Прощальный взгляд - Росс Макдональд

— Нисколько не удивляюсь, — сказал он. — Дайте-ка сюда.

Я пристроился рядом с ним и передал ему конверт. Тратвелл открыл его.

— Господи, как эти письма напоминают о прошлом. Эстелла буквально жила ими. Первые, насколько я помню, были донельзя заурядные, но эпистолярный стиль Ларри совершенствовался день ото дня.

— Вы их читали?

— Кое-какие — да. Эстелла так гордилась своим доблестным сыном, что отвертеться удавалось далеко не всегда, — сказал Тратвелл с иронией. — Незадолго до смерти, уже полностью лишившись зрения, она, едва получив письмо, тут же призывала меня или мою жену читать ей вслух. Мы уговаривали ее нанять сиделку, но она и слушать не хотела. Эстелла была женщина замкнутая, с годами это усилилось. Основные тяготы по уходу за ней легли на плечи моей жены, — и добавил с горечью: — Мне не следовало этого допускать: она ведь была почти ребенком.

Он замолк.

— Чем болела миссис Чалмерс? — нарушил я молчание.

— По-моему, у нее была глаукома.

— Но ведь глаукома не смертельна.

— Нет. Мне кажется, ее убило горе: она очень сокрушалась по моей жене. Перестала есть, потеряла всякий интерес к жизни. Я вызвал к ней доктора — против ее желания. Она лежала лицом к стене и не дала доктору не только обследовать, но даже и взглянуть на себя. И отозвать Ларри из плавания тоже не разрешила.

— Почему?

— Уверяла, что чувствует себя прекрасно, хотя день ото дня угасала. Хотела умереть одна, подальше от чужих глаз, так мне кажется. Эстелла была очень хороша собой, она даже в старости сохранила следы красоты. И потом, с возрастом она впала в скаредность. Вы не поверите, как это часто бывает со старухами. Позвать доктора или нанять сиделку представлялось ей неслыханным расточительством. И я решил, что такое крохоборство вызвано бедностью. Но впоследствии выяснилось, что она всегда была богата. Ларри не сразу отпустили из армии, он приехал только через два дня после похорон. Окружной администратор не захотел его ждать, на другой же день вскрыл дом и составил опись. День этот навсегда остался в моей памяти. Окружной администратор был своим человеком в суде и конечно же хорошо знал Эстеллу. Мне кажется, ему было известно, что Эстелла, как и судья Чалмерс, хранила деньги дома. К тому же ее пытались ограбить. Я был тогда вне себя от горя, иначе я, разумеется, догадался бы проверить сейф наутро после взлома. Но я был слишком подавлен случившимся.

— Вы имеете в виду смерть вашей жены?

— Конечно. Со смертью жены ответственность за налгу грудную дочь целиком легла на меня, — и он посмотрел на меня с обезоруживающей прямотой. — Ответственность, с которой я справился не так уж успешно.

— Но ведь теперь все позади. Бетти давно взрослая и вправе собой распоряжаться.

— Я не допущу, чтобы она вышла за Ника Чалмерса.

— Если вы не прекратите это повторять, так и будет.

Тратвелл снова погрузился в молчание. Казалось, он пытается охватить мысленным взором целые этапы прожитой жизни. Заметив по его глазам, что он вернулся к настоящему, я сказал:

— Вам известно, кто убил вашу жену?

Он покачал седой головой.

— Полиции так ничего и не удалось добиться.

— Когда погибла ваша жена?

— Третьего июля сорок пятого года.

— Расскажите мне подробно, как это произошло.

— К сожалению, я и сам толком не знаю. Единственной оставшейся в живых свидетельницей была слепая Эстелла Чалмерс, а она, разумеется, ничего не видела. По всей вероятности, жена заметила, что у Чалмерсов творится что-то неладное, и пошла посмотреть, в чем дело. Грабители погнались за ней на машине и сшибли ее. Машина, кстати, была краденая. Полиция выудила ее из заросшего камышом болота в окрестностях Сан-Диего. Сохранившиеся на бампере следы не оставляли сомнений, что жену переехали именно этой машиной. Убийцы, наверно, удрали за границу.

Тратвелл вытер блестевший от пота лоб шелковым платком.

— К сожалению, мне больше ничего не известно о событиях той ночи. Меня не было тогда в городе — я уезжал в Лос-Анджелес по делам. Домой вернулся на рассвете и узнал, что жена в морге, а дочь на попечении полисменши.

Голос Тратвелла задрожал, мне вдруг открылось то, что он так тщательно таил от всех. Безутешное горе подтачивало его и лишало сил — от этого он казался куда более мелкой натурой, чем был на самом деле, во всяком случае, в прошлом.

— Извините, мистер Тратвелл. Но я не мог не задать вам эти вопросы.

— Не вполне понимаю, какое отношение они имеют к нашему делу.

— Я и сам не понимаю. Так вот, когда я вас прервал, вы рассказывали, как окружной администратор составлял опись.

— Совершенно верно. Как поверенный в делах семьи Чалмерсов я открыл ему дом и набрал шифр сейфа — Эстелла незадолго до смерти познакомила меня с ним. Как и следовало ожидать, сейф был битком набит деньгами.

— Вы не помните точной суммы?

— Нет. Но она исчислялась сотнями тысяч. Окружной администратор чуть не целый день считал деньги, хотя там попадались и крупные купюры, даже десятитысячные банкноты встречались.

— Вам известно происхождение этих денег?

— Какую-то сумму миссис Чалмерс, наверно, оставил муж. Но Эстелла овдовела совсем молодой и ни для кого не секрет, что в ее жизни были и другие мужчины. Один-два из них — преуспевающие дельцы. Вероятно, они помогали ей деньгами или советами, говорили, как выгодней поместить капитал.

— И как уклониться от налогов?

Тратвелл смущенно заерзал на сиденье.

— Мне кажется, не имеет смысла поднимать вопрос о налогах. К чему ворошить далекие, не имеющие никакого отношения к сегодняшнему дню дела?

— Мне кажется, они не такие уж далекие и имеют непосредственное отношение к сегодняшнему дню.

— Если вы так настаиваете, — сказал Тратвелл раздраженно, — должен вам сообщить, что вопрос о налогах давным-давно снят. Мне удалось убедить правительство обложить налогом всю сумму наследства. Выяснить, из какого источника Эстелла получила эти деньги, не представлялось возможным.

— А меня прежде всего интересует их источник. Насколько мне известно, одним из поклонников миссис Чалмерс был пасаденский банкир Роулинсон.

— Да, их связь длилась долго. Но она прервалась за много лет до смерти миссис Чалмерс.

— И вовсе не так уж за много, — сказал я. — В одном из тех писем — оно датировано осенью сорок третьего года — Ларри просит мать передать привет Роулинсону. Значит, она продолжала видеться с Роулинсоном.

— Неужто? А как Ларри относился к Роулинсону?

— По письму не поймешь.

Можно было ответить Тратвеллу подробнее, но я решил утаить от него мою беседу с Чалмерсом. Хотя бы на время. Я знал, что у Тратвелла она не вызовет энтузиазма.

— К чему вы клоните, Арчер? Уж не хотите ли вы сказать, что она получила эти деньги от Роулинсона?

И тут, словно нажали кнопку, замыкающую цепь, в гостиной миссис Свейн зазвонил телефон. Прозвонил десять раз и замолк.

— Идею подали вы, — сказал я.

— Но я говорил вообще о поклонниках Эстеллы и никак не выделял Самюэля Роулинсона. Вам и самому прекрасно известно, что Роулинсона хищение окончательно разорило.

— Оно разорило его банк.

От удивления у Тратвелла рот пополз на сторону.

— Не станете же вы утверждать, что Роулинсон сам похитил деньги?

— Такое предположение высказывалось.

— И всерьез?

— Трудно сказать. Мне его высказал Рэнди Шеперд, а исходило оно от Элдона Свейна, что никак не говорит в его пользу.

— Еще бы! Нам-то с вами известно, что Элдон удрал с деньгами.

— Нам известно только, что он удрал. Но истина не бывает простой, она так же сложна, как люди, которые стремятся ее выяснить. Представьте, к примеру, что Свейн присваивает какую-то сумму из банковских денег, а Роулинсон, поймав его с поличным, присваивает остальной капитал и прячет деньги в чалмерсовском сейфе. Но волею судеб миссис Чалмерс умирает прежде, чем он успевает забрать оттуда деньги.

Тратвелл посмотрел на меня с ужасом.

— Ну и циничный же вы тип, Арчер, — но тут же добавил: — Когда произошло хищение?

Я заглянул в черную книжку.

— Первого июля сорок пятого года.

— Всего за две недели до смерти Эстеллы Чалмерс. Что полностью перечеркивает вашу версию.

— Разве? Роулинсон ведь не знал, что миссис Чалмерс скоро умрет. Возможно, они хотели уехать отсюда и поселиться вместе.

— Старик и слепая женщина? Просто смехотворно!

— И все же это не делает мою версию неправдоподобной. Люди часто совершают смехотворные поступки. К тому же в сорок пятом Роулинсон был далеко не стар. Он был примерно тех же лет, что и вы сейчас.

Тратвелл покраснел. Очевидно, он не любил, когда ему напоминали о возрасте.

— Только никому не говорите о вашем сумасбродном предположении. Иначе Роулинсон привлечет вас к суду за клевету, — и он снова посмотрел на меня с любопытством. — А вы невысокого мнения о банкирах, верно?