Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия

В последний раз.

Родительница на секунду тушуется. Словно сомневается. Но уже спустя секунду в голубых глазах, которые так похожи на мои, загорается огонь уверенности в том, что она говорит.

— Не смей играть на моих чувствах! — Шипит она. И вдруг выходит из себя.

Выскакивает из кухни. Несётся вглубь квартиры, а затем возвращается с коробкой в руках. Той самой коробкой, внутри которой дорогущее платье. Трясёт ей перед моим лицом.

— Что это? Где ты это взяла? Хочешь сказать, что подрабатывала честным трудом? — Чуть ли не плюётся слюной от охватившего её гнева. — Я знаю, сколько стоят такие платья. Да ты бы за месяц не заработала столько на вечерних подработках!

— Это подарок! — Отчаянно всхлипываю я. — Не знаю, как тебя убедить! Заставить поверить мне! — Но вдруг в голову приходит мысль. — Хочешь, прямо сейчас, пойдём к гинекологу! Пусть он при тебе меня осмотрит и подтвердит, что я ничем таким не занимаюсь! — Под конец фразы уже и я прихожу в ярость от обиды, которая гложет с самого детства.

— Деньги бы я ещё не тратила! Лишние что ли?

Швыряет коробку на уголок. Та распахивается, и платье вылетает наружу. Каким-то чудом миновав жирную тарелку с картошкой.

Я бросаюсь к подарку и с трепетом, осторожно укладываю платье внутрь. Губы трясутся, когда я произношу тихое:

— Чего ты хочешь, мам? Чего ты добиваешься?

— Чтобы ты прекратила позорить семью!

— Да чем? Тем, что всеми силами стараюсь быть лучшей во всём и заслужить твою любовь? — Выпаливаю я, ощущая, как по щекам всё же бегут дорожки слёз. — Я позорю вашу семью лишь в твоём воображении! — Намеренно разделяю их с отчимом и Никитой, и себя.

Мама вдруг меняется в лице. Оно становится холодным, жёстким и безразличным.

— Ты перешла черту Арина. Я не намерена больше терпеть такое отношение. Собирай вещи и выметайся. Может, хоть так поймёшь, сколько мы для тебя сделали и сколько в тебя вложили! Прав был Олег, никакого уважения, только бесполезная трата денег на тебя впустую!

Внутри всё холодеет. Онемевает. Я больше не думаю. Запрещаю себе это делать, чтобы не поддаться эмоциям и не сорваться в истерику. Хватаю коробку с платьем, несусь к себе в комнату. Достаю из шкафа небольшой чемоданчик. Вещей у меня немного, поэтому на то, чтобы их собрать, у меня уходит не больше пяти минут.

Мать всё это время стоит в дверном проёме, опираясь плечом о косяк, и просто смотрит. На её лице, кроме презрения, ничего больше нет. Ни единой эмоции. Никакого сожаления. Словно так и нужно — выгонять дочь из дома из-за слухов.

Простых слухов! Боже…

— Так и думала, — бросает мне… женщина, родившая меня, когда я прохожу мимо неё в коридор. — Раз собрала манатки, значит, есть куда идти. Любовничек ждёт?

Я не понимаю, почему она продолжает меня жалить. Почему не замолчит хоть на несколько минут. И не понимаю, почему не останавливает. Неужели это реальность? Моя родная мать выгоняет меня из дома и никак этому не препятствует…

С силой зажмуриваюсь и сглатываю огромный ком в горле. Тело ледяное от шока и стресса. От неприятия происходящего. Но я напоминаю себе, что это реальность. И что мне нужно идти…

Куда? Не знаю… Придумаю… Что-нибудь придумаю…

Я нервно обуваюсь, блокируя любую попытку думать о чём бы то ни было, когда слышу:

— Телефон верни. Никитке как раз собирались покупать. А ты… — Её взгляд цепляется за коробку в моих руках. — Ты и без нас проживёшь. — Словно успокаивает себя и снимает ответственность за всё.

Мать тянет ко мне руку в ожидании. А я замираю и холодею ещё больше. Разбитый телефон лежит на дне моего рюкзака. Экран весь в паутинке из трещин и просто отдать его и уйти не получится.

— Что с ним? — Улавливает тревогу на моём лице. — Отвечай, Арина! — Грозно.

— У меня нет телефона… Его… — Не знаю почему, но решаю солгать. — Его украли. Вчера.

Мать белеет от ярости. А в следующий миг подлетает ко мне. Вырывает рюкзак из моих рук и вытряхивает всё его содержимое наружу. На пол летят две книги, несколько тетрадей, пенал с канцелярией, небольшая косметичка, разбитый телефон и…

И новенький яблочный смартфон в упаковке.

Мы с мамой обе таращимся на небольшую коробочку с телефоном около минуты. В полнейшем молчании.

Откуда?..

Я не успеваю додумать мысль, потому что ответ приходит моментально — Глеб.

И платье и яблочный смартфон последней модели — его рук дело. Сомнений больше не остаётся.

Но как же не вовремя…

Почему сейчас? И когда он вообще успел купить и подкинуть телефон?

— Шлюха продажная… — Сбоку раздаётся шепот матери полный ярости. — Могла сказать, что тебя спонсируют, чтобы мы не тратились. А тебе мало! У нас вымогаешь, зная, каким тяжким трудом Олегу достаются деньги, так ещё и наглости хватает у хахаля своего второй выпрашивать.

Она подлетает ко мне, наклоняется и поднимает с пола мой старенький смартфон и с выражением крайнего изумления смотрит на трещины, ползущие по всему экрану.

— Ты его разбила?! — Поднимает руку с зажатым в ней аппаратом и трясёт у меня перед носом. А затем размахивается и бьёт меня по щеке. Кожу сначала обжигает, и лишь после приходит боль. — Теперь понятно, почему я сутки не могла до тебя дозвониться. — Её всю трясёт от злости. — Проваливай! Выметайся из дома, гадина! — Кричит мать и тычет пальцем в дверь. — И забудь дорогу сюда. Хватит, наигралась.

Пустота — вот что я испытываю после её слов.

Молча наклоняюсь и собираю раскиданные вещи в рюкзак. В этот момент хочется проснуться, но, к сожалению, всё это реальность. Меня не просто трясёт, меня всю колошматит. Грудь будто тисками сдавило. Каждый вдох даётся мне с трудом.

— Это в качестве компенсации за впустую потраченные на тебя деньги. — Мать подбирает яблочный смартфон и судорожно прячет его себе подмышку. Её стопа нервно дёргается в ожидании, пока я уйду.

Я больше не поднимаю глаза на её лицо. Не хочу видеть… Не хочу… Это выше моих сил.

— Пока… мам. — Выдавливаю сквозь ком в горле. Сквозь тиски на голосовых связках.

— Не строй из себя жертву! — Шипит она в ответ.

И я больше не слушаю. Открываю дверь. Выхожу. И, казалось, разве может быть хуже? Оказывается, может.

На лестничной площадке стоит Афанасия Никифоровна и охает, хватаясь за сердце.

— Не приведи господь такую дочь никому… Бедная Олечка… — Причитает старушка, провожая меня круглыми и выпученными от ужаса глазами. Притворными или нет — уже сторонний вопрос. И абсолютно меня не касающийся.

Идти мне некуда. Звонить не с чего. Просить о помощи — тоже.

— Ой, и не говорите, Никифоровна… — Доносится до меня жалостливый голос матери. — Я сама в шоке… Думала, в колени упадёт, будет прощения просить… Разве я бы не простила? А она… Ох! Только подтвердила опасения. Раз ушла — есть куда идти…

— Не вини себя, Олечка…

Я не хочу это слушать. Я уже даже не вижу их, спускаясь по лестнице, но эхо доносит до меня их голоса и разговор.

— Да как же… Не уследила, не воспитала!

— Может, одумается? Вернётся?

— Ой, Афанасия Никифоровна, позор… Позор на мою голову…

Больше я не слышу, потому что спускаюсь на последних этажах на максимальной скорости, которую могу себе позволить с рюкзаком на плече и чемоданом и коробкой в руках.

Глава 18

Во дворике тихо. На удивление. Вечереет. Оранжевое солнышко, будто в насмешку, окрашивает высотные дома в весёлые краски. Я поднимаю голову вверх и позволяю себе разрыдаться. Слёзы крупными каплями стекают по лицу вниз и тонут в волосах. Судорожно всхлипывая, опускаюсь на корточки и утыкаюсь лбом колени.

В голове роится хаос мыслей: почему, за что, как так? Но ответа у меня нет. Лишь жгучая обида на весь мир.

Куда мне идти? Где взять средства на существование? Завтра пары, а я абсолютно не готова… Да и за учёбу теперь нечем платить. Единственные, к кому бы я сейчас могла обратиться за помощью — Красновы. Но я не помню их номера и не знаю, где они живут.