Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

– Я нашел его в подвале часовни Святого Иосифа. Он там орудовал лопатой.

– Он только начал копать?

– Я говорил вам, что он был человеком одной страсти. Когда речь заходила о Шамплейне, он терял всякую рассудительность. Но вообще-то, он там нашел кое-что.

– Что?

– Несколько старых монет тысяча шестьсот двадцатых годов и два гроба. Один очень простой, он почти разрушился, но другой был на свинцовой основе. По нашей теории, Шамплейн, как и другие известные люди, должен был быть захоронен в освинцованном гробу.

– И на том самом месте стояла первая часовня, которая потом сгорела.

– Вы совсем не так невежественны, как хотите казаться, старший инспектор.

– Мое невежество не знает границ, святой отец.

– Те раскопки были немедленно остановлены городом. На них не было получено разрешения, и потому они были равносильны расхищению могил. Но потом Рено созвал прессу и устроил жуткий скандал. Шамплейн наконец обнаружен, сообщали таблоиды, однако злобные, боящиеся на шаг отступить от законов чиновники приостановили раскопки. Пресса решила подать это как сражение Давида с Голиафом. Маленький старый Огюстен Рено бесстрашно сражается за обнаружение останков основателя Квебека, а официальные археологи и политики препятствуют ему.

– Это, вероятно, должно было понравиться Обри Шевре.

Отец Себастьян хмыкнул:

– Главный археолог пребывал в бешенстве. Он раз десять приходил ко мне сюда, бушевал и бесился. Было непонятно, в какой мере его гнев направлен на Рено лично, а в какой вызван боязнью, что Рено может оказаться прав и этот маленький археолог-любитель сделал величайшее открытие, которое способно составить карьеру любого профессионала.

– Шамплейн.

– Отец Квебека.

– Но почему это так важно? Почему столько людей так отчаянно хотят узнать, где был похоронен Шамплейн?

– А вам это не важно?

– Безусловно, мне любопытно. И если бы его нашли, я бы пришел на его могилу и прочел все, что написано, об этой находке. Но я не воспринимаю это лично.

– Вы так думаете? Интересно, так ли оно на самом деле. Я вижу множество людей, которые не отдают себе отчета в том, что у них есть вера, убеждения, пока не оказываются на смертном одре. И вот тогда они обнаруживают, что это сидит где-то глубоко в них. Все время там было.

– Но Шамплейн был человеком, а не верой.

– Может быть, поначалу. Но он стал чем-то большим, чем вера. Для некоторых. Идемте со мной.

Отец Себастьян встал, подскочил к золотому распятию у алтаря, а потом поспешно вышел из опустевшей церкви. Гамаш последовал за ним. Вверх по каменным ступеням, через какие-то коридоры и наконец в маленький кабинет, заполненный книгами и бумагами. На стене висели две репродукции. Одна – распятого Христа, другая – Шамплейна.

Священник убрал журналы с двух стульев, и они сели.

– Шамплейн был удивительным человеком, но все же мы почти ничего о нем не знаем. Даже день его рождения – тайна. Мы не знаем, как он выглядел. Вот эта картина – она вам знакома?

Он показал на стену. Там висело известное каждому квебекцу, каждому канадцу изображение Шамплейна. С портрета смотрел человек лет тридцати, в зеленом дублете с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, худое, сильное, с большими задумчивыми глазами.

Самюэль де Шамплейн. Гамаш узнал бы его из тысячи.

Он кивнул.

– Это не он, – сказал отец Себастьян.

– Правда?

– Посмотрите-ка. – Себастьян вытащил том из забитого книгами шкафа. Раскрыв том, священник протянул его старшему инспектору. – Вам это не кажется знакомым?

Гамаш увидел портрет полноватого человека, стоящего перед окном, за которым виднелся зеленый пейзаж. Ему было лет тридцать, в зеленом дублете, с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, с большими задумчивыми глазами.

– Это Мишель Партиселли д’Эмери, счетовод Людовика Тринадцатого.

– Но это же Шамплейн, – сказал Гамаш. – Чуть поплотнее, и повернут в другую сторону, но в основном тот же самый человек, вплоть до одежды.

Ошеломленный, он вернул книгу священнику. Отец Себастьян улыбался и кивал.

– Кто-то взял этот образ, придал ему немного мужественности, чтобы он выглядел как отважный первооткрыватель, и назвал его Шамплейном.

– Но зачем это кому-то понадобилось? Если сохранились портреты мелких аристократов и торговцев, то разве нигде нет портрета Шамплейна?

Священник оживился, придвинулся к Гамашу:

– Нет ни одного прижизненного портрета Шамплейна. Мы понятия не имеем, как он выглядел. Но и это не все. Почему Шамплейн не получил здесь ни титула, ни земельного надела? Он даже не был официальным губернатором Квебека.

– Не преувеличили ли мы его значение? – спросил Гамаш и тут же пожалел о своих словах.

Священник снова ощетинился, словно Гамаш облил грязью его идола.

– Нет. Каждый имеющийся у нас документ подтверждает, что это истинный отец Квебека. Есть записи, сделанные современником-францисканцем. Францисканцы основали здесь миссию, построили часовню. Шамплейн завещал им половину своих денег. Он построил церковь, когда французы отбили Квебек у англичан. Он ведь ненавидел англичан, вы знаете.

– Трудно не ненавидеть врага. Я подозреваю, что англичане питали к нему такие же теплые чувства.

– Вероятно. Но не только потому, что они были врагами. Он считал англичан настоящими варварами. Жестокими, в особенности по отношению к индейцам. Из дневников Шамплейна известно, что у него были выстроены особые отношения с гуронами и алгонкинами. Они научили его выживать на этой земле и подробно рассказали обо всех речных путях сообщения. Он ненавидел англичан, потому что те убивали индейцев, а не сотрудничали с ними. Поймите меня правильно, Шамплейн тоже смотрел на индейцев как на дикарей. Но он знал, что может многому научиться у них, и пекся об их бессмертных душах.

– И о мехах, которые они добывали?

– Что ж, он был предпринимателем, – признал отец Себастьян.

Гамаш снова посмотрел на портрет, висевший на стене рядом с распятым Христом.

– Значит, нам неизвестно, как выглядел Шамплейн и где он похоронен. Что нам говорят о нем его дневники?

– Это тоже интересно. Они нам почти ничего не говорят. Это практически расписание поездок и сведения о повседневной жизни здесь, но о его личной жизни, мыслях или чувствах там ничего не сказано. Личная жизнь оставалась его личной жизнью.

– Даже в его собственных дневниках? Почему?

Себастьян воздел руки к потолку, демонстрируя недоумение:

– Есть кое-какие догадки на сей счет. Одна из них гласит, что он был шпионом французского короля. Другая еще более интригующая. Кое-кто утверждает, что он был сыном короля. Конечно, незаконным. Но это могло бы объяснить тайну его рождения и тайну, окружающую человека, который всей своей жизнью заслужил славу. Это, возможно, объясняет, почему он был отправлен сюда, на край света.

– Вы сказали, что Огюстен Рено нашел под одной из часовен освинцованный гроб и несколько монет. Но на этом раскопки приостановили. Может быть, Рено и в самом деле нашел Шамплейна?

– Хотите посмотреть?

Гамаш встал:

– С удовольствием.

Они двинулись назад тем же путем, оба остановились перед распятием, потом прошли по нефу к небольшой нише с маленьким алтарем, на котором горели свечи.

– Нам сюда.

Себастьян протиснулся за алтарь, прошел через крохотную арку. На уступе в стене стоял фонарь, и священник включил его, осветив тесное пространство. Луч света выхватил камни и остановился на гробу.

У Гамаша мурашки побежали по коже. Неужели это останки Шамплейна?

– Его открывали? – спросил Гамаш тихим голосом.

– Нет, – прошептал священник. – После того скандала город все же позволил Рено продолжать раскопки под наблюдением властей. Археологи возмущались потихоньку, но в общении с прессой говорили, что довольны компромиссом. Однако после рентгенографии и просмотра документов было решено, что это не Шамплейн, а гораздо более позднее захоронение какого-то незначительного кюре.

– Они в этом уверены? – Гамаш повернулся к отцу Себастьяну, едва видимому в темноте. – Вы сами уверены?

– Именно я убедил город продолжить раскопки. Я, вообще-то, уважал Рено. У него не было ученой степени или научной подготовки, но он был вовсе не глуп. И нашел кое-что, чего не нашли другие, включая и меня.

– Но нашел ли он Шамплейна?

– Только не здесь. Я хотел верить, что это он. Это могло бы стать огромной удачей для церкви, к нам потянулись бы люди, потекли деньги. Но когда мы разобрались во всем, все продумали, то решили, что это не может быть Шамплейн.