Хождение к Студеному морю - Камиль Фарухшинович Зиганшин

Короткий зимний день догорал. Низкое солнце, окрасив снег в желтый цвет, уже катилось по вершинам сопок. Пора вставать и обустраивать место ночевки, а Алдункан, высматривая подходящее место, все погоняет оленей. Наконец его внимание привлекла поваленная ель, усыпанная светло-коричневыми шишками. Где-то в феврале-марте они по извечному закону природы раскроются, и ель проведет свой последний посев. Густой барьер из зеленых лап хорошо защищал от ветра, и Алдункан решил заночевать тут.

При скудном свете вечерней зари, краснеющей на месте укатившегося светила, распрягли оленей, разгребли под палатку снег. Вырубили семь жердей. Шесть для двух пирамидок, а на седьмую, уложенную на них, привязали верх палатки. Натягивали скаты так, чтобы не было ни одной складки и слабины. Установили печурку, собрали трубу, запалили сушняк.

Вскоре в палатке потеплело, и они сняли шарфы и малицы. Дальше в такой мороз раздеваться не стоит. Развесив одежду для просушки, принялись за чай. Алдункан, как всегда, пил не из кружки, а из блюдца, которое всегда брал с собой. После чая раскурил трубку угольком, выхваченным из печурки, и снова завел свое монотонное песнопение.

Утром Корней, выбираясь из мехового куколя, нечаянно задел парусиновый скат, и на него посыпалась лавина холодных кристаллов инея. Торопливо набив в топку приготовленные с вечера полешки, скитник поджег завиток бересты и нырнул отогреваться в спальник, пока в палатке не потеплеет.

– Твоя молодец, дал отдыхать, – похвалил его Алдункан.

Разогнав кровь горячим чаем вприкуску с вяленой олениной, тронулись в путь. Туман, заливший все окрест, инеем оседал на ветвях деревьев, одежде, оленях.

На береговую террасу вышел табунок оленей, но, увидев людей, тут же умчался за увал.

– Согжои! Домашние подошли бы за подачкой, – определил эвенк.

До Лены оставалось не более пяти километров, когда выехали на очередную, судя по густым клубам пара, совсем свежую наледь. Берега обрывистые – не объехать. Слой льдистой кашицы все толще. Чтобы не намочить торбаса, Корней поднял ноги повыше. Олени же, стремясь быстрее выбраться на чистый лед, перешли на бег и в скитника полетели комья пропитанного водой снега.

Неожиданно впереди раздался оглушительный треск. Алдункан почему-то кубарем летит с нарт, а сами нарты и олени исчезают. Корнеевские важенки тут же встали, озираясь. Скитник бросился к эвенку на помощь, но тот уже поднялся и, показывая на темнеющий пролом, причитал:

– Все пропало! Все пропало!

Осторожно приблизившись к краю, Корней в полумраке разглядел и нарты, и оленей, стоящих по колено в воде. Он успел даже заметить уток, уплывающих вниз по течению.

Подобные полости подо льдом в этих краях обычное явление. После того как речка встанет, уровень воды в ней из-за вечной мерзлоты начинает резко падать, и полноводный до морозов поток превращается в ручеек. Замерзнуть повторно вода не может, так как присыпанная снегом ледяная крыша хорошо защищает от стужи. Некоторые сообразительные водоплавающие пользуются этим и не улетают. Зимуют в комфортных условиях подо льдом.

Видя, что Алдункан растерян, Корней не долго думая спрыгнул вниз. Освободив груз от стягивающих ремней, стал подавать ему промороженные оленьи туши. После чего вытолкал наверх пустые нарты. Осталось самое сложное – поднять оленей. К счастью, они вели себя спокойно и не противились, когда Корней обвязывал их ремнями. Вручив концы эвенку, подлезал под брюхо животного и приподнимал его. Алдункану оставалось лишь вытянуть его на лед.

– Уф! Корней, твоя молодец! – радовался эвенк, когда подняли последнего… Торбаса мокрые, по снегу ходи. Станет лед, потом отвалится.

Выехать сразу не получилось – на тяжело груженых нартах от удара сломалось несколько копыльев и лопнул один полоз. Провозившись с ремонтом до вечера, вынуждены были тут и заночевать, хотя до «Арктики» оставалось совсем немного.

К пароходу подъехали задолго до полудня. Алдункан получил расчет натурой и в тот же день поспешил в стойбище. Он до того был доволен обменом, что оставил важенок и нарты, на которых ехал Корней.

Растроганный скитник обнял оленевода:

– Алдункан, ты самый добрый эвенк. Дай Бог, чтобы все твое семейство и все твои олени были здоровы!

– Наша земля холодная. Надо согревать ее добротой. Тогда всем тепло будет, – ответил тот.

Дежуривший по камбузу Географ сварил оленину в самой большой кастрюле. Нежное, сочное мясо команде понравилось. Повеселевший механик даже пропел: «Эх, хорошо в стране Советской жить, эх, хорошо страной любимым быть…»

Нахваливая Корнея, все удивлялись тому, что в бульоне не попалось ни одной мелкой косточки.

– Отец матери научил разделывать по суставам, – объяснил тот.

На следующий день скитник соорудил для оленух в затишке у борта парохода навес из сухостоин и накрыл его брезентом. Днем выпускал важенок копытить на берегу ягель, а вечером подкармливал остатками с общего стола. Одну пачку соли высыпал в загоне прямо на снег и животные сами охотно возвращались к импровизированному солончаку на ночевку. Зная о приближении полярной ночи, «оленевод» каждый день запасал в мешки мох, лишайники, веточки тальника.

7 ноября на судне прошла демонстрация в честь 41-й годовщины Октябрьской революции. Капитан поднялся на верхнюю ступеньку трапа, а остальные ходили по палубе с красным знаменем и после слов «Да здравствует Великая Октябрьская революция!» дружно кричали: «Ур-р-ра! Уррр-аа-аа!»

По случаю праздника напекли пирогов с мясом и каждый получил по банке сгущенного молока.