Кто не верил в дурные пророчества - Сергей Кусков

Разворачивая самолет, Махнев мельком глянул в сторону родного аэродрома и увидел приближающиеся огни. К ним на помощь спешило звено майора Млынского.

22

Короткий полет второй ракеты Марков наблюдал на экране локатора и, увидев очередную молнию, а после нее – пустой экран, догадался, чем все кончилось. Он не стал ждать продолжения, еще прибавил газа моторам и сказал:

– Алексей Иванович, запускайте генераторы. Сколько вам надо?

– Минут восемь-десять,- ответил Завадский, щелкая переключателями.

Несколько минут прошло в молчании: самолет набирал высоту, емкости – заряд. Потом профессор услышал в наушниках:

– А вот и гости пожаловали.

– Какие гости?

– Истребители.

Посмотрев назад, насколько позволяло остекление штурманской кабины, Завадский увидел на фоне не совсем еще черного неба хищный силуэт, и от него вдруг рванулись вперед и унеслись в темноту красные огни.

– Пулеметы? – спросил профессор.

– Нет, – ответил Марков. – Это уже скорострельные пушки.

Трассы обозначили в небе направление – немного правее, чем они летели. Марков повернул туда, истребители снова дали очереди, и снова чуть вправо.

– Заразы, посадить хотят. Долго еще, Алексей Иванович?

– Минуты полторы, может, меньше.

– Ладно, ребята… А как вам вот это?

Марков чуть-чуть потянул штурвал на себя и резко сбросил газ. За стеклами кабины мелькнули три истребителя, унеслись вперед. Ракетоносец летел сейчас с такой скоростью, с какой иной "новый русский" на своем "Мерсе" или БМВ не станет ездить, например, по загородному шоссе. В городе еще туда-сюда, а по шоссе – западло так тихо ехать.

Три огонька далеко впереди пошли вправо – истребители начали разворот. Марков глянул на экран локатора и свистнул от удивления:

– Ну надо же! Еще звено. Все, пора уходить.

Он добавил газ до упора, повернул влево, навстречу грозовому фронту, и резко пошел вверх, прямо в тучу.

– Осталась минута, – предупредил профессор.

И тут на ракетоносец обрушился ливень. На миг они ощутили невесомость: машина просела на несколько метров, может быть, даже на несколько десятков метров, потом Марков выровнял полет. По кабине катились потоки воды, и при свете молний стекла вспыхивали целиком, как тогда на полосе, когда их снаружи освещал прожектор. Марков сквозь помехи следил за истребителями по экрану – по логике воздушного боя, сейчас их должны были начать сбивать; он не знал только, чем это будут делать: ракетами или из пушек.

Ракетоносец тряхнуло: видимо, прошел краем грозовой тучи. Ливень вдруг разом превратился в простой дождь, даже не очень сильный. Встречным потоком воздуха воду сдуло со стекол. Снаружи мелькнули красные огни трассеров, а может быть, Маркову только показалось.

На экране он наблюдал странные маневры истребителей: один после очередной вспышки молнии пошел куда-то в сторону и, похоже, вниз. Другой вдруг начал приближаться к ним, как будто хотел таранить. Стрелка индикатора опасного сближения (Шерхебель за него получил авторское свидетельство) метнулась в красный сектор, запищал зуммер. Марков потянул штурвал, пытаясь уйти в сторону, и в этот момент услышал в шлемофоне голос профессора:

– Включаю.

Ему показалось, что он услышал щелчок тумблера, хотя на самом деле он, конечно, не мог его слышать. А затем все наружные поверхности самолета, которые Марков мог видеть со своего места, вспыхнули неярким призрачным светом.

Видимо, у него что-то произошло с ощущением времени, может быть, по вине профессорской машины. Марков воспринимал действительность, как фильм, который снят в ускоренном темпе и показывается сейчас с очень большим замедлением.

Молния горит четыре десятых секунды, а канал формируется менее чем за одну десятую. Человек такие отрезки времени не воспринимает и видит молнию целиком. Это в нормальном состоянии.

Марков увидел, как в пространстве на фоне грозовой тучи возникла светящаяся точка, как она начала приближаться к ракетоносцу, оставляя за собой зигзагообразный след, и понял, что наблюдает процесс формирования молнии, которая сейчас ударит в самолет. Он успел еще подумать: "Эх, Илюша, нас-то за что?" – и закрыл глаза.

Вспышка была такой силы, что ее свет он увидел через плотно сомкнутые веки. Грома он не услышал.

23

Когда истребители выполнили разворот и зашли в хвост экспонату, он пытался уйти в грозовую тучу. Махнев подумал, что угонщики, наверное, такие же музейные редкости, как их самолет, если пытаются уйти таким образом от преследования – решение рискованное и, может быть, оправданное с точки зрения тридцатых годов прошедшего века, когда не было радиолокации; но сейчас это ничего не давало.

– Вижу цель, буду сбивать, – сообщил по радио командир. Махнев видел, как под крылом его машины вспыхнул огонь – пошла ракета. В тот же миг молния мелькнула прямо перед носом его машины – Махнев чуть не рванул штурвал, чтобы уйти куда-нибудь подальше от всего этого, – прошла через самолет командира, через вылетевшую из-под крыла ракету, и та резко ушла куда-то вправо и вверх; Махнев так и не увидел, чем закончился ее полет. Под крылом командирской машины опять что-то вспыхнуло, полетели какие-то обломки, и она завалилась в противоположную сторону – влево и вниз. По радио командир сообщил, что катапультируется, но самого прыжка старший лейтенант не видел – не до того.

– Не стрелять! – скомандовал по радио Млынский. Махнев и сам понял, что стрелять не стоит, по крайней мере ракетами: молнии, похоже, пробивают атмосферу по пути наименьшего сопротивления, который всегда проходит через ионизированный выхлопом след ракеты. Он не знал только, что же стоит делать.

Зато Млынский, похоже, знал. Он вдруг пошел на сближение с экспонатом, как на таран. Махнев успел понять, что майор собирается ударом снести бомбардировщику часть хвостового оперения, причем так, чтобы минимально повредить свою машину и, может быть, успеть выброситься.

В этот момент экспонат вспыхнул неярким призрачно-сиреневым светом. А затем в него ударила молния, и там, где был самолет, возникла ослепительная вспышка, прямо в которую влетел истребитель майора Млынского. И исчез в ней.

24

Потом, вспоминая этот эпизод перед следователем, Махнев так и не смог сказать, действительно ли машина майора исчезла, или он просто не увидел ее, ослепленный вспышкой. Не вспомнил он и момент, когда сам нажал кнопку катапульты.

А также и то, как перед этим развернул свой истребитель. Когда подполковник Трошин принял решение уничтожить экспонат, тот шел в западном направлении, и преследовавшие его – тоже. Самолет старшего лейтенанта Махнева, абсолютно исправный, на что особенно нажимал следователь, после катапультирования пилота пролетел около тысячи километров на северо-восток и, выработав топливо, упал в сибирское болото далеко за Обью, всего шестистах метрах от нефтепромысла.