Настоящий хит. О счастье по расписанию, любви к искусству и о том, как начать жизнь с нуля - Александр Райн

готово, глава администрации и директор обошли его по кругу и выломали несколько прутьев, причем самым варварским способом.

– Новый же забор, жалко, – борясь с одышкой, пыхтел директор.

– Зато будет интерес.

И правда. На следующий день на территории стадиона уже собралась компания подростков, которые курили на трибунах.

– Лучше бы спортом занялись, у вас вон стадион новенький, а вы… Разгильдяи! – кричал на них из-за забора директор, но был проигнорирован и молчаливо послан в страну без радости.

* * *

– Бесполезно! Никому нет дела до спорта! Их силой не загонишь, – прозвучало на очередном консилиуме.

– Приготовьте несколько табличек и краску поярче, – сказал Матросов, глядя из окна на стадион.

– Что на них написать? – спросил директор.

– Напишите, что с 09:00 до 18:00 игра в футбол на стадионе строго запрещена.

– Так ведь это самое лучше время.

– Пишите.

Не прошло и двух дней, как до жителей поселка стали доноситься звуки скачущего мяча, а еще крики и яростные споры.

– Ёклмн… – разинул рот директор, пришедший в обед на стадион.

Подростки с голыми торсами бегали по полю и пинали мяч. В углу стадиона валялось несколько поломанных и грубо униженных табличек.

– С-с-сработало! – ворвался радостный директор в кабинет Матросова. – Играют, ёклмн!

– Отлично! Теперь надо организовать команду и устроить товарищеский матч с городскими спортсменами. Займите уже вашего физрука, который все лето готовит печень к новому учебному году. Устроим фестиваль здоровья. Пригласим родителей поболеть за детей.

– Сделаем! – воодушевленно кивнул директор.

Через месяц по всему поселку были расклеены афиши о предстоящем матче. На родительских собраниях учителя предлагали уставшим от работы родителям посетить первую игру их детей. Глава администрации пригласил журналистов из областного центра, чтобы как следует отчитаться за выделенные регионом деньги. Планировался не только матч, но и выступление местного хора, а еще – веселые старты и другие спортивно-оздоровительные и творческие мероприятия.

В назначенный день было готово абсолютно все. Кроме зрителей. Журналисты настраивали камеры на пустующие трибуны, грустно скрипящие под палящим солнцем. До начала матча оставалось несколько часов, и ничто не предвещало ажиотажа.

– Это провал, ёклмн. Вот тебе и фестиваль здоровья, ёклмн, – директор ходил взад-вперед, вытирая пот с блестящего лба.

– Да уж, не густо, – согласился Матросов, поглаживая себя по подбородку. – Вы случайно вход платным не сделали? – строго спросил он у директора.

– Нет-нет, что вы, за кого вы меня принимаете? Чтобы я брал деньги за то, что должно быть бесплатным?

После этих слов огромный кусок свинины из школьной столовой, что хранился в домашнем холодильнике директора, иронично захрюкал.

– Вот и зря! – сказал Матросов.

– Точно! Вот и я говорю!

– Быстро натяните цепь на входе и поставьте там человека с билетами.

– Но у нас нет билетов, – опешил директор.

– Нарежьте ему обычной бумаги. И еще. У вас есть кто-то, кто может за полчаса разнести по всему поселку слухи?

– За полчаса? Смеетесь? Да наш вахтер за пятнадцать минут сообщит любые сплетни хоть в Лувр, если захочет.

– Отлично! Пусть все в поселке думают, что вход на матч, да и вообще на стадион, платный! Заодно посадите на трибуны несколько коллег в добровольно-принудительном порядке.

– А вы куда? – спросил директор, глядя в спину убегающему главе администрации.

– Сломаю еще несколько прутьев, чтобы смог пролезть взрослый человек.

К началу матча на стадионе не было свободных мест. Люди толкались, пихались и возмущались. Особенно остро обсуждалась наглость новой администрации, которая решила, что имеет право брать с людей деньги за вход на общий стадион.

– Да чтобы я платил деньги? – кряхтел толстый дядька, которого вчетвером пропихивали между прутьями.

И пусть не все прошло гладко, а жители поселка после игры начали между собой называть нового главу тираном и крохобором, но фестиваль здоровья продлился до самого вечера.

* * *

– Зайдите завтра ко мне в кабинет, – обратился Матросов к главврачу.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто хочу обсудить с вами, как подготовить диспансеризацию для населения. Пусть люди бесплатно придут и проверятся. Вовремя поставленный диагноз – лучшее лечение.

– Так ведь никто не придет. У нас народ такой: пока не припрет – с места не сдвинешь…

– А мы всех соберем, расскажем о диспансеризации, а потом объявим, что на нее могут пойти только несколько человек из всего поселка.

– Да они же потом больницу оккупируют!

– Вот и славно, – подмигнул глава администрации. – Заодно пригласим журналистов. Пусть фиксируют потребность в медицине. Будет вам рентген!

Прицеп

Коля так устал от гулянок, однодневных отношений и бесконечных свиданий, что, познакомившись с простой, веселой и умной Машей, понял: это то самое. Они сходили в кафе, послушали уличных музыкантов, поговорили о его карьерных успехах и о ее любви к современной поэзии, а когда узнали, что оба предпочитают оливье с яблоками, решили, что пора двигаться дальше.

Местом стремительного развития отношений была выбрана квартира Маши. К романтическому ужину Коля подготовился основательно: нарядился в лучшую рубашку, побрился, выучил какие-то странные стихи одного из любимых Машиных поэтов, купил цветы и вино.

Он шел в гости окрыленный и совершенно раскованный. Коля знал, что сегодня будет интересно. Его самоуверенности мог бы позавидовать любой кот, подходящий к своей миске по пятнадцать раз на дню. Вечер еще не начался, а уже все было продумано до мелочей и предсказуемо – все, кроме фразы: «Добрый вечер, меня зовут Степан. Мама в душе, проходите».

Коля не двигался. На него сверху вниз смотрело квадратное мужское, вернее, детско-мужское лицо. Хозяин лица протягивал Коле ладонь, что легко бы обхватила всю Колину голову.

Сначала Коля подумал, что ошибся квартирой, но когда Степан громко и смешно чихнул, не открыв рта и зажав нос пальцами, в точности как это делала Маша, то сомнений в правильности адреса не осталось. Настроение у Коли стремительно начало лететь в пропасть, вино – киснуть, а цветы – увядать.

Коля вошел и, увидев кроссовки Степана, охнул. Он мог бы надеть их прямо на свои туфли, и все равно они были бы ему на вырост.

Сама Маша была сыну чуть выше пояса. Коле вдруг стало очень жаль, что женщины не умеют так поступать с золотом. Дал ей кольцо, а через десять лет у тебя в руках уже обруч (неплохое вложение). Размышляя, он проследовал на кухню, где уже был накрыт стол, а Степа менял занавески без помощи стула.

– Пять минут, и я выхожу! – послышалось из душа.

Через пять раз по пять минут дверь наконец открылась, и Маша грациозно вышла в вечернем платье и с макияжем на сияющем лице.