Самое таинственное убийство(Терра) - Владимир Михановский

— Зарядишься тут! Мы столько торчим на этой проклятой вилле, а даже не знаем, как продвигается следствие.

— Спроси у Филимена. Ты больше всех общаешься с ним. — Характерным для марсианина было то, что он иногда путал обращение на ты и на вы — следствие знания большого количества языков.

— Как же, спросишь у него! Он говорит со мной только о физике. Да еще обещает с помощью туннельного эффекта найти убийцу.

— Не нравится мне все это.

— А у меня начинает складываться ощущение, что каждый допрос приближает его к цели.

— Каким образом?

— Трудно объяснить. Филимен, как паук, каждого он опутывает паутиной. Я имею в виду — паутиной логики и памяти.

— Логики — понятно. Но при чем здесь память?

— Сванте запоминает все, что ему говоришь. Абсолютно все. Самые мелкие детали. Я не раз убеждался в этом.

— Толку от этих бесконечных допросов…

— Не скажи. Вина того, кто поднял руку на Завару, обязательно проявится и будет неопровержимо доказана. Когда все логические схемы будут выстроены, преступник появится, как черт из табакерки.

— Не могу видеть его оловянные глаза, — пожаловался Рабидель. — Они прожигают насквозь. Что-то в них есть нечеловеческое. Что же касается этих бесконечных досье, которые он собирает на каждого, то из них можно надергать все что угодно.

— Боишься? — поддел его Делион.

— Пусть боится тот, у кого совесть нечиста.

— Боишься, боишься, — не отставал Делион.

— А ты проницательный. У своего Сванте научился? Ну да, я боюсь, боюсь, если тебе угодно. Боюсь следственной ошибки. Филимен напутает — кто его поправит?

— А улики?

— За этим дело не станет. Взять хоть отпечатки пальцев на револьвере, из которого убит Арнольд, их оставил каждый из нас.

— Я со Сванте общаюсь достаточно и уверен, что на подтасовку фактов он неспособен и действует добросовестно.

— Вот именно! — подхватил марсианин. — Разве невозможно добросовестное заблуждение?

— Мы влипли в скверную историю…

— Помнишь, я рассказывал тебе о призраке Завары, который увидел у него в кабинете в ночь убийства? До сих пор жалею, что не устоял и рассказал об этом Филимену. Этот тип буквально вывернул меня наизнанку, и сам засомневался: вдруг и впрямь это был Завара?.. И может, я же его и того… в состоянии аффекта. А? Ничего ведь не докажешь, свидетелей не было. Хотя я голову даю на отрез, что это был не Завара, а только призрак.

Делион посмотрел в его расширившиеся глаза.

— Ты прав, Раби. Так он любого может подвести под монастырь.

— Нужно что-то делать. Мы не можем сидеть, как кролики, ожидая собственной участи.

— Твой план?

— Завтра, когда все соберутся в гостиной…

— Ни в коем случае, Раби! Мы все загубим в самом начале. В нашей маленькой группе могут оказаться осведомители Филимена. Добровольные или невольные — это дела не меняет.

— Пожалуй. Мы должны действовать тайно.

— Кто это — мы?

— Мы с тобой. Вдвоем, — твердо произнес марсианин.

— А что будем делать?

— Проводить самостоятельное расследование.

— Но что мы можем? От внешнего мира отрезаны. Даже в кабинет Завары не сумеем проникнуть…

— Будем сами собирать улики, сопоставлять факты, анализировать. Все равно ведь убийца скрыться не мог.

— Какова же тут роль Филимена?

— У нас с тобой перед ним огромное преимущество, — сказал Рабидель. — Мы обладаем житейским опытом, которого он лишен. Мы знаем твердо, что ни ты, ни я — не убийцы. Значит, будем искать преступника среди остальных.

— А если преступник окажется тот же самый, которого отыщет Филимен?

— Если наши результаты совпадут — тем лучше, — произнес марсианин. — Тогда мы с тобой на старости лет подадимся в сыщики, перейдем в полицейский корпус, а юного Сванте Филимена определим в Ядерный центр.

— Но возможно и другое, — продолжал марсианин. — Наши результаты не совпадут. Что тогда?

— Тогда свяжем Сванте и вернем в его родное учреждение.

— Свяжем! Ты видел, какие у него бицепсы? Он разбросает нас, как котят.

— Свяжем ночью, когда он спит.

— Мне кажется, он никогда не спит.

— Так не бывает.

— Я наблюдаю за его комнатой уже много ночей. Днем вздремну, а ночью хожу по дорожкам внутреннего двора… С вечера и до рассвета. Сначала светится несколько окон, на разных этажах. Потом начинают гаснуть, одно за другим. Но одно горит до самого утра: это окно Сванте Филимена.

— Он может спать при свете.

— Нет, он не спит. Я наблюдал: шатается по комнате, как маятник, только тень по стеклам мечется.

— Так может, он высыпается днем, как и ты?

— Нет. Я составил расписание его нескольких дней с точностью до минуты. Выпытывал тех, кого он допрашивал. Вот листок, я все на нем набросал. Видишь, времени для сна у нашего сыщика не остается.

— Выходит, Сванте и впрямь не в себе. Тем больше у нас оснований действовать, и немедленно.

В тот день ранним утром Мартина не ошиблась, когда ей померещилось, что впереди за стволом дерева кто-то прячется.

Это был Арсениго Гурули. Он поднялся ни свет ни заря и занял место в переходе, зная, что там появляется Даниель. Там, в Ядерном, все его знаки внимания она отвергала. Может быть здесь, на вилле, ввиду изменившихся обстоятельств, ему повезет больше?.. Радомилич явно избегала его. Они виделись только в гостиной, во время общих завтраков. Но разве потолкуешь в присутствии всех? Даниель понравилась ему сразу, едва появилась в Ядерном центре. Было в этой юной женщине что-то колдовское, завораживающее. Южная кровь Арсениго закипала, когда он видел ее точеную фигуру, фарфоровое лицо и пару огромных глаз.

Сначала его, как и прочих, озадачила должность Даниель, но потом Гурули вошел во вкус и не пропускал ни одного чаепития, уверяя всех в необычайных качествах драгоценного тибетского напитка.

Правда, большую часть времени новая сотрудница проводила в головном корпусе, в высших сферах, не очень-то доступных рядовым сотрудникам, где обретался сам Арнольд Завара и его заместители — руководители многочисленных отделов.

Однажды, улучив момент, Арсениго догнал Даниель на дорожке между корпусами. Она легко шла рядом с бегущей лентой и бездумно улыбалась июньскому солнцу.

— Дани, нам необходимо поговорить, — сказал Гурули, догнав ее.

— Говори.

— Послушай, зачем тебе этот старик? — спросил он с обезоруживающей прямотой.

Она посмотрела на него с любопытством, словно на занятное насекомое:

— Ты о ком?

— О Заваре, разумеется. Ему ведь скоро полтинник стукнет. Он тебе в отцы, если не в деды, годится.