Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

утверждался на престоле. В то же время варвары нахлынули с севера: Германцы вторглись в Италию и опустошали Галлию, Сарматы Паннонию и Готфы проникли в Грецию и Малую Азию, и Парфяне наступили на Сирию. Это было начало того страшного движения народов, которое сто лет спустя поколебало в основаниях ветхую монархию Рима и одним неиссякаемым потоком наполнило Европу дикими племенами Азии.

И посреди смятения земли являлся Промысл Божий о Церкви. Варвары, увлекшие в плен многих христиан, епископов и пресвитеров, впервые озарились светом Христовым. Тронутые высокими добродетелями своих пленных, пораженные чудными исцелениями, какие совершались руками узников, они со смирением уверовали в Того, чье сильное Имя творило такие необычайные знамения между ними. С нашествием варваров постигли и другие бедствия империю: землетрясения по разным местам и моровое поветрие почти повсеместно. В Риме и в Александрии умирали до 1000 человек в день, и в этом случае опять явилась в полном блеске добродетель христиан; ибо, по внушению своих пастырей, жертвуя собственною жизнью, они непрестанно заботились о болящих, которых с холодным равнодушием покидали язычники на улицах и в домах.

Два Дионисия предстояли тогда Церквам Рима и Александрии, но первый начинал свое поприще, второй же в маститой старости довершал подвиг святой жизни; последними писаниями рассеивал он заблуждения епископа Непоса и Милленариев о том, будто еще прежде кончины мира будет тысячелетнее земное царство Христово и святых. Это ложное истолкование слов Апокалипсиса и в последующие времена несколько раз волновало умы. Св. Дионисий ясным изложением догмата о Св. Троице принужден был оправдывать и самого себя от нареканий, будто бы неправильно выразился о лице Сына Божия, говоря против ереси Савеллия, и убедительно доказал свое православие. Столь великим уважением пользовался на востоке первосвятитель, что даже послание его о времени празднования Пасхи признано было впоследствии каноническим, наравне с правилами Соборов, подобно как и послание современного ему чудотворца Неокесарийского Григория о степенях покаяния для падших в нашествии варваров. Оба великие светильника востока отошли к Господу в одно время, исполненные дней и деяний. Григорий в час блаженной кончины спросил, много ли еще язычников в Неокесарии? «Только семнадцать», — отвечали ему, и он воздал хвалу Богу, что, обретя не более семнадцати верных, когда пришел на епископию, оставлял в день отшествия своего столь же мало необращенных, сколько нашел тогда христиан в целом городе.

Однако в сам год своей кончины оба пастыря еще однажды и в последний раз отслужили Церкви: Дионисий — советом, Григорий же — личным присутствием на соборе Антиохийском, созванном против местного епископа Павла Самосатского. Надменный преемник кроткого Димитриана, неблагочестивый в образе жизни, еще более неблагочестив был по образу мыслей, ибо не веровал Божеству Христову и в темных выражениях старался затмить основные догматы о единосущии и равенстве Сына с Отцом, останавливаясь, преимущественно, на человечестве Господа. Знаменитый Фирмилиан, епископ кесарии Каппадокийской, председательствовал на соборе вместе с Григорием чудотворцем и братом его Афинодором и другими первостепенными епископами: Феоктистом кесарии Палестинской, Именеем Иерусалимским, Геленом Тарсийским, Никомахом Иконийским и Максимом города Востры. Они, со множеством пресвитеров и диаконов, обличили торжественно лжеучение Павла, и в надежде на его обращение не произнесли над ним решительного суда. Но Павел, полагаясь на покровительство Зиновии, царицы Пальмирской, которой власть простиралась по всему востоку, продолжал проповедовать свою ересь словом и писанием.

264-й от Рождества Христова

Между тем Дионисий, Григорий и сам председатель собора Фирмилиан, столь сильно его обличавшие, преставились один за другим прежде, нежели соединился второй собор из тех же епископов. Они собрались, хотя и опечаленные утратою трех великих иерархов, и, обличив еще раз жизнь и учение Павла, лишили его сана и общения церковного; потом поставили на место его Домна, сына бывшего епископа Антиохийского Димитриана, и окружными посланиями известили Дионисия Римского, Максима Александрийского, преемника св. Дионисия и все прочие Церкви. Однако же смятение продолжалось, потому что Павел, противясь власти церковной, не хотел оставить Антиохию, доколе не пришел на восток новый император Аврелиан и не покорил Антиохию и Пальмиру, захватив в плен саму царицу Зиновию для украшения своего триумфа в Риме. Сперва благоприятный христианам, он приказал с бесчестием изгнать Павла из дома церковного и признавать епископом Антиохии того только, кто будет в общении с Римским, но впоследствии воздвиг сам гонение против христиан, которое считается девятым. Оно было кратковременно, ибо Аврелиан вскоре пал от руки близких за свою жестокость. Проб, Кар и, наконец, Диоклетиан, один после другого, заступали его место.

Прежде, нежели воздвиглась при Диоклетиане последняя жестокая борьба язычников с Христианством, философия эллинская еще однажды вооружилась против Божественной истины Евангелия, и слабые ее усилия произвели двух мужей, известных своим учением на Западе. Плотин, почерпнувший образование в Александрии, в одно время с Оригеном и у того же наставника Аммония, пошел совершенно иною стезею и, придерживаясь более учения Платонова, сосредоточил в себе прочие системы философские — стоиков, Пифагора и Аристотеля, чтобы приблизиться к истине, которую, однако же, не мог обрести вне Христа. Славнейшим из учеников его был друг императора Галлиена, Порфирий, который, происходя от племени христианского, питал сильную ненависть к вере им оставленной и, следуя примеру Цельса, написал книгу, исполненную хулы против учения Христова, но многие из пастырей Церкви обличили его гордое невежество, и в особенности ученый епископ Тира, Мефодий, пострадавший в последнее гонение. Образованные язычники, подобно Филострату и другим, чувствуя всю нелепость идолопоклонства, усиливались, как свидетельствует историк Евсевий, составить для себя новую религию из Христианства и язычества: не оставляя, впрочем, многобожия и проповедуя также поклонение единому высшему Богу, они почитали меньших богов своих только силами, движущими природу.

277-й от Рождества Христова

На востоке в то же время явилась другая философия, исполненная мифов Персидских, которая, перейдя на запад и смешавшись с учением Христианским, образовала сильную и продолжительную секту манихеев. Основатель ее Манес, происхождения рабского между Персами, заимствовал свои ложные мнения в найденных им книгах одного умствователя Персидского, который сам колебался между Христианством, Иудейством и язычеством. Присоединив еще к суетной его философии учение магов, Манес возмечтал быть Параклитом, т. е. утешителем, Духом Святым, и творить чудеса, но покушения его оказались неудачными; обещав исцелить сына царя Персидского, он уморил младенца и принужден был бежать в Месопотамию. Там укрылся в малом замке близ города Касхарь и одному из благочестивых жителей впервые изложил свое хульное учение, но ревностный епископ города Архелай, узнав о том, вызвал на состязание Манеса и в