Великая легенда - Рекс Стаут

Кисеей гнал лошадей, а я, наклоняясь с квадриги, рубил мечом направо и налево. Неожиданная атака не дала эфирцам опомниться.

Внезапно я почувствовал, что колесница накренилась вправо. Подняв взгляд, я с ужасом обнаружил, что Кисеей направил лошадей к центру греческой армии. Я кричал ему, чтобы он опомнился, но мои слова тонули в грохоте битвы. Кисеей вел нас навстречу гибели, а мне оставалось только покрепче схватиться за копье и надеяться на удачу.

Кони мчались вперед, сметая все на своем пути.

Троянцы с проклятиями отскакивали в сторону, а греки прыгали к поводьям, но в результате оказывались под копытами.

Один смог ухватиться за стремя, но тут же упал с моим дротиком в груди. Меткий удар придал мне уверенности.

Греки швыряли в нас копья, но ни одно не попало в цель.

Наконец Кисеей добрался до желанной цели. От представшего нам зрелища душа могла уйти в пятки и у человека посмелее меня. Ахилл и Агамемнон, возглавлявшие отряд воинов из Эвбеи[88]], теснили троянцев, которые под командованием Энея, Ифитиона, троих сыновей Приама и других героев из последних сил удерживали свои позиции. Давка была настолько сильной, что наша колесница остановилась.

Кисеей спрыгнул наземь с копьем в руке; я устремился за ним. В следующий момент мы оказались в самой гуще битвы, кипевшей вокруг Ахилла. Я увидел, как Ифитион упал с раздробленным копьем черепом.

Дюжина троянцев бросилась на могучего грека, но он мигом пронзил дротиком Полидора, любимого младшего сына Приама, чьи горячая кровь и неопытность привели его к смерти.

— Вперед! — взревел Кисеей, придя в ярость при виде гибели Полидора.

Но никто не мог противостоять Ахиллу или заставить его отступить хотя бы на дюйм. Демолеон, сын старого Антенора, стал его следующей жертвой, сраженный сокрушительным ударом меча по голове.

Какой-то миг троянцы колебались, и Ахилл рванулся вперед. Казалось, его быстро вращающийся меч описывает в воздухе огненные круги.

Офрионей, возлюбленный Кассандры, рухнул наземь, разрубленный надвое. Демох, сын Филетора, и Дриоп полегли рядом. Перепрыгнув через тело Дриопа, я оказался лицом к лицу с грозным греком.

Могучий и неуязвимый Ахилл стоял в пяти шагах от меня. Он отбросил щит, сжимая в правой руке свой сверкающий меч. Глаза мрачно поблескивали на покрытом грязью и потом лице; доспехи покраснели от крови врагов.

«Мое время пришло», — подумал я.

Охваченный гневом и страхом, ибо, как уже было сказано, я отнюдь не герой, я устремился вперед, моля богов даровать мне силу.

Глава 18

Я получаю свое

Но Кисеей опередил меня, взмахнув копьем. Он был вдвое сильнее меня, однако Ахилл с легкостью парировал удар. Один взмах грозного меча — и мой друг упал мне на руки с головой, держащейся на клочке кожи, забрызгав меня кровью.

Меч сверкнул вновь, но тяжесть тела Киссея притянула меня к земле, и он просвистел у меня над головой.

С меня было довольно. Кроме того, мне следовало исполнить долг перед покойным другом. Сверхчеловеческим усилием я отскочил назад, волоча за собой Киссея; еще одно усилие — и я был вне опасности.

Я не видел гибели Мулия, Эхекла, Девкалиона, Ригма, Арейфоя — обо всем этом мне рассказали впоследствии. Держа под мышкой голову Киссея и таща его тело другой рукой, я смог добраться до нашей колесницы, которая чудом осталась там же, где мы ее покинули.

Слыша вокруг шум битвы и бросив последний взгляд на моих товарищей, все еще яростно атакующих Ахилла, я бросил в квадригу мою кровавую ношу, вскочил на место возницы, подобрал поводья и погнал лошадей к Трое.

Я ни разу не останавливался, пока не оказался перед входом в большой мраморный дом на улице Иды, где всего несколько часов назад завтракал с моим другом. Меня попытались задержать у ворот, а когда я ехал по городу, тысячи голосов требовали у меня новостей о сражении, женщины и дети со всех сторон бросались ко мне, едва избегая лошадиных копыт. Но я не слушал ничьих просьб.

Когда я спрыгнул с колесницы, дверь дома распахнулась и Лимет, престарелый отец Киссея, появился на пороге, поддерживаемый Клименом. Увидев, что я один, и поняв все по моему искаженному горем лицу и окровавленным доспехам, он воздел руки к небу с криком «Кисеей! Сын мой!» и упал без чувств на мраморный пол.

Вдвоем с Клименом мы отнесли его в дом, поручив заботам рабов, а потом вернулись к колеснице за телом Киссея. Я вспомнил тот день, когда возвращался с поля битвы, оставив труп моего брата Фегея на милость Диомеда, и мои глаза обожгли слезы.

В то же время я был благодарен за собственное спасение — впервые мне пришло в голову, что моя жизнь находится под особой защитой. Не богов — я не верил в эту чушь, — а судьбы.

Пообещав Климену, что приду сам или пришлю кого-нибудь из моих друзей позаботиться о Лимете и организовать похороны Киссея, я отправился во дворец. Колесницу я оставил на попечение Климена — она была сплошь забрызгана кровью и грязью, так что я предпочел идти пешком.

Прибыв во дворец, я стал подниматься в свои покои на втором этаже. Но в главном коридоре меня остановил начальник стражи, сообщив, что царь Приам, услышав о моем возвращении с поля, требует моего присутствия на Скейских башнях. Я отправился туда, не снимая окровавленных доспехов.

Мое появление вызвало сенсацию. Все окружили меня, требуя новостей. Но я двинулся прямо к трону царя Приама:

— Я вернулся с поля битвы, о царь…

Он прервал меня:

— Ахилл появился на поле?

— Да.

В толпе послышались возбужденные голоса; на лицах людей было написано выражение напряженного ожидания. По приказу царя я поведал об утренних событиях, но не сумел заставить себя упомянуть о гибели Полидора, младшего сына Приама. Эту тяжкую задачу я предоставил другим устам.

Когда царь покончил с расспросами, меня атаковали другие — утолить их любопытство было невозможно. Все аплодировали Энею за вызов, брошенный им Ахиллу, и благодарили богов за его спасение.

Поликсена не давала мне покоя:

— Как выглядел Ахилл? Он бы убил Энея, если бы не поскользнулся и не упал, верно? Никто бы не смог его удержать? Он был великолепен, как бог, не так ли?

Мне показалось или он носит на рукаве доспехов розовую ленту?

Я думал, что она никогда не умолкнет.

Потом меня окружили Елена и ее служанки, жаждущие новостей о спартанцах. Но я не видел никого из них — даже Менелая. Услышав это, Елена подала знак Эфре и Климене отойти, подошла ко мне с таинственным видом и осведомилась вполголоса:

— Парис был на поле?

Удивленный, я ответил отрицательно, добавив, что думал встретить его здесь.

— Нет, — отозвалась Елена. — Сегодня он не был на башнях. Он рано облачился в доспехи и сказал, что отправится на поле. Ты уверен, что его там не было?

— Да. Ты ведь знаешь — его туда калачом не заманишь.

— Да, но он сказал…

Поступки Париса меня не слишком волновали, и я выбросил его из головы, решив про себя, что он проводит время с какой-нибудь девкой. Кроме того, мне не терпелось вернуться в свои покои, поэтому я скоро простился с Еленой и попросил у Приама позволения удалиться.

Не теряя времени, я пробился сквозь толпу к проходу Семи колонн, спустился по винтовой лестнице и пошел назад во дворец.

В ответ на мой стук Ферейн отпер дверь. Сначала меня удивил испуг на его лице, но, решив, что он вызван моими окровавленными доспехами, я направился в свою комнату.

Я уже приготовился снять доспехи, когда мне пришло в голову, что было бы недурно показаться Гекамеде покрытым кровью сражения. Возможно, это глупая мысль, но мне не стыдно в ней признаться.

— Дочь Арсиноя в своей комнате? — спросил я Ферейна. Вопрос был задан исключительно для проформы, ибо я не сомневался, что она там. Но, к моему удивлению, он ответил:

— Нет, господин.

Я бросил на него быстрый взгляд. В его голосе мне послышались страх и неуверенность.

— Где же она тогда? — осведомился я.

— Не знаю, — ответил Ферейн после паузы.

— Как это не знаешь? Что ты имеешь в виду?

Ферейн отвел взгляд:

— Она уже давно ушла с мужчиной. Я не знаю, куда они направились.

В голове у меня мелькнуло, страшное подозрение.

Я схватил Ферейна за плечо, но, поняв, что угрозы не помогут, отпустил его и попытался говорить спокойно:

— А где Гортина?

— В кухне.

— Она видела мужчину, с которым ушла Гекамеда?

— Нет.

— А ты?

— Да.

— Давно он был здесь?

— Примерно в середине второго часа.

Ферейн отвечал достаточно охотно, и я начал сомневаться в моих подозрениях.

— Говоришь, ты видел его?

— Да.

— Кто он?

Ферейн колебался — его глаза бегали из стороны в сторону.

— Не знаю.

На его лице было написано, что он лжет. У меня не было времени уговаривать слугу — дорога была каждая минута. Я взял со стола меч и поднял его.