Воздаяние монстру - Виталий Михайлович Егоров

грабил пенсионеров. Кстати, он говорит, что следователь его дальний родственник.

– Отлично! – Владлен восхитился удачливостью оперативника, вспоминая свои молодые годы. – И по Москве проверим. А то, что он родственник следователя или нет – нас не должно сильно волновать, самое главное – найти неопровержимые доказательства. Тогда никакие родственные узы не помогут.

Зашел Соколов с диктофоном.

– Все, запись перенесли на диктофон, качество отменное!

– Слабо богу, – облегченно вздохнул Владлен. – А то Женя готов был пойти по второму кругу.

– Не надо никакого второго круга, все отлично записано, пусть попробует сейчас отказаться, – успокоил всех Соколов.

– Давайте после обеда вытаскиваем Ефремова на допрос, – решил Владлен. – А ты, Женя, иди домой, смой с себя этот тюремный дух, а то весь кабинет пропах камерой! После обеда сюда – встретишься со своим сокамерником.

Оставшись один в кабинете, Владлен, еще не до конца веря в столь быструю и удачную развязку, пил крепкий двойной кофе.

«Неужели это случилось? Было множество преступлений на твоем пути, но дело Крыловых выделяется из общего ряда… Тут вмешалось что-то твое личное – неистребимое желание найти и уничтожить, растоптать преступника. Месть? Да, месть, суровая и немедленная кара за содеянное. Такого состояния у тебя еще никогда не было. Где холодный разум? Где?! Довлеют одни чувства, и прежде всего – жажда отмщения… Успокойся, надо быть хладнокровней», – увещевал он себя, допивая кофе.

Ближе к обеду зашел Софронов.

– Семеныч, доложиться.

– Давай, рассказывай.

– Сазонов полностью признался, Кобзев пока молчит. По трем таксистам Сазонова допросили, еще за ними несколько попыток убийства и нападений. С Присоховой получилось так: в этот день, 8 марта, бандиты убили водителя-частника и катались на его машине по городу. Возле ресторана увидели голосующую девушку и посадили в машину, она была пьяна. Потом поехали в район ГРЭС, по очереди ее изнасиловали и задушили шнурком от ботинка. Тело скинули возле техучастка, забросали снегом. Вот так – еще одним «глухарем» меньше. Одно обидно: как мы в свое время не увязали воедино убийство таксиста и исчезновение девушки!

– Всего учесть невозможно, – успокоил Владлен Егора. – Главное – раскрыли. Молодцы! Доработайте до конца и отдыхать. А мы займемся Ефремовым.

В пять часов Соколов привел убийцу. До этого Владлен предупредил Соколова, чтобы Серов не попадался на глаза к Ефремову, ждал в соседнем кабинете. По сценарию допроса, Серов должен появиться в кабинете Владлена по его сигналу. Кроме того, Владлен дал поручение перезаписать на древний стационарный магнитофон откровения убийцы. В нужное время запись должна будет прозвучена настолько громко, насколько это в силах выдержать старым звуковым колонкам – чтобы продрала, вывернула наизнанку бездушное нутро убийцы. В общем, Владлен подошел к допросу этого чудовища творчески, как режиссер, который готовится к самому ответственному в жизни действу. Он знал, что это первый и, скорее всего, последний подобный допрос, который когда-либо проводился в стенах министерства, но был уверен в успешном исходе необычного эксперимента. Иначе и быть не могло.

– Ну что, Ефремов, будем говорить правду? – у Владлена не поворачивался язык обращаться к садисту по имени. – Мы же все равно докажем, что это твоих рук дело. Ты сам прекрасно знаешь, что тебе светит пожизненный срок, в твоем положении лучше сотрудничать со следствием.

– Ничего не знаю, это не мое дело. Вы хотите на меня все списать – молодой, неопытный, не имеет связей. На такого, как я, легче всего свалить преступление, совершенное другими. Даже следователь не верит, а вы все долбите и долбите. Я буду жаловаться, вы еще предо мной будете извиняться!

«Говори, говори, тварь, скоро запоешь по-другому! – думал Владлен, глядя в ненавистное лицо убийцы. – К преступникам можно относиться по-разному, но самое главное для сыщика – уважать их человеческую сущность, не унижать и не оскорблять их достоинство, будь он трижды убийцей. Бывают и такие убийцы, которые вызывают жалость большую, чем их жертвы. Но будь моя воля, тебя, гада, задушил бы собственными руками. Нет никакого оправдания твоему чудовищному поступку! О каком уважении человеческого достоинства можно говорить в отношении тебя, нелюдя?!»

Владлен молча нажал истертую добела от времени клавишу магнитофона. В кабинете громогласно прозвучали слова Ефремова: «Какой нож? Какой топор? Из винтовки, они заходят, а я пуф-пуф, всех уложил по очереди. Винтовка была потерпевших, я сейф вскрыл».

Владлен выключил магнитофон и, глядя в глаза Ефремову, задал вопрос:

– Что, продолжить?!

Ефремов сидел молча, сгорбившись и глядя в пол, нервно теребя пальцами край стула.

Подождав немного, Владлен еще раз нажал на клавишу. В кабинете до боли в ушах прогремел разговор двух отморозков: «А, получается, ты их в их же доме грохнул? Круто!» – «Да, в их доме, а потом поджег».

– Что, дальше будем молчать?! – Владлен повернулся и громко постучал по стене – в соседнем кабинете ждал сигнала Серов.

Спустя секунды в кабинет зашел Евгений, взял стул, сел напротив убийцы.

– Ефремов, лучше во всем признаться. Может, какое смягчение получишь от следователя. Расскажи все, что ты говорил мне в камере.

Увидев Серова, убийца сгорбился еще больше и долго молчал. Наконец он заговорил:

– Хорошо, я все расскажу. Что мне будет, сейчас же расстрела нет? К пожизненному сроку надо готовиться. – Ответив сам же на свой вопрос, он выпрямился и спокойно произнес: – Слушайте.

Старый магнитофон, исправно исполнивший минуту назад самую ответственную миссию в своей долгой жизни, уже записывал каждое слово кровавого маньяка.

Кровавая засада

1

Детства у Степана, в том понимании, которое обычно вкладывают в это слово, не было. Постоянная боязнь перед матерью со взрослением трансформировалась в ненависть. Ненависть не только к ней, но и ко всему окружающему. Это чувство росло с каждым напоминанием матери, что их бедная жизнь – следствие благополучия богатых соседей. Степан ни разу не задумывался над словами матери, не задавался вопросом, почему они бедны именно из-за соседей, но он проникся к ним лютой ненавистью: все их беды от них!

Учился Степан действительно хорошо. Но хорошей учебы Степан добился не в результате любви и заботливой передачи знаний ребенку родителями и учителями, а путем бесконечных и суровых наказаний за любую провинность, изнуряющих домашних уроков, доведенных до муштры.

Еще в детской памяти остался голодный сон, когда мать лишала его ужина за промахи в учебе.

Школу он закончил без троек и поступил в московский институт. Здесь и произошло окончательное разложение личности Степана.

Семена злобы и ненависти, щедро посеянные матерью в душу своего сына, дали бурные всходы вдалеке от родины и родительского ока.

В первый