежий воздух и свет. И стало совсем легко.