Жестокий поцелуй - М. Джеймс

Я не показываю виду, что мне больно, потому что не хочу, чтобы он останавливался. Мне нравится это, ощущение того, как он прижимается ко мне, наполняет меня, обладает тем, что я ему дала. Я знаю, что никогда больше не почувствую ничего подобного, что какому бы жадному, высокомерному мужчине мой отец ни отдал меня, он никогда не сможет разжечь такой же огонь, этот отчаянный магнетизм, который, кажется, возник между Найлом и мной. Это похоже на прилив, на волны, его тело прижимается к моему и отстраняется, его язык погружается в мой рот, исследуя. Я прижимаюсь к нему, обхватывая руками его плечи и бедра, сжимая его бедра, желая большего, желая всего.

На этот раз он не стал задумываться о презервативе, и я рада. Я хочу, чтобы между нами ничего не было, никаких барьеров, только горячая, напрягающаяся плоть и удовольствие, которое поглощает нас обоих. Его стоны у меня над ухом заводят меня гораздо больше, его вздохи, осознание того, что это я делаю это, заставляя его чувствовать то же самое.

На этот раз это длится дольше, и я чувствую себя лучше, больше похоже на то, что я понимаю, что делаю, пусть и слабо. К движению тел нужно немного привыкнуть, найти ритм толчков Найла, но с ним мне кажется легче, чем я думала. И он внимателен ко мне, находит время, чтобы прикоснуться ко мне, даже когда его толчки ускоряются с торопливой настойчивостью ради его собственного удовольствия, играя с моей грудью, моим клитором, пока я не чувствую еще один прилив того удовольствия, которое было до этого, разливающегося внутри меня.

— Кончи для меня, — шепчет Найл мне на ухо, и я делаю именно это, прижимаясь к нему, чувствуя, как будто я расхожусь по швам, разбиваюсь вдребезги, а затем снова собираюсь воедино. Я дрожу под ним, выгибаясь и постанывая, когда незнакомые ощущения захлестывают меня. Его руки гладят и успокаивают меня, когда он погружается в меня сильнее, быстрее, его тело напрягается от натиска собственного удовольствия.

Я чувствую, как он кончает, твердый и пульсирующий от жара, который, кажется, наполняет меня, растекаясь по всему телу, глубокий стон срывается с его губ, когда он откидывает голову назад. Я наблюдаю за ним, когда он кончает, за тем, как напрягается его челюсть и сгибаются руки, когда он упирается ладонями в подушки по обе стороны от моей головы, его лицо искажается от того, что может быть болью или удовольствием, но я знаю, что это последнее. Каждый его мускул тверд, его тело содрогается, когда его бедра прижимаются ко мне, и я чувствую отголоски своего собственного оргазма, его удовольствие подстегивает мое.

К тому времени, как Найл скатывается с меня, затаив дыхание, и ложится на бок, положив голову на подушку рядом с моей, я чувствую, что у меня все болит, но я витаю на седьмом небе от счастья, в восторге от того, как прошла ночь, и в то же время немного грустно, горько-сладкая боль в груди при мысли о том, что теперь все кончено. Я должна вернуться домой, и я никогда больше его не увижу. Я никогда больше не почувствую этого. Мне страстно хочется прижаться к нему, остаться, положив голову на подушку рядом с его головой, и заснуть в его объятиях, проснуться рядом с ним при солнечном свете, проникающем в окно, и чтобы утром он нежно занимался со мной любовью.

Это гормоны, твердо говорю я себе. Девственная прилипчивость. Я слышала шутки, которые отпускают охранники, когда думают, что невинные уши не могут слышать. Эти чувства нормальны, но они ничего не значат. Найл ничего не значит, кроме того, как я благодарна, что нашла его сегодня вечером и поделилась тем, что мы делали. Я думаю, что я тоже дала ему что-то, в чем он нуждался, даже если я не совсем уверена, что это было.

— Мне нужно идти, — тихо говорю я, оглядываясь на него. Я не хочу этого говорить, но я вижу, который час, и я знаю, что мне нужно уходить, если я собираюсь вернуться в лагерь, когда охрана снова сменится. — Мне жаль. Но если я останусь еще ненадолго, то засну, а сегодня вечером мне нужно быть дома.

Найл, к счастью, не задает вопросов о том, почему. Возможно, он делал это раньше, наверняка делал, и он знает процедуру. Мысль о том, что для него это рутина, причиняет мне легкую боль в груди, но я не обращаю на это внимания, встаю и выскальзываю из кровати. Я чувствую, как по мне пробегает легкая дрожь, когда я иду, чтобы забрать свое платье со стула, всю дорогу чувствуя на себе его взгляд.

— Позволь мне помочь с этим. — Его голос, глубокий и раскатистый, раздается у меня за спиной, когда я влезаю в платье и тянусь к молнии. Его пальцы скользят вверх по моей спине, когда он застегивает молнию на платье, оставляя после себя приятные мурашки, и я снова жалею, что мне приходится уезжать.

Я бы могла остаться в этом прекрасном сне еще ненадолго.

— Я пробуду в городе пару недель, если ты захочешь снова меня навестить. Я думаю, я мог бы просто немного побродить по Сангре, — Найл слегка улыбается мне, его темно-синие глаза не отрываются от моих. — На всякий случай. Никакого давления. — Он замолкает, его пальцы скользят по тыльной стороне моей ладони, и я глубоко, до боли осознаю, что он все еще голый. — Тебе нужно, чтобы я вызвал такси?

Вопрос пугает меня, и мне требуется секунда, чтобы ответить. Он такой добрый, добрее, чем я ожидала, и от этого боль в моей груди становится еще сильнее.

— Да, — наконец выдавливаю я. — Если ты не возражаешь. Мой телефон разрядился ранее. — Я повторяю ту же ложь, которую сказала женщине, которая меня подвозила, ненавидя лгать ему, но что еще немного лжи? Я наговорила ему сегодня кучу неправды, и ни одна из них никогда не будет иметь значения. Он даже не знает моего настоящего имени.

— Запросто. — Найл подходит к тумбочке у кровати, явно чувствуя себя комфортно в своей наготе, и я не упускаю возможности насладиться видом, запомнить его. Я хочу иметь возможность вспоминать о нем, об этом, позже, когда мне снова станет одиноко. В следующий раз, когда мои пальцы окажутся у меня между бедер, я не остановлюсь. И мне будет что представлять, пока я буду трогать себя.

Он делает несколько быстрых нажатий на