Золотарь - Лев Рыжков

– Ты вел себя так странно. – Слова Вероники снова приобрели вид легких белых облачков, до этого они были темные и напоминали скорее предгрозовые тучи. Кристоф определил, что она больше не гневается. – Я не могла понять: разыгрываешь ли ты меня, издеваешься ли надо мной или ты в самом деле сумасшедший.

– Я не разыгрывал тебя и не издевался. Это надо мной кто-то поиздевался, подсунув под самый нос эту гадкую жидкость. И я, кажется, знаю кто…

– Кристоф, милый! Зачем ты держишь около себя этого гадкого старика? Знаешь, что он мне наговорил?

– Не-а… Поцелуй меня.

Горячий, жадный поцелуй обжег Кристофа.

– Он сказал, что я не должна с тобою встречаться!

– Это почему же? – возмутился Кристоф.

– Не знаю… Он говорил, что я могу попасть в какую-то неприятную историю, если буду часто приезжать сюда.

– Вот так так! – Кристоф вскочил. – Немедленно! Сей же час ноги этого старикашки!… Черт знает что!…

Разгневанные его уста фигурально и буквально извергали молнии. Это еще больше распалило Кристофа.

– Как это понимать! Я не потерплю грязного интриганства в моем доме! Вероника! Если хочешь знать, он и меня пугал какими-то опасностями! Он либо хитрый интриган…

– Он просто сумасшедший! – сказала Вероника. – Кристоф! Мне надоело разговаривать о нем. Давай оставим эту тему.

– Хорошо, – сказал Кристоф. – Но завтра я всенепременнейше его выгоню! Отправлю к чертовой матери к ковырятелям, хлебателям и прочей сволочи!

Кристоф даже залюбовался повисшим в темноте огромным ярким восклицательным знаком. «Наверное, я действительно сумасшедший! – подумал он. – Этого же не существует в действительности!»

– Кто такие ковырятели, хлебатели и прочая сволочь? – спросила Вероника.

– Была у меня, – отвечал Кристоф, – такая прислуга… Всех к чертовой матери разогнал!…

– Поцелуй теперь ты меня! – сказала Вероника. – А то ты все сердишься и сердишься…

– Хорошо, больше не буду! – сказал Кристоф и с готовностью исполнил желание Вероники.

Раскаленная волна желания обожгла внутренности. Не понимая своих действий, Кристоф стал расстегивать многочисленные застежки Вероникиного платья.

– О Боже! Кристоф! Что ты делаешь?! – воскликнула Вероника. – Прекрати сейчас же!

– Молчи! Молчи, пожалуйста! Не надо слов! – И левой рукой Кристоф зажал графине рот, в то время как правая его рука отправилась в восхитительное путешествие по телу графини, по всем его мягкостям и округлостям.

– Боже! Боже! Боже! – стонала Вероника, когда Кристоф целовал ее нежную обнаженную грудь. – Боже! Остановись, пожалуйста, Кристоф, милый! Со мной никогда еще такого не было!

– Со мной тоже, – соврал Кристоф и продолжил поцелуй.

Кристоф закрыл глаза. Руки его высвобождали тело юной графини из тесного плена одежд, разрывали тончайшее белье, обрывки которого, как осенние листья, неспешно планировали на пол.

– Ох! – воскликнула Вероника и острыми ногтями прочертила на спине Кристофа кровавые борозды.

– Милый! – сказала Вероника, обнимая лежащего на спине Кристофа, глаза которого были закрыты. – Милый! Пойдем, посмотрим хотя бы окончание карнавала, мы и так уже все пропустили!… Нам пора идти. А то наши родители невесть что подумают…

– Уже подумали! – сказал Кристоф. – Ладно, одеваемся.

На лестнице по-прежнему раздавались звуки музыки, однако, к своему облегчению, Кристоф заметил, что он их уже больше не видит.

– Теперь-то с тобой все в порядке? – смеясь, спросила Вероника.

– Кажется, да…

– Чудненький ты мой! – Она не удержалась и поцеловала его в щеку. – Ты был бесподобен!

– Откуда ты научилась таким словам? – поморщился Кристоф.

Вероника снова рассмеялась чудесным звонким смехом.

– Просто я много читала французских книжек про любовь…

– Все равно, не говори больше такими словами. Мне они не нравятся.

– Хорошо, не буду. Ты только не поучай меня больше.

Зала кривых зеркал была переполнена. Обе госпожи баронессы и граф восседали в креслах. Два кресла пустовали. Звучала резкая, отрывистая музыка, которую производили пятеро слуг: конюх терзал бесформенную волынку, подметальщик залихватски чиркал смычком о струны старинной скрипки, кухарка колотила в огромный барабан, задуватель свечей, по ошибке оставшийся в замке и не отправившийся вслед за любителем пива, раздувал свои несусветно большие щеки, дуя в свирель. Пятым в этом оркестре оказался неведомо кем впущенный в стены замка сторож 0,5 шт. Он дудел в безобразно визгливую свистульку, совсем не в ноту и не в такт. При всем при этом он приплясывал, неуклюже перепрыгивая с одной задней лапы на другую, то и дело отрывал свою свистульку от необъятной зубастой пасти, кланялся и восклицал свое обычное: «Гы-ы-ы-ы!»

– А этот прохвост каким образом здесь оказался? – воскликнул Кристоф.

Тут же перед ним возник неожиданно угодливый дворецкий.

– Прошу извинения, господин барон! Это я распорядился на один вечер впустить беднягу в замок. Он промок, продрог, к тому же ему безумно хотелось выступить перед почтенными господами…

– Не слишком ли вы своевольничаете! – вспыхнул Кристоф. – Этой скотине место в зверинце!

– Туда он и будет завтра же отправлен, – сказал дворецкий. – Но сейчас, будьте любезны, не прогоняйте его. Посмотрите хотя бы, как аплодирует ему господин граф.

Действительно, отставной полковник, отставив чашу с хересом, жизнерадостно бил одной ладонью о другую.

– Браво! Браво, тысяча чертей! – проревел он зычным голосом. – Ай да орлы! Аи да молодцы! Таких бы ко мне в кавалерию, в полковой оркестр!… Браво! Верхен, доченька, ты уже здесь? Полюбуйся-ка на этих красавцев!

«Оркестр» почтительно раскланивался.

– Хорошо, – сказал Кристоф. – Пусть остается. Но завтра – немедленнейшим образом – сторожа – в зверинец! Со всеми свистульками!

– Будет исполнено, ваша милость! – сказал дворецкий, удаляясь.

Ровно через мгновение его фигура возникла уже в Центре залы.

– А сейчас, – объявил он, – в заключение нашего танцевального вечера – белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Музыку!

«Оркестр» грянул что-то среднее между менуэтом, Мазуркой и галопом – резкое, отрывистое, но вместе с тем вполне мелодичное.

Вероника подошла к Кристофу, скромно поклонилась. Кристоф вскочил с кресла, церемонно раскланялся. Взявшись за руки, они стали плести куртуазную фигуру медленного танца. Госпожа баронесса-старшая пригласила полковника, с радостью откликнувшегося на предложение потанцевать. Клара пригласила дворецкого. («Уж не любовь ли у них?» – промелькнула в голове Кристофа шальная мысль.) Прислуга, разбившись на пары, также танцевала, отбрасывая причудливые отражения на пол, стены и потолок. Объявляльщик «Кушать подано» грациозно выплясывал с тихоней-горничной, то и дело весьма фривольно нашептывая ей на ухо обе известные ему фразы; грузный водовоз галопировал с тощей прачкой; престарелый кастелян, приглашенный своей женой-кастеляншей, сучил тонкими ножками по зеркальному полу, выбиваясь из ритма.