Стылая Топь. Эспеджо - Александра Шервинская

Завтрак тоже прошёл, как принято говорить в новостях, «в тёплой и дружественной обстановке». Потом Матвей предложил, чтобы не тратить времени зря, раз уж мы здесь застряли, прогуляться за грибами.

— А что, тут есть грибы? — почему-то удивилась Диана.

— А почему им тут не быть? — в свою очередь не понял Фишер. — Лес есть, время подходящее, погода способствует… Думаю, тут грибов — как грязи. Скажи, Матвей?

Оборотень молча кивнул, но потом, оглядев нашу компанию, на всякий случай решил уточнить:

— В грибах все разбираются? Мухомор от белого отличить сумеете?

— Не знаю, как остальные, а я о грибах знаю только то, что они есть, — пожала плечами Катрин и виновато улыбнулась, — я городской человек, мне гораздо ближе асфальт и небоскрёбы. Я для того и в походы стала ходить, чтобы ликвидировать пробелы в жизненном опыте.

— Не переживай, — я улыбнулся девушке, — я не дам тебе слопать бледную поганку, обещаю. А остальные грибы при соответствующей обработке смертельно ядовитыми не являются.

— Отлично, — Антоха, кажется, вспомнил, что он у нас за старшего, и решил возглавить грибную охоту, — давай корзинки, Матвей, или что там есть… ведёрки, к примеру…

— Сейчас принесу, — усмехнулся оборотень, поднимаясь и выходя в сени. Вскоре оттуда послышалось шуршание, потом что-то упало и покатилось, а Матвей заковыристо выругался. Я мельком успел удивиться, что после того, как мы выяснили отношения, он практически перестал меня раздражать, вызывать негатив. Хотя по уму так быть не должно: он представитель «той стороны», то есть я должен стремиться убить его, как говорится, по умолчанию. Интересно, рядом с кем он встанет в случае открытого противостояния? С теми, в кого превратились ребята, или со мной? Или вообще просто останется в стороне? Лучше бы, конечно, не допускать таких конфликтных ситуаций, но что-то подсказывает мне, что это наивные мечты.

Матвей заглянул в комнату и весело поинтересовался:

— Чего сидим-то? Грибы сами себя не соберут, так только в сказках бывает… Так что встаём и двигаем за мной. Корзинки на крыльце, выбирайте любую, какая глянется.

— Уже идём, — за всех отозвалась Кира и неожиданно мне подмигнула так, словно нас связывал некий общий секрет. В принципе, так оно и было: только я знал, что Кира стала вместилищем Панталиса, а она была в курсе, что я Ловчий. Но тогда, когда она говорила, что я не справлюсь с ней, у меня не было Марио, и мы с Костой ещё не прошли процесс слияния. Так что сейчас я не был бы на её месте так уверен в собственной неуязвимости. Не то чтобы я собирался провоцировать Киру, это было бы неразумно и опасно, но и бояться я перестал. Я просто знал, что в случае необходимости справлюсь с этим существом. Не играючи, с определённым трудом, но однозначно справлюсь.

Когда я последним вышел на крыльцо, ребята уже разобрали корзинки, и мне досталась, видимо, самая старая. Точнее, это была не совсем корзинка, а такой плетёный короб, к которому привязаны были лямки из брезентовых ремней.

— Эта штука называется заплешница, — пояснил Матвей, закинувший на спину точно такую же корзинку с лямками, — с ней испокон веку за грибами ходили. И большая, и рук не тянет. Так что приобщайся к старинному образу жизни, когда ещё доведётся…

— Сколько же ты тут живёшь, в Стылой Топи? — негромко, так, чтобы меня услышал только сам Матвей, спросил я.

— Давно, — он хмуро покосился в мою сторону, и я понял, что время откровенных разговоров ещё не пришло, а может, и никогда не придёт. Всё-таки мы слишком разные: Ловчие и порождения Изнанки.

Оборотень ещё раз косо взглянул на меня и вышел на крыльцо, мне же ничего другого не оставалось, как побрести вслед за ним. Хотя, если честно, после таких насыщенных событиями ночи и утра мне больше всего хотелось забраться куда-нибудь в тихое место и проспать как минимум часика три-четыре.

Однако через полчаса я совершенно перестал жалеть о том, что отправился в лес: слишком в нём было хорошо. Матвей вёл нас по светлым опушкам, переходящим в прозрачные берёзовые рощицы, которые сменялись густыми, но светлыми сосновыми борами. Весело, совсем по-весеннему, щебетали бесчисленные птицы, свежий ветерок не позволял солнцу жарить слишком сильно, тень от ветвей причудливым кружевом падала на траву и усыпанные хвоей тропинки.

На Фишера я наткнулся совершенно случайно, когда мы уже разбрелись по лесу, не то гуляя, не то действительно собирая грибы. Он стоял, запрокинув голову к небу и задумчиво что-то жевал, не обращая внимания ни на что. Я его прекрасно понимал, так как свежая прохлада, пропитанная ароматом хвои и слегка — палой листвы, действовала на удивление умиротворяюще. Не желая мешать приятелю наслаждаться природой и экологически чистым воздухом, я хотел было пройти мимо, но взгляд невольно зацепился за гриб, который он держал в руке. Не успел я предупредить его, что, несмотря ни на что, мухоморы не являются съедобными, как Фишер с аппетитом откусил от яркой шляпки и с явным удовольствием начал жевать. На его лице появилось выражение неземного блаженства, и слова застряли у меня в горле.

— Фишер, — сглотнув ставшую неожиданно вязкой слюну, окликнул я приятеля, и он неторопливо повернулся в мою сторону, продолжая безмятежно жевать мухомор, — ты уверен, что это именно тот гриб, который тебе нужен?

— Угу, — откусывая очередной кусок алой шляпки, промычал Фишер, — хочешь? Свежий, мясистый, ну просто супер! Давно таких не попадалось, наверное, с позапрошлого года, а может, и дольше.

— Вообще-то это мухомор, — осторожно проговорил я, судорожно соображая, с кем именно сейчас разговариваю, — тебя ничего не смущает?

— Нет, — тряхнул головой Фишер, — абсолютно. Но странно не это…

— А что?

— Странно то, что ты не удивляешься, — он пристально посмотрел на меня неожиданно потяжелевшим взглядом, — а ведь должен бы… Хотя я чувствую в тебе что-то неправильное, только пока не пойму, что именно…

Тут он бросил на землю недоеденный мухомор и шумно втянул носом воздух, словно хищник, пытающийся определить, откуда тянет раздражающим охотничий инстинкт запахом. Мне показалось даже, что кончик его носа едва заметно дрогнул, стараясь распознать мешающий наслаждаться жизнью запах.

— Нет, — он разочарованно мотнул головой, — не помню, не понимаю…

Фишер наклонился, чтобы поднять мухомор, но я был настороже и сумел заметить, как хищно сверкнули его глаза. Мне даже показалось, что они на мгновение полыхнули багровым, и я приготовился к любому неприятному сюрпризу. Наверное, именно поэтому для меня не стал неожиданностью резкий прыжок бывшего приятеля, явно намеревавшегося застать меня врасплох. Его рука с появившимися вместо ногтей длинными когтями неприятного грязно-жёлтого цвета мелькнула в каких-то сантиметрах от моего лица. Скорее всего, он рассчитывал зацепить шею и повредить сонную артерию, но я вовремя отпрянул в сторону и тем самым спас себе жизнь.

Разочарованно зашипев, Фишер медленно выпрямился, став, как мне показалось, выше ростом и шире в плечах. Он покрутил головой, словно ставя на место шейные позвонки, и вдруг ухмыльнулся, показав удлинившиеся клыки.

— Непрост ты, Костик, как я погляжу, хоть и выглядишь обычно наивным домашним мальчиком, — неспешно двигаясь по кругу и стараясь обойти меня, говорил Фишер, — прикидывался, значит… молодец… Даже меня обманул…

Я поворачивался вслед за ним, ни на секунду не отрывая взгляда от неуловимо изменившегося лица бывшего приятеля. Вроде бы всё осталось по-прежнему, но в то же время это был уже не Фишер. Глаза из светлых стали тёмными, и теперь я уже однозначно видел в них багровые огоньки, нижняя челюсть потяжелела и слегка выдвинулась вперёд, нос стал чуть тоньше, а горбинка на нём — заметнее. Кожа приобрела какой-то неприятный сероватый оттенок, словно Фишер всю жизнь провёл в подземельях, не выходя на солнечный свет. Больше всего он сейчас напоминал переродившегося, но я прекрасно помнил слова Киры о том, что даже сами порождения Изнанки стремятся не допустить их появления в этом мире. Значит, Фишер представляет собой какую-то пока неизвестную мне форму псевдожизни.

Размышляя об этом и стараясь определить, так сказать, видовую принадлежность бывшего друга, я не забывал следить за его перемещениями и особенно за взглядами. Это Говард и другие наставники буквально вколачивали в нас с самого первого дня обучения, причём обычно — в самом прямом значении этого слова.

— Никогда не разрывай зрительного контакта с противником, — словно наяву услышал я хриплый, каркающий голос наставника, — даже если он отводит взгляд, всё время следи, куда он смотрит. Однажды это спасёт твою жизнь.

В правоте бывшего Ловчего —