Игра и Реальность - Дональд Винникотт

Можно сказать, что у человека не происходит полного разделения, есть лишь угроза сепарации, и эта угроза может быть минимально или максимально травматична в зависимости от опыта самых первых сепарации.

Вы спросите, а как же разделение субъекта и объекта, младенца и матери, которое должно произойти на самом деле, должно произойти с пользой для всех участников и в подавляющем большинстве случаев? И это несмотря на принципиальную невозможность сепарации? (С парадоксом необходимо смириться.)

Ответим так. В жизненном опыте ребенка, а именно в отношениях с матерью или материнской фигурой, обычно развивается доверие (на некотором уровне), уверенность в ее надежности; или, говоря о психотерапии, к пациенту приходит ощущение, что забота психотерапевта идет не от потребности управлять зависимым человеком, а от его способности идентифицироваться с пациентом, но не так: «На вашем месте я бы…». Другими словами, любовь матери или терапевта состоит не только в удовлетворении потребности в зависимости, но и в том, чтобы создать для ребенка или пациента благоприятные условия для перехода от зависимости к самостоятельности.

Без любви ребенка можно вскормить, но воспитание, лишенное любви и человеческого тепла, никогда не преуспеет в том, чтобы сделать из него самостоятельного человека. Там, где находятся доверие и надежность, и есть наше потенциальное пространство. Область, которая может стать бескрайней зоной сепарации, зоной, которую младенец, ребенок, подросток, взрослый могут наполнить игрой, которая со временем станет сопричастна культуре.

Особое качество этого места, где расположены игра и культурный опыт, состоит в том, что его существование зависит от жизненного опыта, а не от наследственных факторов. Здесь, где происходит отделение матери от ребенка, с одним младенцем обходятся очень чутко и нежно, поэтому у него есть обширное пространство для игры. А у другого ребенка опыт настолько беден, что возможностей для развития почти не остается, за исключением интроверсии и экстраверсии. В последнем случае потенциальное пространство незначимо, поскольку никогда не было доверия, которое неотделимо от надежности, и, следовательно, не было и легкости в самореализации.

В опыте более счастливого младенца (ребенка, подростка, взрослого) не встает вопрос о сепарации, потому что в потенциальном пространстве между ребенком и матерью появляется творческая игра, возникающая в ненапряженном состоянии естественным образом. Именно здесь развивается использование символов, которые обозначают одновременно внешний феномен и явления, происходящие внутри индивида, когда он смотрит на окружающий его мир.

Остальные две области не теряют своей значимости благодаря третьей зоне, которую я здесь предлагаю рассмотреть. Если мы по-настоящему занялись изучением человека, то мы должны быть готовы к тому, что наши наблюдения будут накладываться друг на друга. Индивиды строят отношения с внешним миром таким образом, чтобы получать удовольствие, связанное с инстинктивными влечениями, как напрямую, так и через сублимацию. Нам также известна первостепенная важность сна и сновидений, которые находятся в ядре личности, а также созерцания и ненаправленной, непоследовательной умственной релаксации. Тем не менее, мы считаем игру и культурный опыт ценными, но в особом смысле: они связывают между собой прошлое, настоящее и будущее, они заполняют пространство и время. Они требуют к себе особого, осмысленного внимания и получают его, но, конечно, не настолько сильно осмысленное, как то, к которому они стремятся.

Мать адаптируется к потребностям ее младенца или ее ребенка, характер и личность которого постепенно развиваются, и эта адаптация придает ей некоторую надежность в глазах ребенка. Переживание этой надежности взращивает в младенце или подрастающем ребенке чувство доверия. Уверенность ребенка в материнской надежности, а значит, и в надежности других людей и вещей, делает возможным отделить «Я» от «не-Я». В то же время можно говорить о том, что сепарация аннулируется наполнением потенциального промежуточного пространства творческой игрой, использованием символов и всем тем, что в конечном счете представляет собой культурную жизнь.

Нарушение доверия во многих случаях служит помехой для способности ребенка играть, поскольку потенциальное пространство имеет границы. Также это скажется негативно на самой игре и культурном опыте, поскольку, хотя у ребенка есть пространство для освоения знаний, нарушение произошло и со стороны тех людей, которые составляют окружение ребенка и знакомят его с культурой, исходя из уровня его развития. Естественно, ограничения возникают из относительной недостаточности познаний в сфере культуры или даже из-за нехватки культурной осведомленности людей, ответственных за ребенка.

Итак, исходя из описанного выше в данной главе, в первую очередь необходима защищенность в отношениях мать-дитя и ребенок-родитель на ранних стадиях развития каждого мальчика или девочки, чтобы могло появиться потенциальное пространство, в котором, если есть доверие, ребенок может творчески играть.

Во-вторых, необходимо, чтобы люди, которые заботятся о ребенке, какого бы возраста он ни был, были готовы знакомить детей с культурным наследием общества, конечно, исходя из индивидуальных способностей, психологического возраста, этапа развития ребенка.

Затем полезно будет подумать о жизни человека в этой третьей области, которая и не внутри и не снаружи, в реальности, разделенной между людьми. Эта промежуточная жизнь протекает в потенциальном пространстве, отрицая саму идею пространства и сепарацию ребенка от матери и все последствия этого процесса. Это потенциальное пространство сильно варьирует от одного человека к другому, и его основа — это доверие младенца по отношению к матери, которое он переживает в течение достаточно длительного периода, во время критической стадии разделения «Я» и «не-Я», когда только-только начинается формирование автономной самостоятельной личности.

9. Роль матери и семьи как зеркала в развитии ребенка[42]

В индивидуальном эмоциональном развитии предшественником зеркала является лицо матери. Я хочу обратиться к нормальному протеканию этого процесса, а также к психопатологии в данной области.

Здесь, несомненно, я нахожусь под влиянием работы Жака Лакана «Исследование Зеркала» (Jacques Lacan. Le Stade du Miroir. 1949). Он обращается к исследованию роли зеркала в развитии «Я» каждого человека. Однако Лакан не рассматривает зеркало как лицо матери, и именно это я собираюсь теперь сделать.

Я говорю сейчас лишь о зрячих детях. До тех пор пока не будут сформулированы основные положения, я должен отложить попытки найти более широкое применение моих идей и распространение их на слабовидящих или слепых детей. В «сыром» виде моя формулировка звучит так: на ранних стадиях эмоционального развития человека для ребенка жизненно важную роль играет окружающая среда, которая по-настоящему еще не отделена от ребенка, не отделена самим ребенком. Постепенно появляется сепарация между «не-Я» и «Я», темп этого процесса разный, в зависимости от самого ребенка и от его социального окружения. Основное, главное изменение происходит в отделении от матери, когда ребенок начинает воспринимать ее как часть внешнего мира. Если на месте матери пусто, никого нет, то задачи ребенка, связанные с развитием, безгранично усложняются.

Для упрощения понимания функции окружения, давайте кратко перечислим, что туда входит:

1. Воспитание.

2. Забота.

3. Знакомство с окружающими объектами.

Ребенок может реагировать на эти влияния, но результатом здесь будет максимальное развитие личности ребенка. Под словами «развитие личности» на данной стадии я имею в виду различные значения слова «интеграция», а также психосоматическое взаимодействие и объектные отношения.

Ребенок получил заботу и участие, все хорошо, и он начинает знакомиться с объектами, которые представляются ему таким образом, чтобы не нанести ущерб его переживанию всемогущества, неограниченного контроля над объектами. И тогда ребенок сможет применять объекты, при этом у него будет чувство, как будто это субъективный объект и он сам его создал.

Все это происходит в самом начале жизненного пути человека, а если этого нет, то в эмоциональном и умственном развитии ребенка возникают серьезные проблемы[43].

Итак, наступает момент, когда ребенок осматривается вокруг себя. Когда младенец сосет грудь, он, может быть, не смотрит на саму грудь. Более характерным является то, что ребенок смотрит в лицо матери (Toy (Gough), 1962). Что младенец при этом видит? Чтобы ответить, давайте вспомним какие-нибудь случаи из психоаналитической практики, когда пациенты возвращались к самым ранним переживаниям и при этом могли их вербализовать (когда чувствовали, что способны на это), сохранив всю тонкость доречевого, невербалированного и невербализуемого опыта (возможно, поэзия — здесь исключение).