Жертва (СИ) - Зеа Рэй Даниэль

Я почувствовала, как стала влажной. Как живот свело судорогой в предчувствии удовольствия. Он приподнял меня за бедра, и я покорно обвила его тело ногами. Как же мне хотелось ощутить его, почувствовать, как он проникает в меня, и мы сливается в одно целое. Его губы закусывали мои губы, его язык ласкал мой язык, его дыхание стало моим дыханием. Его пальцы заскользили по моему бедру и прикоснулись к влаге, собравшейся во мне.

Он обжигал. Каждое движение языка, каждое прикосновение его губ, ласки его пальцев, – все разливалось огнем внутри и требовало, требовало принять это и потушить пожар. Я поняла, что больше не могу терпеть. Мне холодно, мне одиноко, и я хочу, чтобы он согрел меня изнутри, чтобы заполнил мою пустоту. Он прикоснулся ко мне и медленно, очень медленно вошел. Толчок – и тело затрепетало, плавное движение – и стон застрял в горле. И тогда я ощутила это. Нечто, чего никогда не ощущала ранее. Словно в первом измерении я забрала часть его Потока. То же ощущение. То же чувство истомы, которая накрывает тело, сродни оргазму. Толчок. И я будто отдала этот Поток, а вместе с ним и часть своего собственного Потока. Одьен застонал. Он задрожал. Толчок. Меня снова накрыло. Движение внутри – и накрыло его. Как будто мы обменивались своими Потоками, словно отбивали ракеткой мяч на теннисном корте. Когда палач отдает часть Потока, это называется «выброс». Да, с каждым его толчком у меня случался именно выброс. И, черт побери, Одьену это нравилось так же, как и мне.

Я почувствовала его губы на своей шее, его дыхание за моим ухом, я услышала его голос, обращенный ко мне. Он шептал мое имя. Он звал меня за собой.

Я вжалась головой в пластик за своей спиной и выгнулась, что было сил. И он не остановился, не дал мне возможности передохнуть. Меня затрясло. Его движения набирали темп, я и не хотела, чтобы он останавливался. Пружина сжалась в моем теле до предела, грозя раздавить меня своим натиском, разорвать своим освобождением. Я погрузила пальцы в кожу его спины. Я закрыла глаза, ощущая, что вот-вот распадусь. Я сжала зубы, чтобы не закричать сейчас. Он приподнял меня еще выше, вторгаясь в самую суть, и судорожная волна экстаза поглотила мое тело.

– Одьен! – позвала я и перестала существовать.

Больше не было Алексис. Не стало и Алены вместе с ней. Мы обе растворились в звуке падающей на нас воды. Мы обе проникли в тихий шепот его голоса и потерялись в нем. Мы полыхали, поглощенные проникновением Потока, что он подарил нам. И это не было ни на что похоже! Мы были всесильны, мы могли сокрушить весь мир. Мы обе двинулись ему навстречу в последний раз и ощутили взрыв внутри себя, когда он, разлетевшись на осколки вместе с нами, закончил этот танец.

Я открыла глаза и только тогда поняла, что гасну, как уголек, как только что потушенный фитиль. Что же это такое? Ощущение, когда каждая твоя клеточка существует сама по себе, когда земля больше не притягивает к себе, когда все невозможное – возможно, и, в то же время, абсолютно все равно, что произойдет в следующий миг.

Он мог отпустить меня. Он мог оставить меня здесь одну и сказать, что я сама во всем виновата. Что совратила его, и продолжения у одноразового секса не будет. Но он провел носом по моей щеке и поцеловал меня. Нежное прикосновение его губ обволокло мое тело, движения его языка согрели меня больше, чем то, что я испытала только что.

Не знаю, сколько времени мы провели в той самой душевой кабинке. Он продолжал целовать меня, а я все отвечала ему, не в силах отпустить и отстраниться. Когда, наконец, мое тело заскользило вниз, и стопы коснулись теплых пальцев его ног, я поняла, что все равно прижимаюсь к нему, что все еще не могу его отпустить.

Он погладил меня по спине, зарылся носом в волосы и стоял так, не шевелясь и не пытаясь отстраниться. В тот миг я не чувствовала опустошенности внутри себя. Не было места и страху в моем сознании. Я была полна сил. Поступки, последствия… Он давал мне обещание. Не словами – действиями своими он говорил мне, что все это что-то значит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я думала, что это что-то значит. Я верила, что это – начало чего-то очень большого и важного для меня. Как же я ошиблась тогда…

Когда в мое сознание закралось первое сомнение? Когда он не пришел ко мне в ординаторскую, хотя я рассчитывала увидеть его еще раз до прихода коллег на работу? Когда разбудил в семь утра, обратившись официально? Может, когда не спросил, что же я делаю сегодня вечером, кроме того, что собираюсь выспаться?

Я не стала беспокоить его, ссылаясь на правила, которые сковывали нас. Я не зашла к нему в кабинет без приглашения, когда очень хотелось заглянуть и просто улыбнуться, увидев его удивленное лицо. И он не пригласил меня к себе. Нет, не пригласил…

Сухое «до завтра» обрушилось на меня в конце рабочего дня. «До свидания», – ответила я, предполагая, что он подождет меня на улице, затаится на стоянке возле моего автомобиля. Я быстро засеменила в раздевалку. Наспех переоделась и вышла на парковку. И там его не оказалось… Нет, там его не было.

Я махнула на все рукой, и подумала о том, что мы обязательно увидимся завтра. И тогда, завтра, я выпью вкусный чай в его кабинете и задержусь там немного дольше, чем положено… Я думала о том, как сильно я проголодалась, и сколько еды может вместить в себя мой желудок. Я легла спать и провалилась в забытье уже через минуту. И проснулась в шесть утра, вместо пяти, правда, с зареванным лицом, но это было уже неважно.

Я увижу его снова. Сегодня я увижу его опять. И обязательно поцелую первой, когда мы останемся одни. Или, поиздевавшись немного, позволю ему поцеловать меня…

Когда же, наконец, я все поняла? Да в тот же день. Помню, как пришла на работу раньше всех. Он задерживался и объявился только в восемь часов утра, вместо привычных семи тридцати. Встретив меня в коридоре, он сказал мне: «Здравствуйте». Но это слово прозвучало глухо, бессмысленно, ведь он даже не посмотрел на меня… Я не собиралась думать об этом, не хотела. Но, все-таки, пришлось.

Одьен зашел в ординаторскую около десяти утра.

– Где все?

– В операционной, – пожала плечами я и, естественно, улыбнулась.

– Тогда сейчас зайдите ко мне, пожалуйста.

И я полетела за ним со всех ног. Сердце быстрее застучало в груди, словно собиралось выскочить оттуда и зажить собственной, самостоятельной жизнью. На сестринском посту никого не было, и я еще раз подумала о том, что все складывается как нельзя лучше!

И вот он закрыл за мной дверь. Но почему не на замок? Странно.

– Присаживайтесь, доктор Ней.

Я замерла около двери не в силах здраво оценить происходящее. Мы одни, наедине. Вчера у нас был секс! И после секса все было почти что ясно! Почти… Тогда, откуда это официальное «присаживайтесь, доктор Ней?»

– Не стойте, проходите, – повторил он и присел за свой рабочий стол.

Наверное, именно тогда я все поняла. Глухое, немое молчание в груди, сдавленное горло и ком, который уже невозможно сглотнуть. Я почувствовала себя мерзко. Грязной я ощутила себя.

Ноги сами дошагали до стула, и я опустилась на сидение. Что он скажет? А важно ли это на самом деле? Наверное, было уже неважно, но слушать, все-таки, пришлось.

– Алексис, – начал он, не поднимая на меня своих красивых глаз. – Мы должны поговорить с тобой о произошедшем и расставить все точки над «i».

Как быстро он перешел на «ты». Для этого шага ему понадобилось всего лишь несколько минут…

– Я слушаю, – отрешенным голосом произнесла я.

– Того, что случилось, исправить я не могу. Мне очень жаль, что я допустил эту ошибку и, очевидно, был неправ. Мне было хорошо с тобой, не спорю. Но я не искал привязанностей, не хотел отношений. Я был свободным – и это меня вполне устраивало. Я не склонен заводить интрижки на работе. Мы оба хирурги, и прекрасно знаем, чем все это, обычно, заканчивается. Поэтому, давай забудем обо всем и будем вести себя, как взрослые люди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Какая краткая, но емкая речь. Наверное, он очень долго готовил ее. Возможно, даже репетировал перед зеркалом. Он ни разу не посмотрел на меня, и голос его звучал настолько уверенно, что это даже вызывало некое уважение. Раздавить человека вот так… Растоптать женщину несколькими фразами… Не каждому такое дано… А вот он справился со своей задачей блестяще.